Следующие цифры проиллюстрируют проблему. 1 июля нужно было эвакуировать из Минска около 8000 раненых. 7 июля в сторону группы армий двигались 98 эшелонов. Всего в тот день в районе группы армий находилось 216 составов, а именно: 138 с войсками, 59 со снабжением, 12 для люфтваффе и семь для железнодорожных войск. Они двигались с огромным трудом. Срочные грузы не доходили до фронта — ни войска, ни боеприпасы.
Второй акт великой битвы начался 22 июня. 1-й Балтийский фронт и части 3-го Белорусского фронта атаковали 3-ю танковую армию генерал-полковника Рейнгардта с обеих сторон города Витебска на Двине. Через двадцать четыре часа наступление распространилось на полосу 4-й армии генерала фон Типпельшкирха. Здесь советский 2-й Белорусский фронт атаковал район Днепра между Оршей и Могилевом. Наконец 24 июня Ставка бросила 1-й Белорусский фронт Рокоссовского против 9-й армии генерала Йордана. Этот удар нацеливался на Бобруйск на Березине.
Таким образом, только 24 июня немецкое командование осознало, что русские наносят свой большой решающий удар по всему фронту группы армий «Центр». 23 июня Ставка фюрера все еще тешила себя иллюзией, что атаки русских в центре не более чем отвлекающий маневр для ожидаемого наступления из Галиции. Двадцать четыре часа спустя Гитлер понял свою роковую ошибку.
Мощность советского наступления, сокрушающее превосходство в артиллерии, танках и самолетах поддержки наземных сил стали очевидными через первые сорок восемь часов. С ужасом Гитлер и его советники вглядывались в панические донесения с фронта. Они увидели то, что не смогла отследить немецкая разведка, — привлечение беспрецедентных советских наступательных сил, неотразимую волну, которая в течение нескольких часов смоет все на своем пути.
Генерал-фельдмаршал Буш оборонял восточный участок группы армий «Центр», фронт шириной примерно в 720 километров, тремя армиями в составе тридцати четырех дивизий. Его ослабленная 2-я армия на Припяти прикрывала южный фланг и соединение с группой армий «Северная Украина». Единственная танковая дивизия,
20-я, несколько дней была развернута за 9-й армией у Бобруйска. Практически все остальные танковые дивизии Восточного фронта находились в Галиции или в районе западнее Ковеля, ожидая противника, который там не наступал. А были ли там другие резервы? За 4-й армией Буш держал одну 14-ю пехотную дивизию; на правом крыле
3-й танковой армии у него находилась 95-я пехотная дивизия. В Могилеве, т.е. в секторе 9-й армии, стояла мотопехотная дивизия «Фельдррхенхалле», но она еще пополнялась, и на левом крыле — 707-я пехотная дивизия. И все. Или почти все — был еще 6-й воздушный флот генерал-полковника риттера фон Грайма. Однако на день наступления он имел сорок боеспособных истребителей. Всего сорок. Остальные — в Германии или во Франции, где только три недели назад, 6 июня, вторжение союзников началось с сокрушительного превосходства в воздухе. Это был второй фронт, который Сталин годами просил союзников открыть. Сталин подождал еще шестнадцать дней, чтобы убедиться, что эта действительно массированная, многообещающая и успешная поддержка западных держав. Когда стало ясно, что операция в Норвегии не просто еще один Дьепп, а настоящее вторжение, предпринятое всей военной мощью, которую Запад сумел собрать, Сталин тоже ударил. Теперь он был уверен, что Гитлер не привезет из Франции ни единой дивизии, ни единого танка, ни единого самолета, чтобы помочь своей группе армий «Центр».
Маршал Жуков и маршал Василевский, два аса Красной Армии, осуществляли командование советскими войсками, противостоящими теперь тридцати четырем дивизиям Буша. Русские превосходили немцев по численности в отношении шесть к одному, а по вооружению — более чем десять к одному. К атаке развернулись четыре русских фронта в составе четырнадцати армий, усиленных танковыми объединениями и пятью воздушными армиями. Это составляло примерно 200 дивизии с 2 500 000 человек. И какое вооружение! В целом 6000 танков и штурмовых орудий, 45 000 орудий и минометов, 7000 самолетов, не считая соединений авиации дальнего действия. Не говоря уж об автоматическом оружии, взрывных устройствах и автомобилях.
Перед лицом настолько превосходящих сил немецкие армии, отражавшие все атаки противника в течение зимы 1943/44 года, были в безнадежном положении. Абсолютно безнадежном не только вследствие материального превосходства противника, но и потому, что жесткие приказы Гитлера «держаться» лишали их свободы стратегического маневра и серьезно затрудняли даже тактические действия. И наконец, третьей помехой являлось то, что многие дивизии были привязаны к так называемым «укрепленным районам». На самом деле! К линиям крепостей и фортов прошлой войны. К этой идее подтолкнул Гитлера опыт Первой мировой войны, в особенности тактика Вердена и Дойямонта. На этом устаревшем опыте Гитлер построил новую стратегию «держаться» — стратегию численно меньших сил, и таким образом он надеялся остановить русское крупномасштабное наступление.
