Иногда она очень хорошо подмечала детали.
Томми понаблюдал. Вокруг автомата с презервативами существовала зона отчуждения. Мимо него проходили, ускоряя шаг. Его подчеркнуто не замечали.
И Томми стало немного легче.
А потом случился скандал с воровством из шкафчиков, и про Томми на время забыли. Автомат продержался неприкосновенным целый год. Может быть, кто-то и подходил к нему, но делалось это тайно и, скорее всего, из интереса.
Католические матери тоже утихли, хотя и внесли автомат в список излюбленных тем, по которым судили о близости апокалипсиса.
Зимой Элис Мёрфи отказалась ходить в школу, и поползли слухи. Слухи эти множились и обрастали подробностями: Элис с матерью видели в больничном отделении женской консультации, Элис стала неимоверно толстой. Элис изнасиловали отморозки возле бара, в кровать к Элис залезал ее папаша, Элис снималась в порно. Элис и ее семья навсегда уезжают из города.
Как только семья Мёрфи уехала, ситуацию прояснила миссис Макгейл. На вечернем чаепитии в окружении членов дамского клуба, она, изрядно приправив чай коньяком, возмущенно сообщила: маленькая шлюшка Элис совратила ее сына, а ее родители обнаглели до такой степени, что заявились к миссис Макгейл домой и пытались обвинить в случившемся Кирка.
– Вы же понимаете, девочки, – говорила она, – что если бы ей не хотелось раздвинуть перед Кирком ноги, она бы этого не сделала. У нее были планы… очень нехорошие планы на счет Кирка.
Дамы немедленно согласились и поделились своими историями, в которых они всегда твердо говорили «нет», если не собирались залететь и пристроиться к какой-нибудь богатой семейке.
– Получается, вы говорили «да» только для того, чтобы залететь и пристроиться? – уточнила миссис Нобл, тогда еще считавшаяся приличной женщиной.
После этого вечера она больше никогда не появлялась на воскресных чаепитиях.
– Просто она осознала, – любила говорить миссис Макгейл, – что у нас нет ничего общего. Посудомойке стало скучно на наших собраниях, вот и все. Ее никто не выгонял, она сама ушла.
Ей верили на слово и обычно многозначительно добавляли:
– Вы же понимаете, что дело не только в этом… Ее Карла тоже… вы понимаете, о чем я.
Все понимали: миссис Нобл вернулась домой, не доучившись в колледже, уже беременная, и никто не знал, как зовут отца Карлы.
– Впрочем, она довольно милая, хоть и неразвитая женщина.
– Очень милая.
– И для своих лет неплохо выглядит.
– Я однажды видела на ней симпатичную кофточку. Возможно, дорогая вещица.
Томми покривил душой, обвинив Кирка Макгейла в лени. Он понимал, почему Кирк не взял презервативы из автомата. Просто над автоматом еще витал дух разврата и распущенности, установленный демонстрацией католических матерей.
Преодолеть страх перед автоматом было сложно.
И все-таки спустя полгода после отъезда Элис Мёрфи приехала машина обслуживания, и бойкий парень в фирменной кепке заполнил пустующее брюхо автомата новыми блестящими лентами. На примере Элис многие сообразили, чем грозит этот страх, и невидимо, молча обзаводились упаковками с резинками. Некоторые из очкариков и бедолаг с прыщами и брекетами – просто про запас. На тот случай, если небо упадет на землю, и какая-нибудь девочка возжелает провести вместе с ними незабываемый вечер в парковых зарослях.
Кирку Макгейлу было проще – он уже тогда играл в футбольной команде и был симпатичным. Скорее небо упало бы на землю, чем Кирк остался девственником до выпускного.
У неба и земли довольно-таки предсказуемые планы, когда дело касается старших классов.
Католические матери снова устроили показательное выступление на страницах газеты, убедительно доказав, что их пророчества исполнились, и автомат с презервативами поселил разврат в стенах школы, подтверждением чему служит история «одной девочки».
Миссис Митфорд на этот раз свою подпись под статьей не поставила, и Томми был ей за это бесконечно благодарен.
– Будь с этим поосторожнее, Томми, – сказала миссис Митфорд однажды вечером. – Ваши тела растут куда быстрее, чем ваши мозги.
– Я знаю, – ответил Томми.
– И если мне кто-то скажет, что ты подходил к этому автомату, я не спущу с тебя глаз!
Такова была история злосчастного автомата, возле которого Томми, еще полуослепший от уличного солнца, и наткнулся на Кита Хогарта.
Голова у Томми еще слегка кружилась – все-таки никотин давал о себе знать, поэтому он не обратил внимания на то, что Кит стоит неуверенно, словно не доверяя собственным ногам, и держится рукой за стену.
Но Томми сразу понял, что Кит спокойно, ни от кого не скрываясь, вынимает из контейнера, прикрытого полупрозрачным пластиком, две блестящих упаковки презервативов.
Эти упаковки Хогарт сунул в карман джинсов, и только после этого повернулся к Томми.
– Привет, – спокойно сказал он и отошел в сторону – его кто-то окликнул.
До Томми донесся обрывок шутливого вопроса, имя Минди и что-то еще, неумолимо мерзкое, пошлое и почему-то очень обидное.
