чтобы обеспечить свое безусловное превосходство, но те (особенно «Пантера» и «Фердинанд») еще находились на стадии испытаний. Он приказал военной промышленности завершить создание нового вооружения в максимально короткие сроки.
Но производство и транспортировка этих гигантов тоже отняли много бесценного времени. И таким образом, прошли недели.
Гудериан, генерал-инспектор танковых войск, был одним из тех, кто понимал опасность этого рокового графика. 4 мая он заклинал Гитлера отказаться от «Цитадели». Во время беседы в Мюнхене он в присутствии множества свидетелей совершенно ясно дал понять, что не разделяет чрезмерных надежд, возлагаемых на новые танки: «Я не считаю новые «Пантеры» или «Фердинанды» готовыми к активным боевым действиям. Они еще страдают многочисленными «детскими болезнями», что совершенно естественно при разработке подобных новых моделей, — и мы не в состоянии справиться с этим за пять или шесть недель».
Даже Шпеер, министр обороны, согласился с ним.
На встрече в Мюнхене разыгралась мрачная сцена, которая сегодня кажется сошедшей со страниц старинного романа. Единственный оставшийся в живых свидетель, генерал-лейтенант (в отставке) Вольфганг Тхомале, описывает ее так: Гудериан и Клюге в Мюнхене впервые встретились после того, как зимой 1941 года Клюге убедил Гитлера сместить Гудериана. Генерал-фельдмаршал хотел восстановить отношения и протянул Гудериану руку, но тот демонстративно не заметил дружественного жеста. Побагровевший Клюге повернулся к начальнику штаба Гудериана, тогда полковнику Тхомале, с такими словами: «Соблаговолите передать генерал-полковнику Гудериану, что я прошу его проследовать за мной в другую комнату».
Там он гневно спросил Гудериана: «Каковы причины вашего столь оскорбительного поведения?» Гудериан, тоже кипя от ярости, с трудом сдерживался: «Господин генерал-фельдмаршал, причины очевидны. Два года назад вы оболгали меня перед фюрером. Вы отняли у меня мою армию и разрушили мое здоровье. Полагаю, этого достаточно. У вас нет оснований ожидать от меня расположения». Клюге резко развернулся и молча вышел из комнаты. Несколько дней спустя главный адъютант Гитлера генерал
Шмундт доставил Гудериану письменный вызов Клюге на дуэль на пистолетах. Из всех людей генерал-фельдмаршал выбрал своим секундантом Гитлера. Однако поскольку Гитлер в принципе был против дуэли, он передал вызов Клюге Гудериану через Шмундта, одновременно запретив дуэль и приказав Шмундту соответственно проинформировать главных действующих лиц.
В результате история Второй мировой войны лишилась возможности увидеть, как разрешают дело чести два старших генерала, оба выдающиеся боевые командиры, хотя и очень разные по характеру.
Через шесть дней после этого совещания в Мюнхене в мае Гудериан уже в Берлине еще раз попытался убедить Гитлера отказаться от «Цитадели». Генерал-инспектор заклинал его: «Мой фюрер, почему на Восточном фронте вы хотите быть наступающим? Почему бы не позволить наступать русским и разбить их, когда они разыграют все свои козыри?»
«Бить, когда русские разыграют свои козыри» — это был рецепт Манштейна, рецепт, который генерал-фельдмаршал предлагал уже с тех самых пор, когда катастрофа под Сталинградом разрушила все надежды на быструю победу над русскими.
Бить врага, когда он раскроет козыри, означало — самим не предпринимать дорогостоящих наступательных операций, а предоставить противнику добиваться успеха и наносить ему сокрушительные контрудары при каждой удобной возможности. Это стратегия изнурения. И Манштейн надеялся, что при ее применении на всем Восточном фронте русские вооруженные силы истекут кровью и Сталин, возможно, в один прекрасный момент пойдет на переговоры о мире.
Один из значительных и драматичных моментов всей войны пришелся на 10 мая 1943 года. В этот день Гудериан схватил Гитлера за руку и спросил: «Мой фюрер, зачем вы хотите пойти на риск наступления?»
Гитлер, уважавший мнение Гудериана, ответил: «Может быть, вы правы. Когда я думаю о наступлении, меня бросает то в жар, то в холод». Тем не менее он все-таки приказал начать «Цитадель».
И вот теперь, 13 июля, Гитлер опять смотрел в лицо своим маршалам. История доказала, что он был не прав, а его генералы и генерал-фельдмаршалы — правы. Однако он опять избирал неверный путь. На этот раз он нарушал основное правило ведения войны, сформулированное Клаузевицем: однажды приняв решение, ты не должен позволять никакой угрозе или искушению отвлечь тебя от поставленной цели, ты должен твердо держаться общего плана операции.
