Закрепив последнюю жемчужинку, Анхела поправила складки собственного шелкового белого платья (именно такое надето на Мерлин Монро на самой известной ее фотографии), и сбежала вниз по лестнице навстречу уже яркому сентябрьскому солнцу.
Карла Нобл начала день с ментоловой сигаретки, выкуренной на кухне вместе с матерью. Миссис Нобл быстро смирилась с курением дочери, и даже с видимым удовольствием составляла ей компанию за чашкой кофе и утренней затяжкой.
Миссис Нобл разглядела, что ее дочь повзрослела, и стремилась быть ей подругой, а не суровым цербером, охраняющим от всех подростковых заскоков. Ей думалось, что лучше уж так – под ее контролем, чем тайком, но напоказ всему городу. Нужно знать, чем занимается твой ребенок, иначе найдутся те, кто начнет обвинять за спиной.
Карла затушила сигарету, обняла мать и прикрыла глаза, демонстрируя переливающиеся на веках белым серебром новые тени.
– Красавица, – сказала миссис Нобл, и Карла подмигнула ей, улыбаясь.
После ее ухода миссис Нобл налила себе вторую чашечку кофе и сидела, смакуя каждый глоток и думая о том, что у Карлы есть все шансы прожить жизнь иначе и исправить все ошибки своей матери.
Макс Айви проснулся с головной болью. Виски сдавливало, в горле стоял ком. Легкие мигрени, преследующие его с начальной школы, превратились в большую проблему. Десятки врачей и невразумительных диагнозов проблему не решили. В зеркале отразилось бледное лицо с запавшими глазами.
– Оставайся дома, – вынесла вердикт миссис Айви, располагающая на лице кусочки клубники, киви и огурца.
Макс поморщился от вида этого салата. Его затошнило еще сильнее.
– Первый день, – сказал он. – Дай мне пару таблеток, и я пойду.
– Полка под бронзовыми статуэтками, белая сумочка, – сказала миссис Айви, и Макс выпотрошил белую сумочку из мягкой прохладной кожи, разжевал таблетки и с трудом проглотил.
Резь в глазах усилилась, но тошнота быстро сошла на нет. Макс понадеялся на то, что свежий воздух исправит положение окончательно, и ушел, хлопнув дверью – в приступах мигрени он был крайне раздражителен.
Айлин Белл не смогла позавтракать. На кухне сидел отец, мрачный, как туча, и распространял отвратительный запах перегара. Он не мог есть, но пил воду – стакан за стаканом. Айлин попыталась взять пачку вафель, но мистер Белл схватил ее за руку и оставил два великолепных черных отпечатка на белом незагорелом плече.
– Хватит жрать, – сурово сказал мистер Белл. – Это мой дом, это мои деньги. Хватит меня обжирать, чертовы потаскухи.
Айлин положила вафли назад и тихонько удалилась. Она поднялась к себе, сменила футболку на блузку с длинным рукавом и покормила рыбок в аквариуме. Несколько минут она наблюдала за плавными движениями их хвостиков, и размышляла о том, как здоров бы было научиться дышать под водой, глотать ее, пить ее и не задыхаться так, как она задыхается каждые десять минут.
Стефани собиралась тщательно. У нее все еще был шанс, и казалось – наведи идеальный макияж, и мечта исполнится. Стать новой королевой школы «Хилл» – вот ее мечта. Минди опустилась до дружбы с коротышкой Карлой, и ее легко можно будет спихнуть с позиций.
Стефани долго застегивала ремешок на новых босоножках, прошлась перед зеркалом и вскрикнула от боли – умопомрачительные босоножки были на размер меньше, чем нужно, но другого размера не было, а не купить их Стефани не могла.
– Я русалочка, – прошептала Стефани, – я буду ходить по ножам и улыбаться людям.
– Стеф, надень джинсы и кеды, – сказала заглянувшая в комнату сестра. – Хватит над собой издеваться, ты и так хорошенькая.
– Отстань! – сказала Стефани и рухнула на диван. – Я пойду так. Ерунда. Мне это ничего не стоит.
Кирк Макгейл никуда не хотел идти. Он сидел на кровати и брался то за носок, то за майку, но бросал их на пол и не торопился поднимать.
Ему было тоскливо, словно кто-то объявил новую мировую войну. Миссис Макгейл три раза заходила в комнату и торопила его, и в конце концов Кирк огрызнулся, повалился на кровать и закрыл глаза.
Ему не хотелось двигаться с места, и он решил пойти себе на уступки – проспать торжественную часть, и отправиться в школу к полудню.
Миссис Макгейл заглянула еще раз, но Кирк, неожиданно осатанев, запустил в нее тяжеленным томом с коллекцией марок, которую собирал и его дед, и его отец, и он сам.
Несколько марок выпали, закружились в воздухе, и одну из них, с изображением плотины тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, миссис Макгейл поймала на ладонь.
Алекс Митчелл осторожно уложил в рюкзак коробку с портретным объективом – объектив был мечтой Карлы, и Алекс все лето писал дурацкие статейки и некрологи, чтобы заработать на него, но денег все равно не хватило, и мистер Митчелл, сжалившись над сыном, добавил недостающую сумму.
Алекс придумывал варианты – как подарить Карле объектив так, чтобы она правильно поняла намерения своего друга. Наверное, нужно просто пригласить ее после школы в пиццерию, небрежно вытащить коробку и сказать: «Знаешь, у меня тут кое-что завалялось. Посмотри, вдруг тебе пригодится?»
