Повисла напряженная тишина, ожидающая тяжелого грохота выстрела. Томми ощущал ее почти физически, и старался уменьшиться, слиться с пыльной дорогой, чтобы не попасть в зону поражения.
Он еле дышал, пригибаясь все ниже.
– Тебе плохо? – озадаченно спросил напарник.
Грохнуло. Ударилось в полной тишине. У Томми подкосились ноги, в глотке пересохло. Офицер Робинсон кинулась к нему и схватилась за запястье, измеряя пульс, напарник подпрыгнул на месте, схватился за очки и с хрустом снял их, чуть не смяв в ладони хрупкую оправу. Легкая тень мелькнула и упала под ноги Томми.
– Извините, – сказал Кит, протягивая напарнику водительские права. – Хлопаю дверцей по привычке – в первой моей тачке она была совсем разболтана. Томми, хватит придуриваться, офицеры на работе, им не до шуток.
Пока напарник рассматривал права, офицер Робинсон изучила открытый Китом багажник, заглянула в салон и проверила все потайные местечки.
– В чем дело-то? – спросил Кит, получая обратно свои права. – Что-то случилось?
– Не нужно вам здесь играться, детишки, – сказал напарник, снова цепляя очки на нос. – Тут творится что-то нехорошее.
– Творится нехорошее? – переспросил Томми, успев прийти в себя. – Появилась чупакабра? Скажите, что да. Я обещал маме, что поймаю эту штуковину, и она сделает из нее отменную отбивную. Мама из чупакабры, а не чупакабра из мамы.
На этот раз улыбнулся напарник, а офицер Робинсон смотрела на Томми неподвижным внимательным взглядом. Она успела отметить учащенный пульс мальчика, и теперь искала признаки волнения и на его лице, но лицо Томми выражало только глупую щенячью радость.
Рядом с ним стоял мальчик, выглядевший слишком серьезно для своих лет. Сумрачный парнишка, спокойный донельзя. Большинство водителей в такой ситуации нервничают, а этот держится молодцом.
Два совершенно разных парня. Симпатичный рыженький малыш и его сумрачный друг. Умилиться бы – вместо того, чтобы шляться по городу в поисках дешевой травы и не менее дешевого пойла, эти двое бродят по холмам и дышат свежим воздухом, и даже сигарет при них не оказалось, а в салоне машины идеальный порядок.
Но умилиться не получилось. Настораживало неприятное выражение глаз Хогарта и издевательски-радостная улыбка Митфорда.
У офицера Робинсон был кое-какой опыт в работе с подростками, сбившимися с правильной дорожки, и она была уверена, что эти двое тоже давно стоят на зыбкой почве, но ничего конкретного предъявить им нельзя.
За такой взгляд не арестуешь. За улыбку – тоже.
– Чем вы здесь занимались?
– Томми хочет играть в футбол, – невозмутимо ответил Кит, – вот я его здесь и тренирую.
– Найдите другое место, – сказала она на прощание.
Снова хлопнула дверца, на этот раз – дверца полицейской машины. Напарник впился зубами в оставленный на сидении гамбургер. Вспыхнул солнечный блик.
Через две минуты Томми и Кит остались у «форда» одни.
– Да уж… – сказал Томми, обессилено опираясь на горячий капот. – Адреналин…
Кит привалился рядом, запрокинул голову и улыбнулся, глядя на сияющие клочки редких облаков.
– Ты понял, что они ищут?
– Чупакабру.
– Балбес. Они ищут того, кто здесь стреляет. Кто-то услышал выстрелы и настучал копам.
– Прощай, Полигон.
– Да, – согласился Кит. – Тебе было страшно, Томми? Ты что-нибудь почувствовал?
– Тройной оргазм в районе мозга. Я почти свихнулся от страха, на пару секунд мне на полном серьезе хотелось, чтобы ты перестрелял их к чертовой матери.
– Псих, – лениво и ласково сказал Кит.
– Да ладно. Я точно знаю – ты об этом думал.
Кит промолчал, не отрывая взгляда от летнего, но уже полинявшего неба.
– Миссис Робинсон, вы пытаетесь меня соблазнить, не так ли? – пробормотал Томми, но Кит не улыбнулся.
Он думал о том, что почувствовал сам – ему не досталось ни капли адреналина, который так взбудоражил Томми. Вместо этого навалилось тяжкое, обреченное ожидание надежды на скорый конец.
Кит не знал, конец чего он хотел приблизить, и это его тревожило.
«Пусть все это поскорее закончится».
Аминь.
– Пойдем заберем ствол, – сказал Томми. – Куда ты его спрятал?
Глава 14
«Привет, мам. Тут жарковато, но терпеть можно. Надеюсь, ты не сильно расстроилась»
«Еще раз привет. Это последняя открытка, больше я не смогу тебе писать, потому что буду слишком далеко. Не скучай и не болей. Со мной все в порядке».
Мистер Пибоди чинил кондиционер. Стоял на табуретке и, покачиваясь, размеренно ударял в него молотком. Кондиционер брызгал водой и кренился. Под ним скопилась быстро испаряющаяся лужа – в зале почты было жарче, чем на улице.
Томми подписал открытки, сидя на маленькой тумбочке, обтянутой красным кожзаменителем, изрезанным и лопнувшим. Сплошные лохмотья.
– Возьми еще одну, – сказал он Киту, и Кит, оглядев стенд с открытками, выбрал черно-белую картинку с хрустальными шахматами, стоящими на накрененной доске.
