Только они прикрывали тыл участка обороны с артиллерийскими позициями 170-й пехотной дивизии.
«Едва ли хватит, чтобы удержаться, господин майор», — сказал Винакер Шульцу, когда возвратился. Пока не подойдет подкрепление, все будет зависеть от инженерно-саперного батальона.
Инженеры, эти мастеровые войны, привыкли к таким задачам. Хотя собственно их работа состояла в строительстве мостов, наведении переправ, минировании и разминировании, всю Вторую мировую войну они в кризисные моменты вставали в строй рядом с пехотинцами. Именно такая ситуация сложилась на Неве в январе 1943 года.
Майор Шульц поставил 3-ю роту своего инженерно-саперного батальона по обеим сторонам больницы, командовал ротой лейтенант Брендель. К вечеру русские танки и пехота вошли в маленький треугольный лесок протяженностью примерно шестьсот метров. Снаряды вгрызались в каменную кладку, загорелись стропила крыш.
Но Брендель превратил дымящиеся здания в изрыгающую огонь крепость. За каждым окном саперы установили пулемет, в каждом слуховом окне находился снайпер или наблюдательный пункт.
В треугольном леске русские собирались к атаке. Взвод за взводом они перебегали туда по открытому месту из рощицы в районе прорыва на берегу реки.
Артиллерийский наблюдатель в больнице еще поддерживал радиосвязь со своей батареей, чьи позиции находились примерно в пяти километрах дальше. Он постоянно информировал командира батареи, поэтому в нужный момент в треугольном леске прогремел мощный залп батареи Бауэра 240-го артиллерийского полка, разнесший русские сборные позиции. Два Т-34, которые должны были возглавить атаку, попали на одно го хорошо замаскированных минных препятствий и остановились с поврежденными гусеницами. В башнях госпиталя возликовали.
Полевые гаубицы Бауэра продолжали поливать огнем маленький лесок. В конце концов русские решили отойти с опасных позиций; на обратном пути к берегу Невы они попали под сильный огонь пулеметов из окон больницы.
«Смена!» —разнеслось по подвалу. Усталые рядовые подняли винтовки и, спотыкаясь, поднялись по лестнице. Они заменили своих полуобмороженных товарищей, которые на 26-градусном морозе заторопились из окопов в самое замечательное место на земле — к горячей печке в больничном подвале.
Генерал-полковник Линдеман не обольщался по поводу критической ситуации, сложившейся у дефиле после прорыва русских. Он был реалистом и хорошо знал свое дело. В свете донесений с фронта предполагаемая цель противника стала приобретать очертания на карте обстановки штаба 18-й армии. Генерал Говоров бросал все наличные силы в созданный им у Марьино прорыв. Используя примерно четыре дивизии и одну танковую бригаду, он совершенно очевидно намеревался протаранить дефиле до прихода немецкого подкрепления, объединиться со столь же крупными советскими ударными соединениями, наступающими с востока, и затем развернуться на юг, чтобы подавить оборонительные позиции немцев на Неве и по восточному краю.
Этот план неизбежно имел несколько важнейших центров. Один из них — Рабочий Поселок № 5, или коротко П5. Через него проходила единственная проезжая дорога через болото, ведущая в северном направлении к берегу озера и в южном направлении через Синявино к Мге на Кировской магистрали.
Второй центр — Городок с больницей и электростанцией. Здесь русские не получили прямого выхода к Синявинским холмам. Городок к тому же являлся краеугольным постом немецкой линии фронта к югу от участка советского прорыва.
Если бы Линдеман имел в резерве хорошо оснащенную дивизию с батареей штурмовых орудий, танковым батальоном и тяжелой артиллерией, дело было бы вдвое легче. Но такой дивизии не было у командования 18-й армии, как и у кого-либо из ее соседей.
Время — середина января 1943 года. Сталинградская катастрофа висела и надо льдом Невы. Не менее сложной была ситуация и в полосах непосредственных соседей
18-й армии. Во Ржеве, Великих Луках и Демянске под угрозой находилось само существование целых армий. Русские наступали везде. И, как везде в решающий момент, на северном крыле Восточного фронта не хватало пресловутого последнего батальона.
Генерал-полковнику Линдеману поэтому ничего не оставалось, как прибегнуть к тягостной стратегии искусных импровизированных операций, которая уже стала типичной для Восточного фронта зимой 1942/43 года. Полки и батальоны собирались вместе, чтобы преодолеть очередной кризис, вместо того чтобы встречать неприятеля полноценными соединениями и побеждать его превосходящими силами.
Единственным резервом, в этот момент находившимся в распоряжении Линдемана, были пять батальонов гренадеров испытанной 96-й пехотной дивизии. В этой великолепной дивизии, сформированной в Ганновере, служили люди из всех областей Северной и Западной Германии. Если бы 96-я дивизия 12 января была в полном составе — кто знает, как повернулись бы события? Однако в самый первый день русского наступления 96-я получила приказ передать свои части на правый и левый фланги. Таким образом, вечером 12 января генерал Ноельдехен только с половиной дивизии пошел в контрнаступление из района Синявино в северо-западном направлении с задачей отбросить противника обратно за Неву.
