– Ева! В чем дело? – Иван потянул ее за плечо, но она перехватила его руку.
– Постой. Он… – она сделала шаг навстречу.
– Ева!
Шатун был угрожающе близко. Иван вскинул ружье, внутри все заполнил страх за Еву. Отпрянуть – значит, подставить спину, шатуны способны на резкие движения, даже когда выглядят выжатыми полностью. Иван нашел пальцем спусковой крючок.
Шатун внезапно споткнулся, упал. В трех шагах от Евы. Упал и замер. Ни стона, ни конвульсивного движения. Иван обхватил Еву, услышав, как сзади повалился оставшийся без опоры мотоцикл.
– Ты рехнулась? – он повернул ее к себе.
Ева заглянула ему в глаза, уткнулась в грудь. Иван почувствовал вину за то, что заорал на нее. Он должен ее оберегать, а не выяснять, почему и как она что-то сделала.
– Ты видел его глаза? – прошептала она.
– Нет.
– Как будто он хотел мне что-то сказать…
– Успокойся, все хорошо. Каждому… кто умирает… есть что сказать.
К ним приближалась Анна.
– Вы как? – спросила она.
– В норме. А вы? Что с мотоциклом?
– Сейчас узнаем.
Грэг, поглядывая на шатуна, поднял мотоцикл, выкатил на дорогу. Анна пристроилась рядом, попыталась завести, мотоцикл завелся. У нее вырвался радостный возглас. Иван улыбнулся. Грэг остался хмурым и отрешенным. Ева задумчиво смотрела на шатуна.
– По коням! – вырвалось у Ивана, он хотел поскорее уехать отсюда.
Они забрались на мотоциклы, но далеко уехать не удалось. На окраине деревни Иван резко притормозил, и мотоцикл едва не вынесло в кювет. Анна, испуганная, оглянулась на него с Евой, затормозила. Грэг от неожиданности оживился, на секунду стал прежним Грэгом. На Ивана вопросительно смотрела и Ева.
Иван уперся взглядом в стрелку на асфальте. Стрелка, жирная и ровная, указывала на северо-восток.
Иван смотрел, и это напоминало паралич: все вокруг сжималось в эту стрелку, будто стремилось к тому, чтобы прекратить существование, все становилось каким-то ненастоящим, несущественным, уплывало, как сон, тлеющий, разлагающийся в сознании у человека, стоит ему лишь открыть глаза и проснуться. Иван встряхнул головой, отрывая взгляд, как если бы скинул наваждение.
– Знак, – прошептала Ева, глядя на Ивана.
Он отвернулся, чтобы она не видела его глаз, покосился на стрелку. Красный кирпич, ровная линия и шляпка, аккуратно, так не похоже на прежние «детские» каракули.
– Иван? – пауза. – Чего мы ждем?
Иван глянул на Анну и Грэга, у которого появилось в глазах что-то от прежнего Грэга.
– Поехали, – с трудом сказал Иван.
Дальше они какое-то время ехали молча, и все казались задумчивыми. Иван не имел бы ничего против подколок Грэга, каких-то вопросов Евы, но все молчали. Нечто вело их в том направлении, которое они избрали для бегства от ищеек банды Волка, и, если и были сомнения, стоит ли придерживаться знаков, сейчас они казались наивными попытками ребенка перечить отцу, который – так ли это? – дает советы сообразно собственному опыту.
Иван никак не мог сосредоточиться на дороге, мысли о знаках, липкие, как мед, вертелись в голове, отвлекая, и голос Анны с трудом вырвал его из этого невидимого лабиринта.
– Слышишь? Еве надо подкрепиться. И отдохнуть. Хоть немного.
– Я могу потерпеть, – отозвалась Ева.
– Ты можешь, малыш в животе – нет.
Иван не тянул с выбором места. Трасса была открытой, просматривалась в обе стороны далеко, и он через пару десятков метров съехал на обочину, где они не спеша, но и не растягивая удовольствие, перекусили. Анна прикорнула. Ева, глядя на нее, легла на спину и, прежде чем закрыть глаза, потребовала Ивана поднять ее не позднее четверти часа.
Грэг не лег. Он поел и смотрел перед собой, будто что-то вспоминал или продумывал.
– Грэг? Что с тобой? – вырвалось у Ивана. – Ты… будто не ты.
Грэг вздрогнул, покосившись на Ивана, сжался. Покачал головой, пробормотал:
– Надо ехать.
Иван сам не понял, зачем заговорил с ним. Возможно, он хотел ненадолго отвлечься от мыслей о знаках, вязких, терзающих, будто стремящихся иссушить мозг. И выяснить, что происходит с Грэгом.
– Ты как? В норме?
Грэг пожал плечами, встал, расталкивая Анну.
– Надо ехать отсюда.
Анна села, протирая глаза, зевнула. Она заметила странное выражение лица Грэга, покосилась на Ивана и догадалась, что между ними что-то произошло. Она ничего не спросила, лишь посоветовала не будить Еву, пока сама Анна соберет вещи, сходит в кустики – лишние минуты беременной не помешают.
Пока она возилась с мешками, Грэг отошел по нужде. Иван не выдержал, подошел к Анне, но она сама его опередила:
– Что у вас случилось?
Иван пожал плечами.
– Я спросил, что с ним.
– И что он?
– Ничего толком не сказал. Он стал каким-то другим.
– Тебя это сильно напрягает?
– Не сказал бы. Просто непривычно.
– И, кажется, теперь не знаешь, с какой стороны его контролировать.
