Худшее в военных ошибках то, что они неизменно влекут за собой серию дальнейших ошибок. Когда весной 1942 года Гитлер осознал ошибку, совершенную им под Ленинградом осенью 1941 года, он решил ее исправить. «Ленинград должен пасть», — заявил он в директиве № 41, оперативном плане на 1942 год.
Когда Манштейн взял Севастополь, самую укрепленную в мире крепость, Гитлер решил бросить генерал-фельдмаршала, его 11-ю армию и мощную, супертяжелую артиллерию против Ленинграда.
Однако то, что было бы верно год назад, теперь было неверно. Потому что летом 1942 года стратегическим центром тяжести немецкого фронта являлся юг, где шло наступление в направлении Волги и Кавказа. Там, в этом решающем месте, нужно было сосредоточить все наличные силы. Включая 11-ю армию. Цену за ее отсутствие скоро придется заплатить в Сталинграде.
Однако Гитлер тогда не опускался до выслушивания критики. Ленинград должен пасть. План Манштейна был прост и в то же время хитроумен: он намеревался тремя корпусами прорвать советские позиции с юга, выйти на окраины города, затем подождать, пока два корпуса продвинутся на восток и форсируют Неву. И тогда они возьмут город.
Неплохой план. И до сих пор все, что планировал Манштейн, удавалось. Однако Ленинграду суждено было подтвердить известное изречение о «приливах и отливах в делах людей: дела, предпринятые на приливе, удаются; но если момент упущен, предприятия обречены на мели и неудачи».
2. Юг Ладожского озера
Танец смерти в Городке: электростанция и больница —Краснознаменные моряки идут по льду — «Тигры» — на фронт — Советский прорыв — Самоходные орудия полковника Андоя останавливают русских.
В начале августа 1942 года, еще до того, как сам Манштейн узнал, что Ленинград станет его новым заданием, Москва уже имела информацию о намерении Гитлера. Разведывательная сеть «Красная капелла» радировала план в Москву, и Сталин немедленно подготовил свой контрудар.
С лихорадочной быстротой для Волховского фронта были сформированы новые части из наскоро подготовленных, часто в течение всего трех недель, новобранцев со всех сторон советской империи, подтянуты штрафные полки, сибиряки и туркмены — всего шестнадцать стрелковых дивизий, девять бригад и пять танковых бригад с тремя сотнями танков.
И когда 27 августа Манштейн разворачивал свои силы для наступления вдоль южного фронта ленинградского мешка, русские начали атаку ударом с Волховского фронта по немецкому коридору, чтобы соединиться с позициями у Ленинграда. Восточный фронт немецкой 18-й армии был прорван в районе Гайтолова.
По обеим сторонам участка прорыва твердо держались саксонская 223-я и вестфальская 227-я пехотные дивизии. Вестфальский 366-й полк гренадеров полковника Венглера оказал такое упорное сопротивление, что даже советская «История Великой Отечественной войны» не смогла его не отметить. Венглер предотвратил расширение прорыва на север. Будучи окруженным русскими, он несколько дней удерживал свои позиции на краю небольшого леса, отражая все атаки. Вестфальцы Венглера стали плотиной на пути русского потока.
Русские продвинулись на тринадцать километров в западном направлении. Они почти дошли до Мги, железнодорожного узла на Кировской магистрали, важной для них цели. Коридор сократился более чем на половину своей ширины.
В этой ситуации Манштейну ничего не оставалось, как использовать свои уже развернутые силы для обороны и контратак. С тяжелыми боями его соединения вместе с частями 18-й армии генерала Линдемана оборонительную задачу выполнили: было взято 12 000 пленных и уничтожено 244 танка. Первое из трех сражений на Ладожском озере закончилось.
Но теперь не могло быть и речи о запланированном наступлении на Ленинград. Израсходованы боеприпасы, а ослабленные соединения нуждались в пополнении. Сентябрь прошел. Прошел октябрь. Вокруг Ленинграда было тихо. С приходом ноября начались проблемы у Сталинграда. На некоторое время все планы наступления на Ленинград пришлось отложить.
Манштейн исчез с театра военных действий между Невой и Волховом. Он снова двинулся на юг, чтобы вписать в историю этой войны одну из самых впечатляющих глав — сражение между реками Волга, Донец и Днепр.
В Ленинграде прошел декабрь. Позиции обледенели на страшном морозе. На Неве и Волхове войска сидели, зарывшись глубоко в землю. Так пришел январь. И двенадцатое января.
Лейтенант Винакер из инженерно-саперных войск был ранней птичкой. К 07 часам утра он уже выпил свой кофе и теперь шел за больницу Городка к ходу сообщения, ведущему к передовому пулемету.
Ледяной ветер дул с Синявинского болота через полосу 170-й пехотной дивизии. Он пробирал до мозга костей. Термометр опустился до минус 28 градусов по Цельсию.
— Доброе утро, Люрсен, — сказал Винакер человеку за пулеметом.
— Доброе утро, господин лейтенант.
— Холодно.
— Дьявольски холодно.
— Все спокойно?