Идея была достаточно незамысловата. Важные узлы связи, центры снабжения и места политического и исторического значения нужно было защищать всеми возможными способами, до последнего патрона. Таким образом, эти «крепости» должны были связать значительные силы противника, чтобы снабжение прорвавшихся соединений оказалось нарушенным и они потеряли бы свою наступательную мощь.
На территории группы армий «Центр» такими «укрепленными районами» были объявлены города Слуцк, Бобруйск, Могилев, Орша, Витебск и Полоцк; на их оборону отвели по одной дивизии, за исключением Витебска, куда поставили три.
План был внешне убедителен, но с одной загвоздкой. Идея сработает только в том случае, если противник действительно атакует эти «укрепленные районы» и сосредоточит там свои силы. А если нет? Предположим, он вообще не станет их атаковать и просто обойдет, оставив сей караул в стороне, не позволит себе замедлить наступление?
И кое-что еще. В случае прорыва противника немецкие армии и корпуса не могли даже надеяться снова перекрыть разорванный фронт, потому что наличные дивизии будут прикованы к «укрепленным районам».
Однако Гитлер отмел все эти возражения своих боевых командиров. Он отказывался видеть, что летом 1944 года на поле сражения вышла совершенно новая Красная Армия, а не та, с которой он воевал в 1941 или 1942 годах. Офицеры и красноармейцы извлекли важные уроки из операций 1943 года. Самое главное, они научились сосредоточивать свои усилия на направлениях главных ударов, максимально использовать подвижные войска и крупные танковые соединения.
Кроме того, русские не испытывали недостатка в вооружении и боеприпасах. В 1944 году советская военная промышленность достигла своего зенита. Обращаясь к русскому патриотизму, большевистская система подняла народ на поразительные усилия. Не последнюю роль в этом сыграли и военные успехи по освобождению огромных территорий, и пагубная оккупационная политика Гитлера с ее философией «низших рас». И наконец, к 1944 году достигли пика поставки американцев: многие дивизии Красной Армии передвигались на американских грузовиках, стреляли американскими снарядами, ели канадский хлеб и одевались в форму, пошитую из американского сукна.
Таким образом, решающее советское летнее наступление происходило на подъеме как военной промышленности Советского Союза, так и боевого духа войск. Германия, напротив, находилась на спаде. 20 июля, в день покушения на Гитлера, Третий рейх был подавлен, а в Советском Союзе испытывали грандиозный взрыв патриотических чувств. Давались сотни тысяч торжественных обещаний; сотни тысяч советских граждан клялись сражаться до последней капли крови.
Приведем только один из многих примеров: Вера Прошина, девушка-радистка из 103-й танковой бригады, так выразила свои мысли и чувства в массовой печати: «Сегодня исполняется моя заветная мечта — бить гитлеровцев из танка, отомстить за страдания народа, отомстить за мое собственное горе. Фашисты убили моих папу и маму, поэтому я буду беспощадно уничтожать их и покажу, на что способна советская девушка. Смерть проклятым захватчикам!»
Такие публичные клятвы красноармейцев и офицеров тысячами листовок распространялись по фронту и повторялись в массовом порядке. Это поддерживало преданность, мужество и боевой дух.
Что же касается стратегических решений, стоящих за «Белорусской операцией», как назвали крупное летнее наступление, у нас есть более выдающийся свидетель, чем Вера Прошина. Маршал Рокоссовский, командующий 1-м Белорусским фронтом, наступавшим в секторе немецкой 9-й армии, написал исключительно познавательное эссе, раскрывающее различные и до того времени неизвестные факты по поводу борьбы, которую генералы вели со Сталиным в связи с планом этой операции.
Рокоссовский, дважды Герой Советского Союза, когда-то каменщик и драгунский унтер-офицер в царской армии, был типичным генералом, порожденным революцией, — смелый, хладнокровный, с природным стратегическим даром и дерзостью драгунской бравады. Человек с непринужденными манерами и несомненным обаянием — наследие, по всей вероятности, польской стороны его предков. Во многих отношениях Рокоссовский мало отличался от Манштейна.
Цель освободить Белоруссию, пишет Рокоссовский, была поставлена заинтересованным фронтам еще осенью 1943 года, «когда мы наступали к Днепру. Однако тогда задача оказалась неразрешимой, поскольку мы понесли слишком тяжелые потери в ходе летних сражений. Когда войска нашего фронта вышли на Сож и Днепр, сопротивление противника заметно возросло, и нам пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы форсировать Сож и продвинуть наши армии в междуречье Днепра и Припяти. Для чего-то еще сил оказалось недостаточно. Мы вынуждены были сделать паузу, чтобы снова собраться с силами». Таков рассказ Рокоссовского.
Примерно в середине марта 1944 года Сталин позвонил Рокоссовскому и ознакомил его с общими задачами его фронта. В начале мая 1944 года начали детально прорабатывать план операций. Сектор Рокоссовского должен был наносить главный удар. Первый этап включал захват Бобруйска, центр транспортных коммуникаций в середине лесистого и болотистого края в низинах реки Березина.