– Я не думал об этом. Просто хотел узнать.
Анна бросила взгляд в сторону ушедшего Грэга.
– Прошу, не спрашивай его о том, что было в лагере.
– Ладно. Это не так уж и важно.
– Иван, его там изнасиловали. Тот ублюдок, которого ты застрелил в деревне. А может, еще кто-то.
Иван застыл. Такого он не ожидал. Он знал, – хотя и не спрашивал об этом – что изнасиловали Анну, но это было чем-то ожидаемым, хотя от этого не менее жутким. Насчет Грэга он даже не догадывался. Анна отвернулась, и он понял, что она силится не заплакать. Ей было больно, за Грэга, не за себя. Она пережила насилие, но осталась прежней – если прежней после такого можно остаться, – а Грэг сломался. Он напоминал тень, иногда можно было подумать, что его вообще нет, настолько он ушел в себя. И все же каким-то образом он не расклеился окончательно, он оставался с ними, даже выполнял все требования, и, главное, он был нужен Анне, значит, и им с Евой. Особенно, если учесть, – опять эти знаки! – какой рисунок вынудил Еву и Ивана пойти на поиски Анны и Грэга.
Позже, когда они продолжили путь по трассе, Иван избегал смотреть на Грэга, ему казалось, что Грэг догадался о теме его разговора с Анной. Иван не мог определить свои ощущения. Понятие неловкости для этого не подходило. Когда в мыслях эта тема ослабла, Иван вновь задумался о знаках, никак не мог избавиться от навязчивых картинок перед глазами.
День подходил к концу, они посматривали по сторонам, отыскивая место для стоянки, и в этот момент горючее закончилось. Сначала у первого мотоцикла, через полминуты у второго, как если бы заправляли и использовали технику одинаково.
Две пары оглянулись назад.
– Если катить их с собой? – предложила Анна. – Вдруг найдем бензин или солярку?
Иван покачал головой.
– Не факт, что мы что-то выиграем. Оторваться от банды мы оторвались, а дальше… Пешком мы будем не так заметны.
Никто не спорил. Чтобы не оставить за собой след, Иван откатил мотоциклы к неглубокой речке и утопил их. Затем был ужин, и все, кроме Ивана, легли спать. Он прислушивался к тишине ночи, борясь с тревогой внутри, и ждал, когда можно будет лечь самому, разбудив Еву.
На его второй смене, незадолго перед рассветом начался дождь – слабая, едва уловимая морось.
Мегаполис возникал постепенно.
Деревни еще встречались, но появилось – и усиливалось – ощущение близости большого города. Это были уже не деревни, а поселки, с магазинами, торговыми центрами, автостоянками с большим количеством техники. Появились трупы, не востребованные ни собаками, ни крысами, пусть это и было делом времени. Больше стало брошенных машин, больше мусора, чаще встречались шатуны и обычные люди. Все чаще эти люди реагировали на появление двух мужчин и двух женщин на дороге не так, как раньше.
Встречные также были настороже, никто не проявлял желания контакта, обычно люди отступали, но прежнего страха, как в провинции не было. Люди видели друг друга чаще, чаще пересекались их пути, и это не могло не сказаться. Иван перестал скрывать, что их группа вооружена. Этим они избегали заминок, ожидая реакции встречных.
На ночь они остановились в кустарнике на обочине трассы. Напротив тянулся торговый комплекс с автостоянками, забитыми машинами. За ним виднелся лесной массив, напоминавший лесопарк Прежней Жизни. По-прежнему моросил дождь. Первой дежурила Анна – она настояла на том, что Ивану больше остальных нужен отдых, но в середине смены разбудила его. Она была напряжена: мимо проехала группа из трех мотоциклистов, в темноте она их не рассмотрела. Иван тихо выругался, но успокоил женщину, что здесь, в Москве, мотоциклистов может быть гораздо больше, чем на пустынных дорогах провинции, это не обязательно представители банды. Тем более, банды Волка. Анна успокоилась и настояла, чтобы Иван снова лег. Иван не спорил. Перед рассветом, во время своего дежурства, Иван не отходил от Евы – она спала плохо, бормотала, ворочалась, вскрикивала. На рассвете Иван первой разбудил Анну, и она подтвердила, что Ева вела себя беспокойно, Анна сама разволновалась, опасаясь, что подруге стало плохо. Проснувшись, Ева вела себя обычно, никак не проявив, что ночь была для нее не такой, как всегда.
Наутро они обнаружили впереди широкую развилку. Трасса, по которой они пришли, ныряла под мост, а поверху с юго-запада на северо-восток тянулась широкая дорога, усеянная машинами.
– Похоже на МКАД, – произнес Иван.
До этого перекрестка лишь однажды – они еще были на мотоциклах – они видели стрелку, указывавшую в прежнем направлении. Иван предположил, что велик шанс снова найти знак. До МКАД было пару сотен метров, и еще прежде от трассы влево ответвлялся рукав, выводивший на Кольцевую в объезд моста. Иван бросил на это ответвление взгляд и пошел вперед. Слева, между шоссе, его рукавом и МКАД была территория бензозаправки, справа – стела. Между ними на асфальте, позади большой фуры, они и обнаружили знак.
Интуиция Ивана не подвела. Единственное, в чем он ошибся, было направление. Стрелка – на этот раз она была сделана желтой краской из баллончика – указывала не на северо-восток, в прежнем направлении трассы, которая привела их в город (Калужское шоссе?), а на северо-запад, по направлению МКАД.