И он поддакнул Оливии вечером, когда та удовлетворенно вздохнула и сказала:
– Наконец-то мы снова семья…
А мистер Хогарт поднял глаза от газеты и сказал:
– Никогда никого не приводи в наш дом, Кит.
Кит разгрыз вторую таблетку. Сначала он сомневался – стоит ли после этого садиться за руль, но теперь мышление приобрело такую четкость, что он убедился – стоит. Стоит и нужно.
Он не смог защитить Сару, но теперь все можно исправить. Он не смог пойти против родителей тогда, но теперь он старше, и сможет. Ничего не бояться. Главное – ничего не бояться. Тот, кто боится – проиграл.
Кит глянул на часы. Оказывается, прошло всего семь минут. Вот она какая, вечность.
Он поднялся, вышел из комнаты и коротко стукнул в дверь душевой.
За дверью тут же умолкла вода. Несколько секунд было тихо, потом ручка дернулась, раскрылась пахнущая теплом и мылом щель, полная пара.
Томми, видимо, отмывался кипятком.
Пар запорошил зеркало, опустился на кафель тяжелыми каплями. От помойной вони не осталось и следа.
Томми стоял у раковины и сосредоточенно умывался. Рыжие мокрые волосы стали красными, поднялись хохолком. Между пальцев сложенных рук сочилась вода. Он помотал головой, поднял голову. Ресницы слиплись, зеленые глаза стали ярче.
И небывалая ясность мышления вдруг покинула Кита. Он с трудом понял и вспомнил, кто находится в его душевой. Томми словно заново появился в его жизни – вылупился из полиэтиленовых занавесок, уголок которых прилип к его влажному плечу.
«Им не нужно выживать, найдется кто-то, кто защитит».
Зачем Попугайчику выживать?
Найдется, тот, кто.
На Томми его, Кита, шорты. Слишком широкие, слишком длинные, и все в темных пятнах брызг.
Нужно найти ему джинсы и футболку.
Время-время, почему ты так немилосердно долго тянешься? Сколько минут Томми смотрит на Кита? Или секунд?
– Я научу тебя не бояться, – сказал Кит. – А ты научишь меня. У нас разные страхи.
И обнял Томми, как когда-то Сара обняла его самого.
Томми то ли плачет, то ли это все еще вода стекает с волос и каплями спускается по его щекам.
Томми не сопротивляется и не вырывается. Он замер.
Притворись мертвым, замри, и беда пройдет мимо.
– Ничего я тебе не сделаю, – сказал Кит. – Я на твоей стороне.
Мелькнули улицы и дома. Тихий город укатился прочь вместе с медленно ковыляющей мисс Белл, Речной улицей, полной разноцветных обрывков, мостом с коваными перилами, парком, наполненным лиственным шумом.
Томми сидел на переднем сиденье, в узкую грудь впился ремень безопасности.
Кит заметил – стоит только добавить скорости, как глаза Томми широко распахиваются. Это состояние, в котором человек может забыть обо всем – обо всех бедах и проблемах.
Это состояние единения с дорогой, с милями, уходящими под колеса.
Город последний раз подпрыгнул и исчез.
Открылась трасса, закругленная у горизонта. Навстречу ей Кит разогнал «форд» до предела. Томми дернулся, потянулся и отщелкнул застежку ремня безопасности. Ремень исчез со змеиным свистом.
«Форд» летел, опрокидывая назад деревья, столбы и указатели. Мелькнуло пятно – кто-то голосовал на обочине. Пыль вилась тонким шлейфом.
– Поворот, – хриплым шепотом сказал Томми.
– Поворот?
«Форд» с визгом описал полукруг, похожий на ножевую рану консервной банки, вздрогнул, затрясся и снова набрал скорость.
– Охренеть, – сказал Томми. – Охренеть! А если полиция?..
– Станем героями местных новостей, – откликнулся Кит. – Погоня по шоссе, вертолет и пять машин с мигалками.
Томми откинулся на спинку кресла и засмеялся.
– А потом?
– А потом, – сказал Кит, – мы остановимся в тупике, у нас закончится бензин, я выйду из машины с карабином и успею сделать пару выстрелов, пока меня не прикончат.
– Что в это время буду делать я? – поинтересовался Томми.
Кит пожал плечами.
– Что ты хочешь делать?
– У тебя нет второго карабина?
Кит рассмеялся.
– Ты это серьезно, Попугайчик?
– Я так же, как и ты.
И повисла пауза. «Форд» карабкался наверх по узкой проселочной дороге, к светлой рощице, украшавшей холм.
Машина остановилась у кромки рощицы. Отсюда не видно было ни шоссе, ни города.
Кит достал из багажника охотничий карабин.
– Патронов пять, – сказал он Томми, заряжая карабин. – Больше я взять не смог – будет заметно. Но этого хватит, чтобы тебе объяснить.
Томми молча смотрел на его руки, на привычные движения, на поблескивающее дуло и потертый приклад.
Кит искоса взглянул на него, передернул затвор и шагнул в сторону.
Томми остался стоять у машины и смотреть в направленное на него дуло. Он не шевельнулся, только быстро и страшно побелел.
– Отойди от моей тачки, – сказал Кит и дулом карабина проводил Томми на пару метров в сторону. – Встань здесь.
Томми повиновался. Джинсы Кита были ему велики, и он машинально поддернул их одной рукой, а потом рука безвольно упала вдоль тела. Кит видел, как у него дрожат колени и как напряглись ключицы в слишком широком вороте футболки.
