– Только не сейчас. А если ты ее заразишь?
Иван молчал. Сказать было нечего. Молчали и Старший с Александром. Они явно прибыли для поддержки Полины, если бы у нее возникли трудности. Впрочем, это могло входить в их обязанности.
Иван разозлился. Захотелось броситься на них, хотя бы наорать. Они вмешивались в их с Евой жизнь. У них были свои причины, веские, убийственно логические. Пресловутая свобода личности не может быть полной, иначе она ограничит свободу и потребности тех, кто находится рядом.
Почему они с Евой здесь? Все эти знаки вели именно сюда?
Иван пошел к выходу.
– Покажите мне ее. Хотя бы на пару секунд. Я только увижу ее лицо и уйду.
Старший переглянулся с Полиной. Полина вздохнула, покачав головой. Старший кивнул на дверь.
– Пару секунд. Не больше. И не путай… секунды с минутами.
Иван замешкался, глядя, как они выходят. Он осознал, что хотел накалить ситуацию, получить отказ и заявить, что они с Евой уйдут завтра же. Он будто стремился выяснить, свободны ли они в своем выборе, могут ли уйти в любой момент. Оказалось, их никто не принуждает и не держит. Или это иллюзия? Отказ противника ответить на замах на корню подрубил идею драки.
На пороге Старший оглянулся.
– Идешь? Или передумал?
Иван вышел. По дороге он поймал на себе взгляд Старшего, посмотрел ему в глаза.
– Может, передумаешь? – спросил Старший.
Ивану хотелось ответить согласием, но он промолчал, а через полминуты они подошли к жилью, где вчера спала Ева. Иван остановился.
– Она еще спит?
Полина ответила:
– Ей это необходимо. Может, не будешь заходить?
Иван почувствовал, как внутри растет, крепнет тугой ком, он понял, что сейчас действует ведомый своим страхом, даже эгоизмом. Что если это действительно опасно? С ним не все в порядке, а беременная уязвимее обычной женщиной. Он колебался, время шло, и Полина, улыбнувшись, похлопала его по плечу.
– Она здесь, успокойся. Она спит. И тебе нужно поспать. Давай-ка не будем рисковать.
Иван, не желая, чтобы они видели его слезы, кивнул и быстро пошел назад. Его никто не сопровождал. Вернувшись, он сразу лег. Он точно бежал от чего-то, опасаясь, что, промедлив хотя бы секунду, нечто затянет его на несколько часов, и они превратятся в мучение.
Как обычно при сильной усталости он не заметил, как провалился в сон, а в следующее мгновение – пусть оно и случилось лишь через три дня – он открыл глаза, кем-то разбуженный.
Его трясла Анна.
– Проснись же… быстрее… – шепот, переполненный тревогой. – Мне надо идти.
Иван сел, огляделся. Взгляд Анны был какой-то странный.
– Сколько я сплю?
– Три дня.
– Сколько?!
– Мне надо идти. Я живу в другом месте…
– Послушай, я…
– Не перебивай! Мне надо идти. Мне нельзя здесь находиться.
– Нельзя?!
– Старший приказал не приближаться к тебе. Нас с Грэгом переселили еще позавчера, – она говорила быстро, глотая окончания слов.
Иван отметил, что вещей Грэга и Анны нет.
– Я спрашивала о Еве, но мне сказали, чтобы я не тратила энергию и думала о работе. Возле нашего жилья всегда есть охранник. Он куда-то отошел, и я прибежала сюда. Мне надо было предупредить, что тебя не будят. Как будто они не знают, что делать. Мне страшно. Не понимаю, что случилось, но…
Иван сидел, оглушенный, придавленный информацией. Анна молчала, тяжело дыша, как после бега. Она ждала его реакции, но он был растерян, чтобы отреагировать быстро.
– Пойду. Если меня увидят… У них такие лица… Они теперь какие-то другие.
Она направилась к выходу.
– Постой. К Еве ты не ходила?
– Я не знаю, где она.
– Черт… А где живете вы?
– В другом секторе. Не знаю, как объяснить. Нет ведь ни номеров, ничего, все одинаково. Я только показать могу.
Иван встал.
– Пойду с тобой…
– Нет! Ты не видел лица Старшего, когда он требовал, чтобы я не лезла не в свое дело.
Анна вышла. Иван закрыл лицо руками. Неужели все прояснилось, и они в мышеловке? Или не все потеряно? Анна что-то не так поняла? Быть может, ее с Грэгом тоже отселили из-за профилактики?
Иван покопался в вещах в поисках зеркала, рванулся к выходу. Смысл искать подтверждения своей болезни? Надо увидеть Еву. Он быстро прошел к нужному жилью, никого не встретив по пути.
Открыв дверь и зайдя внутрь, Иван замер. Вместо Евы там спали мужчина и женщина. Незнакомые. Быть может, так лишь показалось, и он уже работал с ними поблизости, но дело было ни в этом. Не было Евы. В бессмысленной надежде Иван проверил вещи, ничего не нашел, выскочил.
К нему шли Александр с двумя охранниками. Позади них – Старший.
– Где она? – закричал Иван. – Ведите меня к ней!
Старший развел руки в стороны.
– Ей нужен покой. Ты еще не выздоровел. У тебя все слишком медленно проходит.
– Пошли вы все… Мы уходим! Слышишь? Мы уходим вместе с Евой, Анной и Грэгом.
– Не думаю…
– И не надо нас уговаривать!
– Здесь никто никого не уговаривает. Здесь приказывают.
– Отведи меня к Еве, слышишь!
Александр навел на Ивана автомат.