– Подойдет?
Томми отложил в сторону подписанные открытки – обе с лентами и тюльпанами, любимыми цветами матери, и протянул Киту ручку.
– Сядь и напиши что-нибудь.
– Кому?
– Хотя бы Саре.
– Я не хочу ее в это впутывать. Она пришла в норму, работает, встречается с этим парнем… Джастином. Мои проблемы ей ни к чему. Пусть думает, что спасла меня, приехав в больницу.
Томми перевернул открытку и вывел:
«Любимой сестре от брата. Ты изменила мою жизнь. Спасибо»
– Она знает мой почерк.
– Какая разница, кем написано? – удивился Томми. – Главное – что написано. Есть мелочь? Надо попросить старину Пибоди приберечь эти открытки до начала сентября, и отправить после.
Кит наклонился, перечитал написанное и заметил:
– Никаких причин.
– Никаких. – Томми сложил открытки стопкой. – Их нет. Мистер Пибоди!
Мистер Пибоди сначала аккуратно слез с табуретки, положил на нее молоток и, подняв голову вверх, оценил результаты своей работы.
– Отойдите оттуда, – сказал Кит. – Эта штука вот-вот рухнет.
Мистер Пибоди развернулся и начал приветливо улыбаться, растягивая тонкие, усыпанные красными точками губы.
– Это малыш Митфорд, – опознал он. – Малыш Митфорд, насыпавший перцу на хвосты достойных жителей города…
– Я и есть, сэр, – сказал Томми, вытягиваясь, как солдат, завидевший генерала.
– Молодец, – оценил мистер Пибоди. – У меня для тебя завалялся конвертик. Бедолага Сэм разбил свой чоппер и пока не берется развозить почту. Ну, там всего пара писем, и одно из них тебе, так что ты завернул сюда вовремя, малыш.
Томми выудил конверт из груды писем, громоздившихся на старинной конторке, вскрыл его и замер над развернутым листком.
Кит не стал его отвлекать, быстро и вполголоса объяснил мистеру Пибоди, что от него требуется, и подкрепил свою просьбу десятидолларовой купюрой. Мистер Пибоди сложил купюру треугольничком и сунул в карман ветхих брюк.
– Томми.
– Не надо, Кит, – не поднимая головы от письма, ответил Томми. – Только не соболезнования.
«Благодарим за заявку на участие в окружном конкурсе «Мой город». К сожалению, присланные вами материалы на данный момент для организаторов конкурса интереса не представляют. Желаем вам дальнейших творческих успехов…»
– Томми, – сказал Кит, вынимая письмо из его рук. – Забудь об этом. Ты не виноват. Этот город не вытащить на конкурс, даже если выстроить тут Эйфелеву башню.
– Я был в Париже со своей женой, – сообщил мистер Пибоди. – Так себе городишко. У нас намного уютнее.
– И с чего я взял, что умею писать? – в отчаянии спросил Томми. – И что мне сказать Алексу и Карле?
– Ничего. По-моему, им плевать. Карла прописалась в магазинах модной одежды, Алекс ваяет некрологи. Забей. Ты за это ответственности не несешь.
– Я все сделал, как надо, – сказал Томми. – Я написал правильное, хорошее интервью! Почему так получилось? Потому что на хрен никому не нужно правильное! Нужно то, что выводит из себя, только этим и интересуются. Нужно семнадцать литров крови и пять литров отборных мозгов, разложенных по разным ведрам. Нужно, чтобы пьяный тренер сбил на перекрестке пожилую леди с собачкой, чтобы десятилетняя девочка забеременела от своего деда-сектанта, и община запретила ей делать аборт во славу какого-нибудь бога. Нужно, чтобы почтальон насиловал своего отца, считая его своей женой. Сенсация нужна, вот что. Настоящая сенсация, а не количество прекрасных роз в садике миссис Хайтауэр. Почему некоторым позволяют писать то, что они видят, а мне не позволили? Я вижу что-то особенное? Что-то такое, чего нет на самом деле? У меня галлюцинации? Что за херня, Кит?
– Кто сбил собачку? – тихо спросил мистер Пибоди, подкравшийся сзади с молотком в руке. – Покажите мне этого ублюдка.
Томми и Кит обернулись одновременно, и Кит успел подставить руку. Удар пришелся в его предплечье, но мистер Пибоди слишком сильно размахнулся, и с визгом провалился за конторку.
– Все нормально, мистер Пибоди, – сказал Кит, наклоняясь над ним и забирая молоток. – Собачка жива.
– Хорошо, – тихо сказал мистер Пибоди и разрыдался.
Кит поморщился, потирая руку.
– Такими штуками бесполезно бить по рукам, – поделился он с побелевшим от ужаса Томми. – Только по голове. Хотя больно приложил, зараза.
– Выйдем… выйдем отсюда… Он мне в голову и метился, – пробормотал Томми. – Он хотел меня убить.
Кит открыл тяжелую дверь. Закатное солнце смахивало на разлитое по небу малиновое желе.
– Если бы он попал, я бы ничего этого не увидел… если бы он меня ударил, я бы сейчас там лежал на полу… и все, все закончилось бы.
Город, нарисованный ломаными линиями домов, зелеными волнующимися озерцами парков, украшенный вечерним розово-золотым свечением, держался чинно, словно коралловый риф, тысячелетиями собиравший останки своих жителей в причудливые красоты.
– Вот это эффект, – прошептал Томми, – дело того стоит…