Он проследил глазами – Кит пошел к шкафчикам, за ним, хлопая его по плечу, отправился Макгейл, а потом появилась Стефани, в волосах у нее блестящая заколка в виде бабочки; все как-то слепит, мешает и давит…
Пришлось прислониться к автомату. Томми стало жарко, словно его обдали горячей липкой кровью.
– Ты в порядке? – спросил кто-то и сразу исчез.
– Эй-эй! – это уже голос Алекса, слегка встревоженный. – Томми, пойдем. Окунись в фонтанчик, черт тебя побери… Это же не из-за курева? Не из-за меня?
Томми наклонился над фонтанчиком, но пить не стал. Помотал головой, вытер мокрое лицо рукавом. Зрение прояснилось, стало легче дышать.
– Не успел позавтракать, – сказал он. – Повело…
– А, ну это нормально, – с облегчением сказал Алекс. – Я уж думал – скурил тебя до смерти… Твоя мамаша меня бы убила. Бери рюкзак. Ты доклад написал?
– Не помню. Какой доклад?
– Война Юга и Севера.
– Война? – Томми поднял голову. – Ничего я не написал, я даже не знал, что надо, где я был последние три дня?
– Хер тебя знает.
– А ты не мог мне сказать?
– Да откуда я знал, что ты не знаешь? Ты же не звонишь мне и не спрашиваешь: мистер Митчелл, где я, кто я, и что мне делать?
Томми выпрямился. Стряхнул капельки воды с ладоней и улыбнулся.
Алексу улыбка пришлась не по душе. Мстительная, нехорошая улыбка, исказившая приятное лицо Томми до неузнаваемости.
Впрочем, она быстро сменилась другой – почти виноватой.
– Не хватало мне только по учебе съехать.
– Да ладно… я впервые за два месяца подготовился к уроку, и ничего со мной не случилось. Ты видел? Хогарт взял презервативы.
– Видел.
– Минди сойдет с ума от бешенства.
– Она-то тут при чем?
Алекс посмотрел на Томми.
– А кто еще? Он привез ее в школу, и они целовались в машине. Ты по сторонам вообще смотришь или нет? – Он коротко рассмеялся. – Конец ее репутации, Хогарт на всю школу заявил: я буду драть эту сучку. И, по-моему, даже не один раз. Он, конечно, псих, что на такое осмелился, но это было стильно. Почему мне первому не пришло это в голову?
Томми поднял рюкзак и закинул его на плечо.
– Потому что у тебя нет машины и для Минди ты пустое место.
– Ты тоже.
– У меня в голове нет никаких дурацких затей.
Алекс пожал плечами:
– Ты часами таращился на нее на футбольном поле и добился только роли столба в ее постановке. Так что, Митфорд, завидуй молча.
«А ты годами таращишься на Карлу, – подумал Томми, – и добился еще меньше. Ты вообще понятия не имеешь, чего я добиваюсь. Никто не знает».
Сам Томми тоже не знал, чего добивается.
Он устал думать и устал противостоять быстро сменяющимся картинкам реальности.
Кит Хогарт сказал: скоро все будет не так, как раньше.
Он был единственным, кто казался надежным, но на следующее же утро сдал себя в пользование капризной сисястой дуре, откинув Томми на прежние позиции, спихнув его вниз, туда, куда не пробиваются лучи света.
На самое дно школьной иерархии.
Минди никогда не позволит себе встречаться с парнем, который дружит с такими, как Томми. Если Кит хочет ее, то будет подчиняться.
Было в поступке Хогарта еще что-то, от чего у Томми перекрывало горло и дышать приходилось с трудом, но злости было больше.
Злость изменила Томми – выпрямила, вытянула, наэлектризовала – казалось, тронь его, и посыплются искры.
Изменилось и лицо. Мистер Холл, сонно выслушивающий доклады на тему войны Юга и севера, Томми вызывать не стал.
«У мальчика определенно что-то случилось», – подумал он.
Свою мысль мистер Холл развивать не стал. Он страдал от солнца, припекавшего его лысину через недавно вымытое окно, и раздумывал – будет ли выглядеть смешно, если он прикроет голову газеткой?
Кирк Макгейл, сидящий рядом с Томми, несколько раз задержался на нем взглядом и почему-то вспомнил о своей собаке, Даффи, которая казалась ему милейшей и добрейшей псиной до тех пор, пока однажды не сожрала валяющегося на дорожке птенца.
Птенец был гол и беспомощен, видимо, вывалился из гнезда совсем недавно, и Даффи слизнула его моментально, но Кирку долго еще чудился вязкий влажный хруст.
Даффи умерла год назад, и Кирк почему-то ощутил облегчение.
В конце концов он отвернулся от Митфорда, и ему сразу стало спокойнее.
Дом престарелых стоял на холме, и чтобы добраться туда, Томми пришлось попотеть. Склон бы таким крутым, что если бы кому из стариков вздумалось сунуться обратно в город, он покатился бы кубарем и вряд ли остался в живых.
Два раза в день на холм карабкался старый одышливый автобус, но Томми на него опоздал.
Он пошел пешком и поначалу только радовался тому, что приходится напрягать ноги, приходится беречь дыхание – эта нехитрая работа тела отвлекала и развлекала его. Но через полчаса ходьбы все стало намного хуже. Солнце упорно пекло в затылок, словно выбрало его мишенью через особо точный прицел. Волосы слиплись, губы приходилось то и дело облизывать.