– Откуда знаешь, где я остановилась?
– Обзвонил отели.
Интересно, сколько звонков потребовалось, прежде чем он нашел нужный?
– Зачем ты меня искал?
– В хосписе ты сказала, что отцу в тот день лететь не следовало. Что ты имела в виду?
Молча смотрю на него в полумраке, думаю, как поступить.
– Я просто сказала, что предпочла бы, чтобы он не садился в самолет.
Натан оценивающе смотрит мне в глаза.
– Нет. Думаю, ты имела в виду не это.
Меня бросает в жар.
– Знаю, что у тебя есть вопросы. У меня тоже. Два года от отца ни слуху ни духу, а теперь он появляется и несет какой-то бред. У меня… в голове не укладывается. Не знаю, что и думать… Уже шарики за ролики заходят… – уверенность из голоса парня улетучивается, ему страшно. – Мать тоже в трансе. Ты занималась этим крушением. Что тебе известно? Почему ты так сказала?
Два года я храню эту тайну. Ни один человек не знает, что мы с Майком знакомы. Не обменяйся мы парой слов в полумраке пивного бара, когда каждый из нас отчаянно нуждался в словах утешения, все было бы иначе.
Я бы не потеряла сестру.
Глава 24Тогда | ЛОРИ
Дэниел смотрел, как Лори, крепко вцепившись в телефон, изучает свою фотографию.
На снимке она не глядела в камеру, а улыбалась кому-то за кадром. Только один человек на свете мог заставить ее смеяться так, что лучики морщин струились в уголках глаз, – Эрин.
Ее сфотографировали на заросшей травой лужайке за их старым домом. Был день рождения Пита, апрельское солнце светило в безоблачном небе весь день, воздух пропитался ароматом цветущих слив. Из выставленных на улицу динамиков играла умиротворяющая подборка от Бонобо, а Лори и Эрин допивали первый кувшин мохито, заедая пропитанными алкоголем листьями мяты. Лори не вспомнила, что смешного сказала Эрин, перед тем как ее щелкнуть. Вроде бы пошутила насчет испеченного праздничного торта: от жары глазурь потекла, и Эрин сказала, что похоже на коровье вымя. Но она точно помнит, как была счастлива и смеялась так, что тряслись плечи.
– Почему твоя фотография в телефоне Майка? – тихо спросил Дэниел.
Ощупав трясущимися пальцами поцарапанные и потертые края деревянного чехла смартфона, Лори нашла в нижнем уголке выпуклую наклейку в виде крошечного дубового листа.
– Это не его телефон, – дошло до нее, – а моей сестры.
– То есть как? – заморгал Дэниел. – Тогда почему он в кабине?
– Понятия не имею… Бред какой-то. Эрин с Майком не знакомы.
На лбу выступила испарина. За окном самолета шуршали и гудели мириады невидимых насекомых. Слинг с младенцем давил на плечи.
– Говоришь, сестра приехала с тобой на Фиджи?
Лори кивнула.
– Да. Первую ночь мы провели на главном острове, в отеле рядом с аэропортом. Сначала ужинали, а потом… поссорились. Эрин ушла, я вернулась в номер.
– Что дальше?
Лори закрыла глаза, ее захлестнуло волной стыда.
– Не знаю. Она так и не появилась. И на посадку не пришла, – пролепетала Лори, ощущая, как по телу разливается леденящий душу страх.
Лори услышала шорох листьев и обернулась: в промокшей одежде, помрачневшие, в лагерь возвращались Майк и Феликс.
Дэниел протиснулся мимо Лори и выпрыгнул из самолета. Он встал прямо перед Майком, вынудив пилота остановиться. Оба одного роста, но Майк покрепче, руки и шея массивнее, чем у Дэниела.
– Надо поговорить, – с вызовом потребовал Дэниел.
Майк поднял ладони вверх:
– Слушай, я понимаю, ты не хотел, чтобы погибшие…
– Дело не в этом, – оборвал его Дэниел.
Феликс взглянул на Лори, удивленно приподняв бровь, как бы спрашивая: «Что происходит?»
– Я тут обыскал кабину, – презрительно опустив уголки губ, проговорил Дэниел.
Выражение лица Майка не изменилось.
Где-то в кронах деревьев прокричала птица.
– Мы нашли твою заначку с выпивкой, – выпалил Дэниел. – Получается, самолет экипирован гораздо лучше, чем ты сообщил.
Краска залила лицо Майка.
– Извините… я не рассказал об алкоголе, но… я не мог спать… все кошмары мучили: авария, мертвая Каали в проходе, лица мертвецов… я вижу их снова и снова. Без выпивки мне не справиться…
– По-твоему, мы крепко спим? – возмутился Дэниел. – Только закрою глаза, и гребаный фильм ужасов тут как тут, играет не переставая: в самолете кто-то орет, валит дым, удар о землю, кровь на лице Холли! Ты не думаешь, что и нам не помешало бы выпить, чтобы заснуть?
– Ты прав. Извини…
– Мы нашли не только пустые бутылки, – вмешалась в разговор Лори.
Остальные повернули головы.
– В твоей сумке лежал этот телефон, – продолжила она, пристально глядя на Майка. – Он принадлежит моей сестре, и я хочу знать, какого черта он делает у тебя.
Глава 25Теперь | ЭРИН
– Мы познакомились с твоим отцом накануне вылета, – начинаю я свой рассказ.
…Боже, в тот вечер все пошло наперекосяк. Я убежала, оставила Лори одну в ресторане – мне нужно было пройтись. Я расхаживала вдоль освещенного фонарями пляжа, перебирала в голове все, что мы наговорили друг другу. Как же мы так быстро разругались? Я все шла и шла, пока пляж не кончился, переходя в мыс, – пришлось свернуть в сторону города, и я очутилась на улице с ресторанами и барами.