Манштейн поразился, видя, что Гитлер из-за высадки союзников в Сицилии готов полностью отказаться от операции «Цитадель» в тот момент, когда, по мнению Манштейна, победа была близка. Но действительно ли победа на курском выступе была столь возможна? Клюге охладил энтузиазм Манштейна. Он доложил о ситуации на северном фронте Моделя. Вместо того чтобы 12 июля начинать прорыв у Теплого, генерал-полковник был вынужден приостановить наступление и снять с фронта мобильные формирования. Почему? Потому что в тылу Моделя, на северном фронте орловского выступа, русские именно 12 июля глубоко вклинились в полосу 2-й танковой армии и теперь угрожают Орлу.
Поэтому Клюге пришел к заключению, что 9-я армия Моделя не сможет возобновить наступление. Ни сейчас, ни позже. Потеря 20 000 человек и отвод мобильных войск для блокирования глубоких советских вклинений севернее Орла сделали, с его точки зрения, прекращение «Цитадели» в целом неизбежным.
Манштейн не согласился: «До победы на южном фасе курского выступа один шаг. Враг ввел в действие практически все свои стратегические резервы и понес огромные потери. Прекратить боевые действия сейчас означает вышвырнуть победу!»
То, что Манштейн правильно оценивал ситуацию на Южном фронте Курской дуги, подтверждают мемуары генерал-лейтенанта Ротмистрова, теперь маршала танковых войск, который тогда командовал 5-й гвардейской танковой армией. Он пишет, что в следствии
подхода танковых дивизий Брайта положение советских войск на Верхнем Донце «стало исключительно сложным».
Предложение Манштейна, таким образом, было здравым: армия Моделя держит на северном фронте крупные силы, чтобы сковать войска противника; Гот и Кемпф, напротив, продолжают наступление и уничтожают врага с юга. Так будет выполнена половина операции «Цитадель».
Но Клюге отверг и эту идею. Он не видел возможности оставить 9-ю армию на завоеванных позициях и поэтому считал необходимым прекратить операцию и отвести все соединения на их исходные позиции.
Гитлер согласился с ним. Однако он разрешил Манштейну продолжать сражение на Южном фронте своими силами. Но этому лучику надежды не суждено было светить достаточно долго.
Гот продолжил наступление. Совместно с оперативной группой «Кемпф» он под проливным дождем нанес несколько успешных ударов. Очень скоро 69-я советская армия и два советских танковых корпуса оказались в ловушке между Ржавцом, Беленихином и Гостищевом.
Но затем звонок прозвенел и на Южном фронте. 17 июля Гитлер приказал немедленно снять с фронта танковый корпус СС, поскольку он намеревался отправить его в Италию. (В действительности основная его часть оставалась на Восточном фронте еще несколько месяцев.)
Он также приказал, в силу критической ситуации у Орла, еще две танковые дивизии передать армиям группы «Центр».
Этот приказ означал конец операциям Манштейна под Курском. С оставленными ему силами он не мог надеяться удержать завоеванные позиции. В начале августа он вынужденно отошел на свои первоначальные исходные позиции. Этот отход сопровождался тяжелыми потерями, преимущественно в технике и боеприпасах. Советские войска, до недавнего времени подавляемые, получили свободу действий. Они активно начали преследовать отступающие немецкие дивизии. Угроза поражения русских превратилась в победу Красной Армии.
Правда, Манштейн взял в плен 34 000 человек, и потери русских в целом составили 85 000 только на Южном фронте Курского выступа. Это ровно столько, сколько 6-я немецкая армия потеряла под Сталинградом шесть месяцев назад, в показателях реальных потерь в бою. Однако русские быстро вернули оставленную территорию.
Последнее великое наступление немцев в России закончилось; оно было проиграно. Самое ужасное, что стратегические резервы, создававшиеся много месяцев тяжким и самоотверженным трудом, в частности мобильные дивизии, сгорали в жаркой топке Курска, не добившись назначенной цели. Наступательная мощь немцев была сломлена необратимо. С этого времени формирование стратегических резервов стало невозможным.
Точно так же, как Ватерлоо в 1815 решило судьбу Наполеона, положив конец его правлению и изменив лицо Европы, так и победа русских под Курском явилась поворотным пунктом всей войны и через два года привела к смерти Гитлера, поражению Германии и полностью изменила мировой порядок.
С этой точки зрения операция «Цитадель» явилась решающим сражением Второй мировой войны. Официальная советская военная история совершенно справедливо называет его «битвой мирового исторического значения».
Однако, как ни странно, «Цитадель», Курская битва, не заняла соответствующего места в сознании немцев. Они знают о Сталинграде, но чаще всего не знают о Курске. Однако не Сталинградская, а именно Курская битва была во всех отношениях судьбоносным сражением, определившим исход войны на Востоке.