ричишься. А КВ станции требуют для связи разворота антенны, не будешь же таскать с собой пятьдесят метров медного провода… Давно надо было, всё же, сделать несколько постоянных пунктов, где можно хранить КВ радиостанции и ещё какую-либо полезную мелочь разведчикам. Но Айго был против, всё переживает, что найдёт кто-нибудь и украдёт или засаду сделает. Здравый смысл, конечно, в этом есть, но нельзя же так перестраховываться. Не поймёшь его, то на всякую дребедень средств не жалеет, то на самое необходимое не даёт. А может, всё-таки, его того-этого?… Нет-нет, нельзя…. Ладно, вернёмся к нашим баранам, во всех смыслах. Где они эти два «барана»? Почему до сих пор нет известий из Хабаровска? И почему всё же Дубинин назначил встречу своим людям возле Речного вокзала? Возвращаться к себе он не будет, это — факт. Неужели, всё-таки место под новую базу готовит? Подожди, подожди… А, может, и не под новую? И не под свою? Ведь, до сих пор, неизвестно где базируется этот «летучий» отряд спецназа, что разгромил Гнилова и торговцев… Вдруг они там и находятся? И Ахмед этот говорил, что Дубинин приезжал с какими-то неизвестными людьми, да я и сам их видел, только посчитал за его охраннников… Не до размышлений тогда было»…
Сяолуна прошиб холодный пот от такого предположения.
«И где же эти Хабаровские лазутчики?… И что творится с К-472, а возможно и с другими «призраками»? Что же делать?»…
****
Святов вызвал Медведева.
— Ну что, Мирослав, как дела с оборудованием оборонительных рубежей?
— Потихоньку двигаются. Установили минные поля, сигнальные ракеты, ложные проходы, якобы к зданию, а, на самом деле, ведущие в тупик, разместили на этих путях пулемётные гнёзда и различные ловушки… Но ещё много чего необходимо соорудить… Ребята из местных хорошо помогают.
— Понятно. Скажи, видно все эти ваши окопы, гнёзда и прочую фортификацию?
— Да нет. Вблизи, конечно, заметно, а на расстоянии — не видно. Да и замаскировали всё под завалы, разбитые здания и прочее. Тут же настоящая война в городе за раздел территории среди банд была, пока эти ЗПРовцы власть не захватили. Ребята местные рассказывали. Так что, хлама всякого хватает… Да ещё и в первые дни эпидемии, да и потом позже, вандалы постарались. Если коротко — всё замаскировано под местный колорит, — усмехнулся Медведев.
— Хорошо. Но пока, до особого распоряжения, все работы прекратить.
— Уже сделано. Борислав передал Ваш приказ.
— Молодцы. Но пойдём, всё же, прогуляемся. Должен же я, как командир, хоть иногда, проверять как выполняются мои распоряжения.
Инженер улыбнулся:
— Конечно, товарищ полковник. Просто обязаны.
Все уже давно стали, практически, семьёй и понимали друг друга с полуслова. И желание Святова проверить выполнение его распоряжений, было явно не от недоверия к словам Медведева. Командир прекрасно знал, что всё сделано на совесть и в срок.
****
Второй лазутчик Сяолуна и не собирался шпионить в его пользу. Он происходил из народа тадзцы…
В середине 19 века в российском Приморье появились в большом количестве группы китайских мужчин-промысловиков. В основном, это были артели до десяти человек, выходцы из северного Китая, говорившие на пекинском диалекте. Они жили по нескольку месяцев в посёлках дружелюбных нанайцев, удэге, орочей и ульчей. Многие из них сходились с местными девушками, те рожали детей, а некоторые промысловики, так даже оставались жить навсегда, оценив простые нравы и приветливость жителей уссурийской тайги и низовьев Амура. В сёлах, где китайцев было особенно много, во второй половине девятнадцатого века для детей от смешанных браков, говоривших по китайски появилось название тадзцы, что в переводе примерно означает «смешанная кровь». Знание китайского языка было само собой разумеющимся, многие, даже говорили только на нём. При советской власти, во многих поселениях тадцзов стали строить школы в которые пошли учиться дети и учить русский язык, начали организовываться колхозы. И пошло- поехало… Вот к этому народу и относился лазутчик, посланный помощником Айго в Хабаровск.
После окончания девятого класса, он доучивался в интернате города Уссурийск, остался в городе, не пожелав возвращаться в разваливающийся колхоз, и постепенно ветшающую деревню. Был призван в армию, а после службы, поступил в Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище, находящееся в Благовещенске. Учёба ему нравилась и он отдавал ей всё свободное время, пренебрегая малыми курсантскими радостями. Благодаря своей настойчивости и усидчивости, он уверенно шёл на красный диплом. Практически перед самым выпуском, его вызвали в особый отдел военной контрразведки, там с ним беседовал моложавый мужчина в гражданской одежде и предложил службу в СВР, сразу расставив все точки над «i», сказав, что служба будет связана с Азиатскими странами, в частности с Китаем, а его внешность и его владение китайским языком очень даже кстати. Лазутчик вспомнил диалог с ним.
— Лучше скажите, решающими, — ответил он на предложение.
— Скажем так, это учитывалось не в последнюю очередь, — улыбнулся разведчик, — Дать Вам время на размышление?