— Тихо, господин лейтенант. Но что-то мне не нравится. Посмотрите сами. Не видно ни одного Ивана, ни единой живой души вокруг. Обычно в это время они суетятся, тащат на позиции суп и хлеб.
Винакер взглянул на часы: почти 07.30. Надел очки, снова снял их и протер запотевшие от холода стекла, посмотрел через широкую замерзшую реку на запад. Кругом было подозрительно спокойно.
Нева окончательно замерзла к 7 января. У Городка она была шириной 600-800 метров, и толщина льда достигала метра —достаточная прочность, чтобы выдержать танки. Нельзя терять бдительность.
Лейтенант Винакер разместил командный пункт своей 2-й роты 240-го инженерносаперного батальона в бывшем здании больницы Городка. Несмотря на мороз, саперы каждый день, а часто и ночью закладывали по берегу реки противотанковые и пехотные мины, устанавливали в крутом обрыве стальные балки, минировали сосновый лес по обеим сторонам больницы. Треугольный участок леса на правом фланге был фактически вымощен минами.
Лейтенант держал в голове точный план минирования. Поэтому теперь он пристально вглядывался в странно безмолвное, серое, утреннее пространство. С крутого берега Невы, почти в двенадцать метров высотой, он мог осматривать в бинокль весь опорный пункт своей роты. Он видел и советские позиции на дальнем берегу. Русские, естественно, тщательно замаскировали свои окопы, но с более высокого восточного берега тем не менее было видно, что происходит среди кустов и поврежденных снарядами сосен.
«На самом деле, никогда не видел такого мертвого места», — пробормотал белокурый человек из Дюссельдорфа. А ведь последние несколько дней среди покрытых снегом бункеров наблюдалась заметная активность.
Из речной долины тянуло ледяным холодом. Мир между Шлиссельбургом и Городком лежал скованный морозом и безмолвный. Вдруг Винакер заволновался, закричал пулеметчику: «Посмотри на это, Люрсен, — на Неве следы! Они ночью перешли на наш берег!» Винакер лег на снежный бруствер, навел бинокль на склон и стал рассматривать метр за метром проволочные заграждения и воронки. «Они поднимают мины! Дьявол! И никто...»
Лейтенант не закончил фразу и инстинктивно бросился вниз. Люрсен тоже шлепнулся за ним. Неожиданный залп орудийного огня потряс землю.
Кругом загрохотало, справа и слева от окопа взрывы рвали твердую смерзшуюся землю. Осколки снарядов стучали по стенкам окопа.
Винакер и Люрсен лежали на дне окопа. Они выжидали. Был ли это только отдельный удар? Или будут еще?
Минуты тянулись невыносимо долго. Ураган огня становился все сильнее. Теперь у Винакера не осталось сомнений. «Люрсен, они придут сегодня!» — выкрикнул он в ухо обер-ефрейтору и кое-как, согнувшись вдвое, заспешил на свой командный пункт в больнице.
Взрывы снарядов, казалось, преследовали его. Тем не менее его подсознание фиксировало: реактивные минометы! С воем и шипящим свистом реактивные снаряды низко неслись над крутым берегом. Затем в грохочущем громе появилась новая нота: тяжелые корабельные орудия. «Это Балтийский флот в Ленинградской гавани», — пронеслось в голове Винакера.
Но самые ужасные звуки издавали снаряды великолепного русского реактивного миномета калибра 82 миллиметра.
Когда Винакер добежал до гаража больницы, рота уже занимала боевые позиции. Здания беспрестанно обстреливались, все линии связи с батальоном, дивизией и наблюдательными пунктами были повреждены.
Между Шлиссельбургом, Липкой и Синявино был только дым и огонь. Болота и непроходимые леса на Неве и Волховском фронте снова были объяты пламенем. Русские обрушили на немецкие позиции ураган огня из 4500 стволов, бомбардировка, какой еще не испытывали на северном крыле Восточного фронта.
В целом 4500 стволов! Из Ленинграда и с Волховского фронта они обстреливали два немецких участка лишь в пятнадцать километров каждый. Это значит—одно орудие на каждые шесть метров. Два часа и двадцать минут ураган стали ревел, сверкал и рушился на землю Невского фронта, час и сорок пять минут сносил восточную сторону коридора.
«На этот раз они не шутят», — говорили солдаты в своих блиндажах, опорных пунктах, окопах и траншеях. Многие из них находились в надежных бункерах глубоко под землей. За время долгого ожидания они построили настоящие подземные города, опорные пункты соединили хитроумной системой ходов сообщения.
Русские знали об этом. Именно поэтому они поливали эти позиции столь сосредоточенным огнем. Именно поэтому они обстреливали пулеметные гнезда, орудийные позиции, командные пункты, подъездные дороги, боковые коммуникации и лагеря в лесах. Они снесли мосты, здания, траншеи и все телефонные линии. И затем пошли в атаку. С ними появились штурмовики.
С востока, со стороны Волхова, наступала 2-я ударная армия генерал-лейтенанта В.С. Романовского. Ее сектор наступления проход