Алекс нервничал, хотя точно знал, – Карла примет подарок. Но вот что будет потом? Сдвинется ли наконец их история с мертвой точки?
Все обрушилось, когда обнаружилось, что Митфорд имел на нее виды. Карла говорит, что теперь не доверяет друзьям, и не хочет иметь с ними ничего общего, но Алексу и не нужна дружба, он хочет, чтобы Карла стала его девушкой…
Минди пела. Пела в душе, взбивая пену в тяжелых золотых волосах, пела, надевая тончайшее кружевное белье, пела на кухне, нарезая салатик из болгарского перца и одного огурца. Школа для нее была средоточием флирта, кокетства и романтических историй, а лето прошло в затишье (Глен Палмер оказался полным придурком, а Сэмми Кроуфорд – просто психом).
Минди возвращалась в свою среду обитания и была счастлива.
Перед выходом из дома она вынула из хрустальной вазы крупный голубой цветок водосбора, отломила стебелек и пристроила цветок в прическу.
Тина Джефферсон с ужасом обнаружила, что у нее начались месячные, значит, день испорчен, она будет ходить, согнувшись, с раздутым животом, и то и дело бегать в туалет. Грег Эртон мазал появившиеся от волнения красные пятна жирным кремом. Пятна выступили на лице и руках, и чесались ужасно. Тимми Лэрд купил по дороге мороженое, неудачно укусил его и застонал от боли. Бекки Кендал, не боясь опоздать, завернула с парк и покормила хлебными крошками сереньких скромных уточек. Алиса Буш несла в сумке тщательно написанное письмо – долгое путаное признание Кирку Макгейлу. Она составляла письмо целое лето и была уверена, что ей хватит смелости его отдать.
Сандра Оутис и Берт Оутис поссорились по дороге – они были близнецами, но терпеть не могли находиться рядом друг с другом.
Дилан Аллен то и дело дышал в сложенную ладонь – никакого запаха. За лето он посетил массу стоматологов, и они привели его зубы в порядок. Новая эпоха в жизни Дилана – теперь незачем будет от него шарахаться.
Саймон Клири, наоборот, потерял зуб в летней уличной драке, шел, крепко сжав губы.
Вирджиния Моллиган мечтала увидеть Кита Хогарта, Анна Дей хихикала над ее влюбленностью.
Директор Деррик лениво перечитывал речь, которую произносил из года в год. В речи, кроме даты, ничего не изменилось, и он боялся, что перепутает дату.
Мистер Джонсон, бывший учитель младших классов, впервые шел на работу в школу «Хилл», – его перевели к детишкам постарше.
В десять часов началась торжественная часть, а в одиннадцать тридцать у школы припарковался «форд» Кита Хогарта.
Из «форда» выпрыгнул Томми Митфорд с большой спортивной сумкой через плечо. На нем была черная футболка, черные джинсы и кеды с двумя белыми полосками по бокам. Во всем черном он казался невероятно хрупким и маленьким, и сгибался под тяжестью сумки.
– Эй, Стэнли! – позвал он уборщика, сгребающего редкую листву в большой полиэтиленовый мешок. – Это у тебя мусор?
– Мусор, – подтвердил Стэнли.
– Можно выброшу кое-что в твой пакет?
– А что там? – заинтересовался Стэнли.
– Тухлые гамбургеры, Стэн. Мы забыли их в машине на жаре. Хочешь понюхать?
– Н-нет, – сказал Стэнли и шарахнулся в сторону.
Он знал все шуточки школьников и был уверен, что пакет с тухлятиной непременно окажется у него на голове.
– Выкинь их, выкинь, пожалуйста.
– Хорошо, – согласился Томми, наклонился и вложил в мешок объемистый сверток.
Уходя, он весело подмигнул Стэну, а тот вздохнул, поднял мешок и потащил его к парковке.
У машины Томми ждал Кит Хогарт, тоже весь в черном – отглаженной рубашке, черных джинсах, и тоже с сумкой через плечо.
– «Хилл», – счастливо сказал Томми, опираясь на бампер. – Красиво, правда?
Над школой реяли флаги, солнцем залитые стриженые газоны лежали шелковым зеленым ковром. Торжественная часть закончилась, пришло время обеда, и на одной из лужаек на расстеленном клетчатом пледе возились с пластиковыми контейнерами две любительницы домашней еды, толстушки Вирджиния и Анна.
– Время, – проговорил Кит и посмотрел на часы. – Черт… уже почти двенадцать.
Томми встревожено заглянул ему в глаза.
– Все нормально, – поймав его взгляд, сказал Кит. – Пойдем в столовую. У нас три минуты, пока старина Харрисон меняет пленку.
Оба они оттолкнулись от капота и пошли к дверям. Вирджиния смущенно отвернулась от Кита, Анна залилась смехом, несмотря на то, что жевала пышный пирожок с вишней.
В столовой было полно народу. Томми на секунду оглох и ослеп, и покрепче сжал ремень сумки, потому что кожей почувствовал насмешливую неприязнь, впрочем разбавленную впечатлением от молочного мусса, поставленного в меню в честь начала учебного года.
Моран повернулся, перекинул руку через спинку стула и поздоровался с Китом.
– Чего это вы притащили? – спросил он, кивая на сумку.
– Кое-что для тренировок, – ответил Кит. – Думаю, ты поможешь мне вернуться в прежнюю форму, а пока посижу в запасных. Не против?