Мистер Хогарт пьет в «Клене». Цедит пиво, вытирает потную лысину платком и пытается завести беседу с мрачным типом в шляпе, лакающим чистый виски. Тип в шляпе молчит и не обращает внимания. У мистера Хогарта внутри болезненная дрожь, но он сыпет шуточками и пытается выглядеть бодрым.
Он пришел сюда затем, чтобы в мужской компании обсудить методы воспитания сыновей. Ему казалось, что будет очень правильным завалиться в бар и выпивать, хлопая по плечу какого-нибудь слушателя, готового понять и оценить старания мистера Хогарта на стезе воспитания подростков.
Слушателя он не нашел. Изредка на него бросал короткий полуслепой взгляд мистер Пибоди, сидящий в углу над стаканом ром-колы. Мистер Пибоди силился понять, какого черта понадобилось в приличном заведении маленькому потному клерку в измятой рубашке.
Кроме него, никому до мистера Хогарта не было дела.
Минди вычеркнула имя Кита Хогарта из списков актеров своей пьески и вписала вместо него имя Макса Айви.
Личные симпатии не имеют никакого значения. Ей нравился Хогарт, но нравился, как достойная оправа ее собственному положению и влиянию. Провальный проигрыш на глазах сотен людей, виной которому – Кит, оправу эту полностью обесценил. Шедевры не заключают в дешевые деревянные рамы, а Минди считала себя шедевром.
Ей полагался не просто красивый парень, ей полагался парень, достижения которого оттеняли бы ее собственную значимость.
Кит Хогарт на эту роль больше не годился, и Минди с гордостью за собственную прозорливость отметила, что успела обзавестись обходными путями. Она начала отношения с Китом ради спора Морана и Айви. Никто не обвинит ее в любви к проигравшему квотербеку, узнав о сути спора.
Минди потянулась за мобильником и разбудила звонком некрепко дремлющую Карлу Нобл.
– Извини, что так поздно, дорогая, – сказала она, – но у нас чрезвычайное положение. Ты уже в курсе?
– Да, – сонно и настороженно ответила Карла. – Алекс мне все рассказал… он звонил.
– Правильно, – отозвалась Минди. – Сама понимаешь, после такого провала футбольной команде нужно что-то менять. Имидж, настрой… Я помню, ты просилась в группу поддержки. Я подумала и решила тебя взять. Возможно, ты привнесешь новую волну, вдохновишь… понятно, дорогая?
Карла села на кровати. На ней по-прежнему оставалась надета шелковая туника миссис Нобл, и она нервно поправила тоненькие лямки.
– Серьезно? Это правда, Минди?
– Не можешь поверить, дорогая? Конечно, правда. Кит Хогарт опрокинул нас на исходные позиции, время начинать все сначала. Ты милая девчушка, почему бы и нет?
– Хорошо, – нервно и торопливо сказала Карла. – Когда приступать? Куда мне прийти?
– Для начала – в школу. Поболтаем, посплетничаем… столько свежих слухов, это все обязательно нужно обсудить. Как думаешь, что скажут твои друзья, когда узнают, что ты теперь в группе поддержки?
– Мои друзья?
– Томми Митфорд, например. Или ему все равно? Слышала, его с Хогартом связывают особые отношения. Особые.
– Скорее всего, – согласилась Карла, вне себя от счастья, что наконец-то пришло время ее девичьих ночных телефонных разговоров. – Я уверена, что так и есть. Я давно знаю Томми, и… он не может быть с девушкой.
– Как? – ахнула Минди.
– У него просто ничего не получается, – пояснила Карла. – Это же значит, что…
– Милая, тогда все понятно! – воскликнула Минди. – Тогда понятно, для чего Кит брал презервативы из автомата! Не для меня же! Я не спешу растрачивать себя с первыми встречными, и сразу сказала ему об этом, когда он начал за мной таскаться. Пару раз поцеловала его из интереса, но не более. Ты же не думала, что я – с ним?..
– Нет-нет, – торопливо ответила Карла. – Я сразу поняла, что в этом что-то не так. Получается, они…
– Многие замечали, – снисходительно добавила Минди. – Как замечательно, что теперь все определилось окончательно! Нужно рассказать остальным. Все должны знать, особенно мальчики. У них же общий туалет и душевые, представляешь, как ужасно – мыться в одном помещении с… этими? Дорогая, как жаль, что я прежде с тобой не общалась. Ты просто бесценна. Увидимся в школе!
– Увидимся… Минди! У меня есть хороший фотоаппарат. Я могу сделать тебе и Стефани отличные фото! Хочешь?
Но Минди уже оборвала звонок.
Пять минут спустя Карла соскочила с кровати, заметалась по комнате, натыкаясь на столики и стулья. Все внутри нее пело. Наконец-то, наконец-то достойное вознаграждение за все! За муки, принятые от мамаши Митфорда, за унижение, боль, страх, обиду. Бог справедлив, подумала Карла. Он видит страдания честных людей и спешит утешить их, присылая такие подарки судьбы, как Минди и ее группа поддержки.
К черту конкурс, Алекса, Томми, начинается новая жизнь!
На другом конце города Стефани тщетно ожидала звонка от Минди. Сама она не решилась бы набрать ее номер. За Стефани был мелкий ядовитый грешок, который она торопилась выдать, чтобы вовремя вымолить себе прощение.
