Я тянусь за очередной мини-бутылочкой виски: назидания погибшей сестры можно выполнять на свое усмотрение – хоть какие-то плюсы.
Только поднесла бутылку к губам – звонит мобильный. Вот черт, выпить спокойно не дают! На экране высвечивается контакт Ребекки. Она что, вообще не спит?
Не бери, Эрин. Не отвечай. Не сейчас.
– Ребекка! – здороваюсь я, с трудом шевеля губами.
– Я только что узнала о смерти пилота, – цедит она.
– Да, – подтверждаю я, приподняв бутылочку в воздухе, – наконец-то сдох!
Тишина.
– Что, прости? – недоумевает Ребекка.
Я молчу, не придумав в ответ ничего лучше гортанной отрыжки.
– Почему не позвонила? Я оплатила твою поездку на Фиджи не для того, чтобы прочитать об этом в новостях, как все остальные! Что происходит, Эрин?
– Нууу, прямо сейчас… – язык заплетается, я, пошатываясь, встаю на ноги, – я опустошаю мини-бар в номере.
Слышу ругань и проклятья.
– Зря я тебя послала. Знала, что не потянешь. Бронирую билет на ближайший обратный рейс.
Я киваю. Она права – мне слишком тяжело. Я гляжу на свое отражение: тушь потекла, подчеркнув и без того темные круги под глазами; немытые волосы неряшливо торчат в разные стороны.
– Хорошо, что ты успела поговорить с пилотом и его родственниками. Успеем из этого состряпать историю.
– Историю? Да плевать мне на твои истории! – зло шиплю я в телефон. – Не буду я стряпать из этого сенсацию на потеху читателям. Я только хочу знать, что случилось с моей сестрой! – Да, с начальством так не разговаривают. Я пьяна в стельку, и лучше повесить трубку. Но меня прорвало: – С меня хватит, Ребекка, я увольняюсь с этой дурацкой работы!
Тишина.
– Эрин, понимаю, ты сейчас не в себе. Давай поговорим об этом, когда вернешься в офис…
– Я не вернусь. С меня хватит! – повторяю я. Как верно звучат эти слова. – Я ухожу, Ребекка.
Она начинает что-то говорить, но я вешаю трубку и бросаю телефон на кровать. Стою, покачиваясь, в середине комнаты, в горле кислая алкогольная отрыжка.
Мне не хватает воздуха. Пошатываясь, иду к лоджии, толкаю стеклянную дверь в сторону. Липкая влага ложится на кожу, за окном душно, пусто, темно.
Я хочу одного: чтобы все это прекратилось. Хочу снова дышать свободно, хочу простора и покоя, не могу больше слышать в голове бесконечную карусель нашей ссоры: «Если хочешь знать, я вообще не хотела ехать! А почему согласилась? Потому что знала, какая ты трусиха, как боишься лететь в одиночку!»
Только дело в том, Лори, что я хочу быть только с тобой, неважно где. И больше ничего. Здесь мне уже неинтересно, потому что нет тебя. Трусиха я, а не ты, потому что я больше не могу.
Хватаюсь за перила, прижимаюсь к ним ребрами, колени ударяются о деревянные рейки. Наклоняюсь вперед – как кружится голова! – и смотрю вниз: тремя этажами ниже освещенная площадка двора, сине-зеленое мерцание бассейна вдалеке.
Лори, два года назад у меня было все: мы жили в этом самом отеле, вместе – и чего мне не хватало? А что, если бы я полетела с тобой?
Подтаскиваю шезлонг на край лоджии: пластмасса противно скрипит по плитке. Пошатываясь, встаю на шезлонг и ставлю ногу на перила, для равновесия держусь рукой за стену. Подтягиваю вторую ногу, выпрямляю колени, стою ровно, обхватив пальцами ног трубу перил, поджилки трясутся. Вглядываюсь в темноту.
Лори, я ведь должна была лететь с тобой.
Слезай оттуда, Эрин!
Я не обращаю внимания. Расправляю плечи. Голова приподнята. Потихоньку убираю пальцы от стены.
Выбор, вот он – прямо внизу.
Вокруг только шепот ночи. Какая-то легкость в теле, словно я могу раствориться во тьме. Не хочу ничего чувствовать. Пусть все исчезнет. Я сама хочу исчезнуть.
Слезай, кому говорю! Я серьезно. Эрин, прошу…
Я застыла на краю, ноги дрожат, голова кружится, внутри все гудит.
– Зачем? Назови хоть одну чертову причину! – кричу я в ночь.
Я жду.
– Умоляю, скажи, на кой черт мне жить? – вопрошаю я сквозь слезы.
Потому что я люблю тебя, Эрин.
Я плачу. Звезды светят с неба. Начинается дождь. Слезы падают из глаз, и капли проливаются с неба в темноту и духоту бесконечной ночи.
Выбор – это шаг в любом направлении.
Любовь… С какой стороны она ждет? Шагнуть вперед или обратно?
Пустота не дает мне дышать.
Эрин, тебе туда не надо.
А куда мне? Прошу, скажи, куда?
Все кружится, к горлу подкатывает тошнота, волна горя накрывает с головой.
Я жду – не раздастся ли ее голос снова?
Ничего, лишь пустота.
Умоляю, Лори, скажи, что делать!
Тишина.
Я жду, балансируя на краю ночи, в ногах дрожь.
Ты сама знаешь, Эрин.
Хорош ответ: в нем все и ничего. Пойди туда, не знаю куда…
Тяну руки к стене – теплая, напитанная дневным солнцем твердыня. Опираюсь на нее, спускаюсь на шезлонг – ноги подгибаются, я сворачиваюсь калачиком, дрожу и всхлипываю.