Может, все сложилось бы иначе, не будь я такой обидчивой. Ведь могла же попросить прощения, но нет, куда там! Я же такая гордая…
– Мы с сестрой здорово поссорились, и я пошла в бар, хотела снять напряжение, – продолжаю я.
…Помню, заказала двойной ром с колой, сижу вся на нервах, барабаню по стойке пальцами, жду, пока нальют. Все гоняю и гоняю по кругу сказанные Лори слова, рву на мелкие кусочки яркую картонную подставку для пивной кружки, складываю в разноцветный сугроб, лишь бы чем-то отвлечься…
– Смотрю, рядом сидит какой-то тип, гипнотизирует стакан с виски. Печальный такой… Даже не знаю… – я пожимаю плечами, затрудняясь объяснить, почему я прониклась жалостью к грустящему за стойкой незнакомцу, годящемуся мне в отцы. – Я пододвинула свой стакан к его, звякнула о край и сказала: «До дна!» А он так посмотрел…
…Господи, его глаза! Два озера отчаяния и горя…
Не знаю, что он подумал при виде меня, но Майк медленно кивнул, всего раз, словно принял решение.
– Он поднял свой стакан, сказал «Будем здоровы!», и мы выпили залпом.
Натан смотрит, не мигая, ни один мускул на лице не дрогнул.
– Я не знала, что он пилот. Не знала, что на следующее утро ему управлять самолетом, на который должны были сесть мы с Лори.
– Ты тоже должна была лететь? – переспрашивает Натан.
Я киваю, опустив взгляд. Не слишком ли увлеклась? Откашливаюсь и продолжаю:
– Короче говоря, мы с твоим отцом напились в стельку, – не знаю, почему я так фамильярно выразилась.
– А он тебе не сказал?
– Что он алкоголик? Сказал, уже потом.
Мы выпили рюмок по десять, и тут он выдал, что три года в завязке – та еще новость.
– Он сказал, что, сидя перед первым стаканом, проверял себя, словно на дне лежала карта его жизни.
Натан сует руки глубоко в карманы. Наклоняет голову – не пойму, что с ним.
– Потом он рассказал мне о твоей сестре: в тот вечер был день ее рождения.
– Да, Наташе исполнилось бы двадцать шесть, – в голосе парня боль.
Я понимаю, он давно не произносил ее имени, не говорил о ней. Даже наедине с собой. Мне ли не знать об утрате, я осталась без родителей к восемнадцати.
– Он рассказал что-то еще?
– Да. Сказал, что в этот день она умерла. Что скучает по ней. Вспоминал, как хорошо она пела. Что голос у нее был глубокий, с хрипотцой, как у соул-певицы. Когда она пела – белокурая худышка, – все слушали, затаив дыхание. У вас в семье всем вроде как медведь на ухо наступил, а она – исключение.
Натан улыбается.
– Еще он сказал, что дела пошли из рук вон плохо из-за наркотиков.
Натан мрачнеет, поджимает губы.
– А про то, что выгнал ее из дома, не вспомнил? – сурово спрашивает парень, глядя мне в глаза. – Сменил замки и вышвырнул ее вещи на газон! Она ползала на коленях, умоляла, но он не пустил обратно!
– Что-то упомянул, – тихо говорю я.
– Упомянул? – Натан почти задыхается от возмущения и выдает тираду из давно заточенных в душе слов. – А он говорил, что ей некуда было идти? Неоткуда ждать помощи, негде жить, ни друзей, ни родственников не осталось. Знаешь, что она сделала? На свой день рождения – ей тогда исполнилось двадцать два – купила какое-то дешевое ширялово у дилера и впрыснула все разом. Ушла в забвение и там осталась. Об этом он упомянул?
Я киваю.
Натан умолкает. Потирает затылок. Тяжело вздохнув, продолжает:
– Никогда не говорил о ней. Ни со мной, ни с мамой. Будто Наташа – чертово привидение, будто и не было ее вовсе. А потом встречает тебя в баре и, пожалуйста, выкладывает всю историю нашей жизни, – от парня исходят волны гнева и обиды.
– Ну незнакомке рассказать легче. Да еще за выпивкой. У нас у обоих языки развязались.
Помню, сидела, вся на нервах, колени тряслись под столом, каждую минуту проверяла мобильный, вдруг Лори позвонит.
– Что вы делали потом?
– Ничего особенного, – пожимаю плечами. – Досидели до закрытия, попрощались и разошлись. На этом все.
Остальное Натану знать необязательно.
…Майк обнял меня, мы стояли, покачиваясь: оба грустные-несчастные, но и воодушевленные тем, что выговорились. Мне даже на миг почудилось, что рядом папа, кто-то, кто готов выслушать… и вдруг Майк меня поцеловал. Губы морщинистые, сухие, кислый привкус виски. Он обнимал меня так, будто я спасательный круг какой-то. Мне стало стыдно: на тридцать лет старше, женат… Я замерла, не дыша, и хотела только одного: чтобы это поскорее прекратилось.
Я вырвалась, обтерла губы – оскорбленная, злая на себя и на него, – и выбежала из бара. О том, чтобы вернуться в отель к Лори, и речи не было – она уже спит, пахнет дорогим кремом и свежей мятой зубной пасты. Я, спотыкаясь, бродила по пляжу, пока не свалилась в пьяном беспамятстве на какой-то шезлонг. Проснулась уже на рассвете: во рту как сухой глины насыпали. Мне стоило поторопиться, я еще успевала в аэропорт. Но вместо этого я уползла в тень, упиваться жалостью к себе, а Лори пришлось лететь одной…