Что дальше? Бандитов – много, он – один, без оружия, не знает, в каком месте здания держат Еву. И – разве можно об этом забыть? – ему надо освободить не только Еву, но и Анну с Грэгом, а это сокращает шансы – и без того несерьезные – выбраться живым из лагеря. Забрать Еву тоже будет чудом, однако зачем они вообще рисковали и возвращались сюда, если не освободят хотя бы Анну?
Это лишь рассуждения. Преодолеть ограду, кого-то спасти и выбраться наружу – одно это выглядит непосильной задачей. Если даже ликвидировать часового, вооружиться, нереально перестрелять остальных, в темноте. Один оставшийся в живых разбудит остальных. Всех, кто способен стрелять и драться. Если бы бодрствующих было всего несколько человек, максимум два-три, Иван мог бы убить одного за другим: сначала «снять» того, кто перемещается, затем выйти к северной стороне, недоступной взгляду тех, кто находится перед главным входом возле костра…
Иван застыл, будто совок наткнулся на камень. Такое чувство, что кто-то ткнул его в грудь чем-то твердым. Мысль, пришедшая так внезапно, казалось, едва не подбросила тело над землей. Как он не подумал об этом раньше?
Не в силах двигаться медленно и осторожно, он полез в рюкзак, а сердце трепыхалось, как птица в клетке, в которой приоткрыли дверцу.
21
Ева приподняла голову, прислушалась. Что-то происходило. Или это ее воображение? Давно наступила ночь, Ева порывалась встать и попытаться сделать хоть что-то, но всякий раз, неуверенная, откладывала это на потом: чем позже – тем больше шансов, что люди, расхаживающие перед зданием, уснут или просто потеряют бдительность от усталости.
Волк спал, посапывая. Они находились в одной комнате. Еве хозяин предоставил свою – наверняка только он в ней и спал – кровать, а сам улегся на стопку шкур и матрацев. Ева все еще не могла понять, что он за человек. Слишком много противоречий. Он не то чтобы не подходит на роль главаря банды, но самым естественным кандидатом его тоже не назовешь. В какой-то момент он казался прямым, даже прямолинейным и совершенно неискушенным в интригах, но уже в следующую минуту становился скрытным, опасным и пытающимся не просто обмануть своего собеседника, скорее загубить.
Поначалу Волк, казалось, расскажет Еве все до мелочей. Затем он сбавил обороты и затеял игру «прояви сообразительность». Он предоставил Еве собственную постель, однако даже не выпустил из комнаты. По нужде Еве пришлось пользоваться невесть откуда взявшимся горшком. Она смущалась, но настаивать, чтобы ее вывели и позволили сходить в туалет, не решилась. Впрочем, туалетов в здании не было, лишь на территории – несколько ям, закрытых грубо сколоченными досками, без крыши.
Методом проб и ошибок Ева догадалась, зачем она бандитам, на что с помощью ее появления в лагере рассчитывает Волк. Относилось ли это к кому-то из его подчиненных, Ева понять не смогла. Только Здоровяк заходил в комнату несколько раз в течение дня, больше никого она не видела, хотя Волк, дважды ненадолго покидавший комнату, мог переговорить с кем угодно.
Большую часть дня Ева и Волк проспали. Ева заснула первая, понимая, что к ночи должна быть отдохнувшей. У нее зрел план: она поняла, что надежда на Ивана извне невелика, и она вновь, как тогда, оказавшись с Грэгом и Анной, может рассчитывать лишь на себя. На некий удар изнутри. Мысль крепла по мере того, как она понимала, что устроить танец, который продержит бодрствующими большинство бандитов, не удастся.
Когда ближе к вечеру ее разбудили, она заметила, что Волка разбудили незадолго до нее – расслабленный, заторможенный, он тер глаза, избегая встречаться с Евой взглядом. Как и утром, она попыталась, осторожно и смущенно, выведать насчет планов. И окончательно убедилась, что Волк не покажет ее большинству бандитов, тем более не позволит ей танцевать полуобнаженной перед этим сбродом.
Этот путь для нее закрыт. Будь у нее больше времени, можно было не спешить и ждать подходящего момента, но времени не было у Ивана. Он продержится ночь, только одну, а вот вторую – она в этом сомневалась. И то, что она останется жить, то, что с ней пока обращаются неожиданно хорошо, это для нее не значило ничего.
Волк снова вкусно накормил гостью, на этот раз он был менее разговорчивым, и Еву это устраивало. Она уже знала, что станет для банды неким символом. Скрепляющим хаос, который разрывает «страну Волка», насколько такое вообще возможно. Мадонна, на чью плоть нельзя позариться. Табу для простых смертных. Ева не была уверена, но, кажется, Волк в ближайшее время объявит, что у Евы случилось непорочное зачатие. Либо он объявит себя отцом ребенка, на это больше шансов. Когда, как и где Волк помог Еве забеременеть, на этот вопрос предполагался простой ответ: Волк видел Еву еще раньше, затем потерял и вынудил своих людей искать ее. Потому что знал, что она беременна. Пришло ли это знание во сне или каким-то иным способом, это еще предстояло решить, но, принимая ввиду власть и возможности Волка, в предстоящем грандиозном плане-мистификации, подобная проблемка превращалась в незначительную детальку – если даже закатится куда-то, можно заменить.