– Свяжите его! – приказал Старший.
29
Дурман отпускал его с убийственной периодичностью, но эти промежутки были заполнены работой, угрозами боли от выстрелов охранников или же нападениями крыс. Эти странные промежутки, будто сны во сне, заканчивались одинаково. Всем работающим приказывали лечь лицом в землю, что-то вкалывали в плечо. Штучки Ученого, как однажды услышал Иван от охранника. Сопротивляться охранникам было бесполезно.
Всего двое, они занимали позицию на небольшом возвышении у выхода с «поля» и держали под прицелом всех работающих – иногда полтора десятка человек, но никогда не меньше десятка. Их ружья стреляли электрическими разрядами. Они не убивали, даже не калечили, но никто по собственной воле не решался повторить опыт, подставив свое тело. Ситуация выглядела так, что шансов что-то изменить не было.
Никто не решался. Кроме Ивана.
При первом же проблеске сознания Иван предпринял попытку бегства. Полученный в спину электрический разряд вынудил его кататься по земле и выть от боли. Ему дали время прочувствовать то, что с ним происходит, затем вкололи то самое дурманящее средство.
Он не знал, сколько прошло времени, когда он снова работал с теми же людьми, которых прежде не видел, угрюмых, молчаливых, полных безысходности. Теперь он решил выждать, чтобы оценить обстановку. Это было сложно. Вещество, которое им вкалывали, позволяло телу двигаться на автомате, а мысли, вялые, как рыбы в маленьком набитом живностью аквариуме, витали где-то ближе к поверхности, и сосредоточиться было нельзя. В результате этого воздействия сознание было относительно ясным не дольше часа. Человек, казалось, выходил из тумана, чтобы тут же в него погрузиться. При этом он работал не хуже, чем в ясном сознании. Все движения, механические и одинаковые, не требовали затрат умственной энергии.
Это была все та же соя и, конечно, рытье новых «полей», без этого никак. Только здесь, на этих «полях», сою охраняли без помощи химических препаратов, пленки или подобных приспособлений. Посевы охраняли те же люди, которые тут работали. Они и жили здесь же. Одни спали, другие работали. Потом менялись. Иногда работали все вместе, потом вместе спали. Не было ни лежанок, ни тем более подушек или одеял. Кто как устраивался, так и спал. Вколотый препарат сводил неудобства к минимуму. Поблизости была выгребная яма. Когда запах становился невыносим, – скорее для охранников, чем для работающих – ее засыпали и рыли новую.
Через пару дней своего теперешнего существования Иван предпринял новую попытку. Он выждал момент, когда ему должны вколоть очередную порцию «болванки», как вещество прозвали за то, что оно людей превращает в болванов. Иван вывернулся, схватил охранника за руку, повалил его, попытался закрыться его телом, уже сознавая, что его план потерпит неудачу – охранник подошел к нему без оружия.
Закрываясь охранником, Иван прошел шагов двадцать, не больше. Выстрел второго охранника зацепил его плечо, и, хотя это не сравнить с тем, когда электрический заряд бьет в грудь или спину, этого оказалось достаточно, чтобы Иван повалился, не удержав своего заложника. Теперь, открытый для нового выстрела, крича от боли, Иван рванулся туда, где, по его мнению, был выход к станции. Больше ему ничего не оставалось. Очередной заряд повалил его на землю.
Когда боль отпустила, и он смог видеть, что происходит вокруг, Иван заметил перед собой Старшего. Улыбаясь, тот присел на корточки и рассматривал Ивана. Рядом с ружьем стоял охранник, но сейчас это было не нужно. Иван слишком ослаб.
– Уже соображаешь? – заговорил Старший. – Надеюсь, что да. Слушай меня. Вторая попытка сбежать должна остаться последней твоей глупостью. После третьего раза все закончится. Тебя просто оставят крысам. Связанным. В ясном сознании. Уж извини, без капли «болванки».
Старший поднялся, глядя в темноту тоннеля.
– Мы просто не можем позволить себе играть в восстания Спартака. И ты станешь для всех примером.
– Сволочь… – пробормотал Иван.
Голос был, как чужая вещица: попробуй, разберись, как ее использовать и подходит ли она вообще.
Старший кивнул.
– Когда-нибудь обо мне будут читать лекции в университетах. Если они, конечно, появятся. Если цивилизация возродится, поверь, мне поставят не один памятник. И все, что я сделал, – в том числе и жестокость по отношению к таким, как ты, – признают не просто правильным, а единственно правильным. То, что я делаю, единственный выход для Человечества. Единственный!
– У тебя мания величия, – теперь голос был не таким «чужим» – И все равно ты – сволочь. Так вот… прошу, отпусти меня и Еву, и оставлю тебя в живых.
Старший захохотал, его гвардейцы заулыбались. Старший пнул Ивана ногой под ребро, и тот застонал.
– Смотрю, в Прежней Жизни ты насмотрелся фильмов. Где главный герой, какой бы безвыходной ни была ситуация, всегда выкручивался в последний момент. И отсылал главного злодея на Тот Свет. Угадал? – Старший снова пнул Ивана. – Увы, здесь все иначе. Не потому, что мы в реальности, а не в кино. Просто у меня все продумано. Я не бестолковый тиран, похотливый и кровожадный, люди у меня имеют больше, чем имели бы наверху. Я просто не глажу их по головке, не обещаю Светлого Будущего при том, что делаю больше, чем они бы сделали сами для себя. И безопасность у меня на уровне. Отсюда не сбежать. Хотя ты всегда можешь попробовать. Если есть желание окончить жизнь в крысиных желудках.