Признаться Минди, что зависть, белая зависть к красивой, умной, смелой подружке заставила ее подойти к Киту и тихонько, шепотом попросить у него кое-что…
Стефани обдумывала слова, которые должны были спасти ее от гнева Минди, и получалось примерно так: «Минди, ты просто золотая девушка. На твоем фоне я маленькая серая лесная пташка. У меня нет ни ума, ни твоего блеска. У меня даже нет вкуса, и не хватает мозгов, чтобы купить хорошие босоножки. Ты еще и добрая, поэтому позволила мне стать твоей подругой. Я не заслуживаю твоей дружбы, Минди (вранье!), потому что мне нравился Кит… и мне казалось, что он тебе не нужен. Я знала, что ты бросишь его, если он сделает неверный шаг. Правильно? И я подсказала ему неверный шаг… Я тайком попросила его взять для меня презервативы из автомата. Он единственный, кто сделал бы это при всех, я знала об этом, поэтому попросила. Ты бы никогда не стала встречаться с парнем, который такое сделал. Я же была права, Минди? Ты разозлилась на него, ты сказала, что он поступил, как полный придурок. Мне так стыдно, Минди… Все потому, что я ничего из себя не представляю. Только из-за этого. Прости меня, пожалуйста, я больше никогда не буду пытаться отбить твоего парня. Вот они, эти презервативы. Он отдал их мне после школы».
Минди все не звонила и не звонила, и Стефани потихоньку начала засыпать, припрятав телефон под подушку и крепко обхватив его пальцами.
Берт Моран и Кирк Майгейл разошлись по домам совсем недавно. Они курили за почтой траву и обсуждали будущее команды «Медведей», оказавшейся в полной жопе. Команде нужен новый капитан и квоттербек. Капитан и квоттербек, а не жалкий придурок с переломанными ногами.
О «жалком придурке» они говорят с особым презрением, пряча под ним прежнее уважение к Киту. Слишком горько было обоим после позорного вылета из четвертьфинала.
Потом Моран пошел в одну сторону, а Кирк в другую. Кирк сразу забыл о теме разговора и думал о том, где бы купить витые красно-белые шнурки для новых кроссовок. Моран топал домой, со злости и обиды за команду пиная камни и бордюры. Он пытался анализировать факты, но факты ему не давались. Моран знал только, что Хогарту конец. Школа никогда не простит ему этого проигрыша.
Кит Хогарт лежит на больничной кровати, держится за плотные синие простыни, сжимает пальцами тонкий матрас. Действие обезболивающего прошло, но он не зовет медсестру. Он терпит боль. Боль – его наказание за фиаско. За то, что не сообщил Опоссуму о своей травме. За то, что вышел на поле. За то, что подвел команду.
Ему так больно, что слезы текут по щекам, и высыхают на полпути – у Кита сильный жар.
И все же он пытается шевельнуть ногами, чтобы стало еще хуже, чтобы стало невыносимо, убийственно больно. Ему это удается, и Кит тяжело дышит, запрокинув голову. Он боится вскрикнуть, боится привлечь внимание.
Кто-то из жалости или по долгу может явиться и совсем некстати прервать его наказание.
Когда Кит закрывает глаза, он видит, как переворачивается земля, как мелькает мяч, уходя вбок. Видит стремительно приближающееся небо и номер на футболке Берта Морана.
Видит, как Берт спотыкается, тоже падает, падает рядом и на него, на Хогарта.
Опоссум дремлет на лавке. У команды для него плохие новости.
Видите носилки, тренер?
Это Хогарт. Он вышел на поле с разбитыми коленями и слил нам игру. Простите нас, тренер.
(Разве тренер не должен проверять состояние игроков перед игрой, Кит?)
– Нет, я сам… сам виноват, – сухим шепотом отвечает Кит этому разумному, теплому, доброжелательному голосу.
Голос умолкает, ему нечего добавить, а Кит продолжает свою пытку, доводя себя до потери сознания.
Заглянувшей в палату медсестре кажется, что он крепко спит.
Кевин Кленси курит сигару, глядя в окно. Ему видно совсем немного: переулок с мусорными баками, оконные проемы дома-близнеца напротив, кусочек просмоленной крыши никому не известного здания, которое можно увидеть только сверху, а внизу, на улицах, искать бесполезно.
Видно и точечную звездную сыпь на туго набитом брюхе неба.
– Надо валить из города, в котором такие звезды, – говорит он вслух. – Это не ночь, а пьяный сифилитик.
Город ничуть не обижается. Город ждет, равнодушно принимая холод ночи. Река тускло и медленно движется, рассекая его на волнистые куски, плотина сдерживает напор, люди охраняют дух и честь. Что еще может пожелать маленький гордый городок?
Нет, нет, он абсолютно счастлив и доволен. Если чего-то ему и не хватает, как не хватает белому кремовому торту красной вишенки, так это достойной сенсации.
В этом город совершенно согласен с Томми Митфордом.
Томасом Митфордом.
Новость о роковой травме Хогарта пришла к Томми рано утром от того же Алекса.
– Я тебе вчера звонил, – неодобрительно сказал он. – Где ты был? Куда ты, черт побери, провалился? В школе нет, на матче нет…
Томми с мобильником у уха стоял возле холодильника и набирал на блюдце кусочки розовой ветчины. За его спиной сидел истуканом мистер Митфорд. Миссис Митфорд с утра пораньше унеслась в полицейский участок, надев свою лучшую шляпу.