— Сколько можете дать?
Мужчина посмотрел на часы.
— У Вас сейчас обед, да и мне перекусить не мешало бы. Так что, давайте ровно через два часа на скамейке возле палеонтологического музея. У вас же на последнем курсе, после обеда свободный выход в город?
— Так точно.
— Ну вот и договорились. Жду десять минут, не придёте, будем считать, что Вы отказались.
Мужчина пожал руки особисту и ему и вышел из кабинета.
— Соглашайся, — посоветовал курсанту контрразведчик, — Думаю, не пожалеешь. Работа интересная.
Через два часа он был возле музея. А потом после выпуска из училища — обучение в Академии внешней разведки и работа. Сначала на территории России, а через год….
… «И так, в городе или его окрестностях, появилась реальная сила, которая успешно противостояла банде, так называемых, «защитников правопорядка» и уничтожила её. Сейчас эта сила так же успешно громит работорговцев и, вероятно, монстров Сяолуна. Из беседы с местным населением известно, что некие люди пытаются вернуть город к нормальной жизни, вопрос: это те же, кто громил «защитников» и работорговцев, или кто-то другой? Но даже если это и так, то связь между ними должна быть, потому что гражданским в одиночку при сложившейся ситуации не выжить, необходима реальная защита. Значит, вполне возможно, что эти две, так скажем, организации, уже объединились в одну и действуют сообща. По информации добытую оперативным путём, временную администрацию, создают в НИИ эпидемиологии и микробиологии его бывшие сотрудники. Интересно, даже очень….», — лазутчик ещё некоторое время размышлял, взвешивая всё «ЗА» и «ПРОТИВ», наконец он решил, — «Ну что, пойдём сдаваться?»…
****
Радомир и Огнебор, ведущие наблюдение за подходами к НИИ со стороны Речного вокзала, заметили неясное движение в своём секторе. Солнце скрылось за горизонтом, и длинные предсумеречные тени мешали чёткому осмотру местности.
— Блин, как я не люблю это время. Ничего не видно, и ПНВ ещё не включишь, — с сожалением произнёс Осетров.
— Давай проверь, что там мелькнуло, я прикрою, только доложу о непонятках, — сказал Рыбкин.
Он вышел на связь с Барсуковым.
— «Барс», заметили неясное движение в районе Речного вокзала. «Осётр» идёт на проверку, я прикрываю.
— Подождите, не суетитесь. Мы сейчас с «Волком» подойдём, а пока смотрите в оба, вернее в четыре.
— Понял. Отбой, — ответил Радомир и обратился к товарищу, — Ждём-с, приказано не суетиться. Сейчас подойдут ребята на усиление, вместе глянем.
— Вот спасибочки за информацию, а то я не слышал, — съехидничал Огнебор.
— Ты давай, наблюдай в секторе, умничаешь тут мне, — улыбнулся Рыбкин.
В это время движение повторилось уже ближе, и промелькнул человеческий силуэт. Осётров собрался было окликнуть незнакомца, но тут появились Барсуков с Волковым.
— Вы оставайтесь на месте, прикрывайте — сказал капитан МЧСовцам, — А мы быстренько смотаемся поглядим, кого там несёт.
И спецназовцы бесшумно растворились в начинающих сгущаться сумерках… Вскоре они вернулись так же бесшумно, как и ушли. Волков тащил на себе бесчувственное тело.
— Вы его что, того? — поинтересовался Огнебор.
— Нет, конечно. Поспит немного, а потом мы его допросим, — ответил лейтенант.
— Молодцы ребята. Тащите службу дальше, через час вас сменят, — похвалил наблюдателей Барсуков, и спецназовцы скрылись в уже наступившей темноте.
— Вот теперь можешь включать свой ПНВ, — сказал Рыбкин.
****
В помещении, при свете, Борислав вгляделся в лицо захваченного человека.
— Тадик?! — удивился он и принялся приводить «языка» в чувство.
Подошли Святов и Воронёнок.
— Ну как? — поинтересовался учёный.
— Вот, захватили «языка». Очень похож на моего однокашника по училищу. Не виделись сто лет, и связи с ним не было. Его после выпуска куда-то в сверхсекретную часть отправили. Больше о нём ни слуху ни духу не было.
— А у вас что, и китайцы учились? — снова спросил Воронёнок.
— Нет, китайцы у нас не учились, а вот один тадзыец, или как там правильно, был. Отличный парень, добрейшей души человек.
— Так он это или не он? — теперь уже не вытерпел Святов.
— Очнётся, узнаем, столько лет прошло, — ответил Барсуков.
— А Тадик, это имя? — допытывался учёный.
— Нет, его звали Анатолий, Толик. А «Тадик» прозвище, производное от названия его народа — Тадзцы. Тадзцы — Тадик — Толик. Как-то так.
Тем временем, захваченный пришёл в себя. Он открыл глаза и возмущённо, на чистом русском языке, сказал:
— Борислав, ты совсем офигел? Зачем так сильно бить то. Слова даже сказать не дал. Барсук недоделанный.
После чего широко и открыто улыбнулся.
— Тадик! Чёрт не русский! — обрадованно воскликнул капитан, — Рассказывай, как ты тут оказался?…