Глава 31Тогда | ЛОРИ
Что ты сейчас делаешь, Эрин? Поговори со мной.
Лори не спалось. Густая темнота давила на грудь, стесняя дыхание. В такие ночи, когда низкие облака закрывали луну, Лори не различала вытянутой перед лицом руки. Она вглядывалась в темноту, ожидая уловить всполохи надежды – мигающие огни самолета за кронами деревьев, но не видела ничего кроме черноты.
В детстве они с Эрин каждое лето разбивали лагерь в саду за домом. Лори вспомнила запах палатки, куда они стаскивали книги и журналы вместе со сладостями для полуночной пирушки. Забравшись внутрь, они застегивали молнию на входном отверстии, уверенные, что тонкий слой полиэстера защитит их от темноты и всего, что таилось снаружи.
Оказаться бы сейчас в палатке вместе с Эрин и застегнуть молнию.
Из темноты послышался крик Сонни. Желая взять его из люльки, Лори встала на колени – правую ногу пронзили невидимые иголки. Несмотря на усталость, она ощутила прилив удовольствия, взяв младенца на руки.
– Тише-тише, – мягко успокаивала она, склонив подбородок к голове Сонни. Погладила маленькое тельце, шепотом приговаривая: – Тише, маленький, тише.
Однако Сонни заплакал еще громче. Он капризничал весь день, молоко выпил только наполовину, суетился и беспокоился.
Вот и сейчас, выгибался у Лори на руках, подтягивая крошечные кулачки ко рту. Она взглянула на часы – полночь. В это время он обычно не просыпался. Потрогала подгузник: сухо.
– Что такое, детка? – участливо спросила она, поудобнее устраивая малыша на руках, чтобы он мог видеть отблески костра.
В свете пламени Лори заметила несколько красных пятен вокруг его губ. Что это? Сыпь, царапины? Или что похуже? В сумке Холли нашлась упаковка средства от диареи и бутылка жаропонижающего сиропа – других лекарств не было. Лори приложила тыльную сторону ладони ко лбу Сонни (она видела, как другие матери делают то же самое). Кажется, горячий… и что дальше? Чем помочь малышу, она не знала.
– Давай-ка тебя проветрим, – прошептала она, открыв несколько кнопок на распашонке и освобождая ручки из одежды. – Так лучше?
Увы, Сонни зашелся в безутешном плаче, по щекам потекли слезы. Она заметила, как пузырилась слюна в ротике, когда ребенок хныкал.
– Может, пить хочешь? – Лори постоянно переживала, что младенец пострадает от обезвоживания, тем более, молока выпил меньше обычного. – Вот, держи, – Лори достала приготовленную еще до наступления темноты бутылочку со смесью. Попыталась уложить Сонни в правильное положение, но тот корчился, отворачивался от бутылки, выгибая непослушное тельце и отталкиваясь кулачками. У Лори самой слезы навернулись на глаза.
Она вспомнила, как, покормив ребенка, другие мамы расхаживали туда-сюда или переступали с ноги на ногу, чтобы помочь незрелой пищеварительной системе малыша. Она тогда думала, почему бы им не присесть, отдохнуть, расслабиться. А теперь поняла – они боялись, что младенец срыгнет молоко, которого и так выпил недостаточно. И Лори, не обращая внимания на усталость, самоотверженно ходила вокруг костра.
– Что с ним? – внезапно спросил Феликс. Он откинул плед и подошел к ним, потирая заспанные глаза. Лори была благодарна за то, что парень проявил участие.
– Не знаю. Кажется, у него температура, и от молока отказывается. Хочу дать жаропонижающее. Подержишь?
– Конечно, – отозвался Феликс и забрал Сонни. – Что, дружок, приболел?
Пошарив в темноте, Лори наконец нашла флакончик с сиропом и, повернувшись к пламени, принялась читать этикетку. Потом зарядила мерный шприц и вставила в открытый ротик малыша.
– Так, давай, это поможет, – она нажала на поршень и медленно выдавила лекарство.
Плач тут же прекратился – ребенку понравился сладкий вкус. Шприц опустел, а Сонни продолжал его мусолить в надежде на сладкую микстуру. Лори хотела убрать мерный шприц, но малыш захныкал, и она сдалась.
Все это время Феликс не спускал с них глаз.
– Что, если он разболеется? – встревожилась Лори. – Смесь почти закончилась, чем кормить?
– Пока не выберемся отсюда, будем делать все, что сможем, – без раздумий ответил парень.
Какое облегчение слышать «мы».
Она взглянула на идеальные очертания детского профиля с крошечным носиком-пуговкой.
– А вдруг я все делаю неправильно?
– Лори, любой подтвердит – ты отлично справляешься!
Глаза накрыло пеленой слез. Лори смотрела, как Сонни мусолит деснами пластиковую трубку шприца…
– У него режутся зубы! – вдруг догадалась девушка.
Ну конечно! Плаксивый, отказывается от молока, сыпь вокруг ротика и температура.
– Ах ты, бедняжка, зубки болят, да? – Она аккуратно просунула мизинец малышу в рот. Осторожно исследовала подушечкой пальца гладкие, влажные десны, сначала сверху, потом снизу. Так и есть! Девушка ощутила под пальцем острый краешек зуба: он едва начал прорываться через десну.
– Теперь ясно, на что ты жаловался, – сказала она, целуя Сонни в макушку. – Сиропчик скоро поможет, – пообещала она.