– Что ты будешь делать, если твой друг окажется не другом? – выкрикнул Кит, заглушая ветер. – Что ты будешь делать, если на тебя направлено оружие?
Томми стоял молча. Глаза у него затянулись обморочной мутью.
– Что ты будешь делать? Прятаться в помойку? Плакать? Сделай что-нибудь, Митфорд, иначе я тебя прикончу! Я считаю до пяти! Раз! Два!
Томми медленно потянул руки к лицу, но передумал и застыл в странной позе.
– Три! Митфорд, это не шутка! Я закопаю тебя в лесу, и никто не найдет! Собрался плакать? Хочешь мне что-то сказать?
Ветер усилился, и Кит привычно подал дуло карабина чуть правее.
Томми уловил это движение и вдруг выпрямился.
– Стреляй, – громко сказал он. – Я все равно не знаю, как объяснить матери, где моя одежда и телефон…
– Пять, – сказал Кит и нажал на курок.
Выстрел ударил в ветряной гул, с деревьев поднялась стая маленьких птичек и с паническим чириканьем закружила в темнеющем небе.
Деревья дрогнули.
Кит забросил карабин на плечо, как научил его отец, который любил молодецкие охотничьи позы, и подошел к лежащему на траве Томми.
Он стоял над Томми, но смотрел на кружащихся над ними птиц.
– В человека попасть куда легче, чем в такую мелкую птаху, – сказал он. – Стрелять маленьких птичек нужно уметь…
Он знал, что поступил правильно, но не мог совладать с собой – ему было остро жаль Томми.
– Все хорошо, – сказал он, бросая карабин на землю и садясь рядом с Томми. – Все хорошо. Ты молодец…
«Ты теперь герой, мальчик!»
– Томми, – позвал Кит. – Понимаешь, меня так воспитали… мне так легче…
«Чувствуешь себя героем, мальчик?»
– Меня так воспитали! – закричал Кит, хватая Томми за руки. – С самого детства! Я не виноват! Понимаешь? Томми… Он всегда говорил – так надо… Мне всегда помогало!
«Твой полузащитник получил травму, Кит?»
– Господи, да заткнитесь же!
Томми шевельнулся, сел и осмотрел себя.
– Хогарт, – дрогнувшим голосом проговорил он. – Ты говорил, что я псих?.. Ты мне сказал, что я псих?
Кит повернул голову. Томми смотрел на него с тупым любопытством. Так попугайчики наблюдают за хозяевами сквозь прутики клетки.
– Ты псих, – ответил Кит. – Одежда, мама… Если бы я хотел, то мог бы тебя убить.
Томми опрокинулся на спину. Птахи, потревоженные выстрелом, возвращались на свои места и вскоре закачались на тонких веточках на окраине шумящей рощи.
– Я тебя сейчас очень люблю, – сказал Томми. – У тебя еще четыре патрона, и по этой причине я тебя так люблю, что… вышел бы за тебя замуж. Стокгольмский синдром?
– Не знаю… но если я женюсь и у меня будут дети, я буду душить их в подвале, чтобы они выросли настоящими мужиками. Все, даже девочки.
– А я выращу типов вроде моей мамаши – они будут ходить во все церкви подряд и убивать животных.
Кит слабо улыбнулся.
– Эти четыре патрона… хочешь пострелять?
– Хочу, – сказал Томми и поднялся, опираясь на дрожащие руки. – Вон то дерево будет Бертом Мораном.
– Ты в него сначала попади.
И снова взметнулось птичье облако. Кит положил руку на руку Томми и вместе, одним общим движением, они передернули затвор.
Кит вернулся домой поздно вечером. Он поставил в гараж «форд», покрытый пылью, осторожно вернул на место карабин – тот занял свое место между обрезом Savage-Springfield и пистолетом TEC-9.
Он медленно шел к крыльцу, сберегая удивительное ощущение – он наконец-то не один. Раньше он смутно подозревал, что ему стоит держаться особняком, никого не впуская в свою жизнь и ни к кому не проявляя интереса.
Сара сказала – тебе нужно обратиться в полицию, Кит.
Это была неправда. Киту не нужна полиция. Но все, кто его окружал, могли думать иначе. Все, кто вокруг него – люди без малейшего понятия о страхе. Они привыкли опираться на закон и не знают, что закон бессилен там, где все совершается правильно.
Сара смирилась. Она приезжает изредка и привозит таблетки, без которых Кит не может спать – это всего лишь бессонница, Кит, ею страдают множество людей.
Таблетки, без которых попытка заснуть оборачивается кошмаром. Это всего лишь кошмары, они всем снятся.
Многие принимают таблетки.
Сара смирилась и больше не подбивает Кита на посещение психиатра, на анонимные звонки в полицию… Она начинает понимать, что все правильно.
Она только начинает, а Томми принял сразу. Он даже не удивился. Сказал только, что родители – это важно и ничего с таким не поделаешь. Томми сказал, что понимает, потому что до сих пор не смог назвать свою мамашу сукой. Где-то в глубине души он уверен, что она все делает правильно. И Кит тоже уверен.
Томми сказал, что те, кто поступает неправильно – это Моран, Макгейл и Минди. Отчасти неправильно поступает Алекс Митчелл. Вспомнив его, Томми нахмурился. И даже Карла иногда поступает неправильно.