Пять батальонов против пяти советских дивизий.
Отсутствующие части дивизии отчасти компенсировали батарея 88-мм орудий 36-го зенитного полка, батарея тяжелой артиллерии со 150-мм гаубицами и, главным образом, рота «Тигров» — 1-я рота 502-го танкового батальона под командованием лейтенанта фон Гердтеля. Четыре «Тигра» с их 88-мм длинноствольными пушками и восемь Т-III, предназначавшиеся в качестве прикрытия, явились решающей силой против танковых батальонов противника.
Бодо фон Гердтель, однако, сложил голову в самом первом бою. Его похоронили на кладбище в Синявинском болоте.
По глубокому снегу, покрывавшему суровое болото, через раненные снарядами леса батальоны 283,284 и 287-го гренадерских полков 13 января двинулись на север. Городок, «Шайдисвальд10», «окружная дорога» — трагичные названия последующих нескольких дней.
«Окружная дорога»! Уже во время самой первой атаки четыре «Тигра» получили боевое крещение. Батальоны гренадеров полковника Польмана дали отпор русским пехотинцам на морозе в двадцать восемь градусов по Цельсию, но затем появились две дюжины советских Т-34. Двух из них подбили лейтенант Айхштадт и обер-ефрейтор Гудеус, двух из двадцати четырех. Оставшиеся двадцать два стальных монстра поставили гренадеров в исключительно сложное положение. Три командира рот погибли один за другим.
Тут вышли «Тигры». Это была историческая схватка. После не слишком успешных боев 1-й роты «Тигров» 502-го батальона, действовавшей у Ленинграда в качестве экспериментальной роты с августа 1942 года, мощные стальные чудовища на этот раз показали свои возможности. Тяжелый грохот их 88-мм длинноствольных пушек нес гибель Т-34. Скоро двенадцать советских танков уже пылали в болоте. Остальные беспорядочно отступили. Советская контратака в южном направлении была остановлена.
В сумерках русские еще раз предприняли танковый удар в лесу «Шайдисвальд», через который шла «окружная дорога». И снова по тревоге подняли роту «Тигров»: «Приближаются танки противника! Строиться!»
Унтер-офицер Ганс Болтер выступил на двух «Тиграх» в сопровождении Т-III. Ему, семь раз раненному и пятнадцать раз горевшему в своем танке, за последующие восемнадцать месяцев суждено будет подняться от унтер-офицера до капитана. Он — один из самых успешных танковых командиров той войны.
Два «Тигра» прорывались сквозь снег. В сумраке контуры массивных гигантов с их белой окраской терялись в зимнем пейзаже. Советское противотанковое орудие раздавили. Болтер приказал второму «Тигру» прикрыть его, держась немного позади слева, в эшелон. В этот момент рядом с «Тигром» Болтера поднялись первые фонтаны снега — разрывы противотанковых снарядов противника.
Быстро осмотрелся. Вон там! Болтер повернул башню. Наводчик поймал Т-34 на прицел. Водитель остановился. «Огонь!» Снаряд со свистом вырвался из ствола. Промах. Снова. Второй выстрел — прямое попадание. Т-34 сразу охватило пламя. 88-мм снаряд разорвал танк, словно лапа настоящего тигра.
Все шло так же гладко, как на танкодроме у Фалингбостеля. «Тигр» Болтера подбил еще два Т-34. Их горящие остовы освещали болото призрачным светом.
Но тут Болтера окружили три русских танка. Они пытались обойти его, эти отчаянные советские танкисты 61-й танковой бригады.
Наводчик Болтера действовал как часы. «Сначала того, что справа», — спокойно скомандовал унтер-офицер. Огонь! И снова. Огонь! Попадание.
Два других Т-34 теперь пытались спастись в болоте. Они хотели выйти из освещенного места. Но «Тигр» Болтера уничтожил и эти два Т-34. «Поворот! Назад».
— Что произошло с нашим сопровождающим танком? — спросил унтер-офицер Болтер.
— Нет связи, — ответил радист.
Две минуты спустя раздался ужасающий грохот. «Попадание в двигатель», — крикнул водитель. И еще удар.
Пылающие русские танки прекрасно освещали поле боя для хорошо замаскированного советского противотанкового орудия. «Тигр» Болтера стоял на этой сцене, как стационарная цель. Легкая добыча для советского противотанкового орудия.
«Тигр» Болтера объяло пламя, создалась опасность взрыва боекомплекта. Унтер-офицеру оставалось только приказать своим людям покинуть танк. Экипаж выпрыгнул в снег.
Появились советские пехотинцы. Короткий обмен выстрелами из автоматов и пистолетов, Болтер и его люди вбежали в заросли кустарника.
Наконец подошел второй «Тигр». «Он нас видел? — думал Болтер. — А вдруг он примет нас за русских? Лучше быть поосторожней. Но как привлечь его внимание?» Болтер пронзительно закричал, но его голос утонул в шуме боя.
Он решительно вспрыгнул на правый борт «Тигра» и пополз к щели радиста.
В тот момент, когда он добрался до нужного места, радист внутри выкрикнул: «Русские на нашем танке!»