В лагере появилась женщина, способность которой на фоне происходящего казалась ирреальной, утверждающей вмешательство чего-то посильнее десятка вооруженных головорезов. И, как и должно быть, Нечто, чья сила превышает силу любого смертного, вызовет страх, уважение и преклонение. Ни слух, ни зрение женщины нельзя оскорблять, и это уже утихомирит банду. Даже у этих озверевших душ появится некая цель: защитить ребенка, единственного, кто родится за долгие годы, а перед этим защитить его мать. И служить ребенку, как и его отцу. Каким образом Волк вызовет и укрепит в своих людях подобные стремления оставалось неясным, но выглядело это, в целом, реальным.
По словам самого Волка «эта свора при кажущихся силе, могуществе и организации в реальности самопожирающая структура». Слабость у них – где-то внутри, глубоко сокрытая, как гниль в яблоке, которое блестит наливным бочком, но, по сути, обречено почернеть, не упав даже на землю. Если не дать им какую-то ось, некое сдерживающее начало, энергия вращения раскидает их во все стороны, распылит, превратив в ничто. Как ни странно, именно Ева со своим «животом», а не более крупная банда или кого там уготовило нынешнее время, в силах стать сдерживающим началом.
Стемнело. Ева какое-то время была одна, затем вернувшийся Волк предложил ей спать. Он выглядел сонным, и Ева вспомнила разговоры с Иваном, когда они рассуждали о главарях банд, которые могли позволить себе спать сутками, просыпаясь лишь затем, чтобы не умереть во сне. Волк, наверное, вел схожий образ жизни – они с Евой бодрствовали после продолжительного дневного сна считанные часы.
Он улегся, завозившись под одеялом, но Ева почувствовала: он не уснет, пока не убедится, что она спит. Возможно, причина была в обычной безопасности, а может еще в чем-то. Ева поняла только одно: ей нужно претвориться и дождаться, когда уснет сам Волк. Она не забывала, что за дверью охранник, который никуда надолго не отлучится, но об этом Ева позаботится после того, как преодолеет первый этап – не уснуть самой.
Время шло, Ева лежала с закрытыми глазами и дышала, по возможности, как спящая. Дыхания Волка она не слышала. И довольно долго. Он не спал – она знала это, но почему? Чего он ждал? Вскоре она поняла, что рискует заснуть в реальности. С каждой минутой риск усиливался. Она отдохнула, она могла бы продержаться еще сутки, если не больше, но только не лежа в тишине с закрытыми глазами.
Волк заворочался, встал. Приблизился к ней, отступил, завозился. Ева чуть-чуть приподняла веки, ничего не разглядела, не рискуя открыть глаза шире, зато почувствовала специфический запах зажженной свечи. Волк подошел к ней, поставил свечу на табуретку, постоял, рассматривая ее. Еве казалось, что она чувствует его взгляд кожей лица. Что он хотел узнать, разглядывая ее спящей? Она забеспокоилась – у него на уме что-то опасное? Волк потушил свечу, улегся в свою постель. Через минуту затих, похрапывая, но это оказалось лишь началом долгого ожидания Евы.
Ева потеряла нить времени: она выплывала в реальность, прислушиваясь к звукам и голосам в здании и снаружи, погружалась в размышления, пытаясь наметить план действий. Ничего определенного не получалось – охранник перед дверью выглядел непреодолимым препятствием. Дальше все казалось вполне реальным, но это могло не осуществиться.
Когда ей померещились какие-то смутные звуки, Ева поднялась, проверила, что Волк спит, подошла к двери. Дверь была не закрыта полностью, щели оказалось достаточно, чтобы заметить, как охранник – он сидел, не обращая внимания на дверь, где спал его хозяин! – встал, помедлил и куда-то вышел. Ева приоткрыла дверь и какое-то время рассматривала спящих людей, убеждаясь, что больше охраны нет. До нее дошло, что охранник был нужен не для того, чтобы не выпустить Еву, он потому и не смотрел на дверь. Он являлся защитой хозяина от тех, кто попытался бы проникнуть к Волку снаружи. Несмотря на это, возможность пройти мимо охранника незамеченной, оставалась для Евы призрачной. Если бы он не ушел.
Ева вышла, двинулась через комнату осторожно, чтобы в полумраке – костер снаружи лишь разбавлял тьму – не наступить на кого-нибудь из спящих. Она пробралась к выходу из комнаты, замерла, прислушиваясь. Она решила, что странные звуки снаружи ей померещились, а охранник вышел по какой-то своей причине.
Она открыла дверь. Ночь наполнилась криками и топотом ног.
Иван достал пакет с антикрысином и прикинул, насколько его хватит. В который раз он благодарил Судьбу, что однажды ему в голову пришла идея насчет этого «препарата». И что препарат этот оказался настолько действенным.
Ему повезло, что Грэг не забрал антикрысин, и что сам Иван его не растерял или просто не выбросил. Сейчас он удивлялся, почему не подумал об этом средстве раньше. О нем не вспомнила и Ева. Ивану нужно растормошить как можно больше людей в лагере, чтобы затем как можно больше из них – а так всегда бывает, когда опасность миновала – расслабились и легли спать. Часовых станет меньше. Сначала лагерь превратится в растревоженный муравейник, после чего его обитателям можно будет отметить избавление от опасности. Отметить сном.