Но в этом виде традиционного минирования для русских не было ничего нового. При отступлениях в первые два года войны они приобрели в этой области богатый опыт и стали непревзойденными мастерами в искусстве минной войны. В результате они знали, где ожидать минирования и как обезвредить эти подарки. Обычное минирование, таким образом, не могло надолго остановить их на открытых пространствах. Требовалось придумать что-либо более эффективное.
Старшие офицеры инженерно-саперных войск 9-й армии и его корпуса знали свое дело. Они прошли Первую мировую войну, а некоторые и Африку, где Роммель продемонстрировал виртуозное искусство использования мин для защиты и блокировки уязвимых районов пустыни.
Эти «адские сады», как Роммель обычно называл изощренные минные поля, являлись безупречными ловушками смерти, соединяя психологический и собственно военный эффект. Формирования противника, попадая в такие «адские сады», немедленно теряли свою наступательную силу. Поскольку когда впереди идущего человека разносит на куски, когда машины разлетаются на составные части и даже танки останавливаются, тогда, разумеется, никто не рискнет сделать шаг, пока землю не прощупают сантиметр за сантиметром. Прибывшие саперы со своими электрическими миноискателями, которые отзываются на любой металл, часто обнаруживают только фальшивки — специально закопанные пустые железные банки или осколки снарядов. И как только посетитель «адского сада» снова становится беспечным, он может наступить на настоящую мину и погибнуть. А если он вовремя заметит опасность и выкопает мину, и еще одну рядом, и другую, он все равно может взлететь на небо, потому что часто под первым разминированным слоем оказывается слой скрытых мин.
Африканские «адские сады» Роммеля во Ржеве посадили нестандартным образом.
Опытные саперы 9-й армии придумали совершенно новый способ прятать свои мины. Они крепили взрывные устройства к входным дверям в жилые дома. Когда дверь открывали, смерть била с порога огнем и осколками. Детонаторы скрытых, противотанковых мин цепляли тонкой проволокой к окнам. Открывали окно — смерть. Смерть могла таиться даже за безобидными лестницами, ручными тележками, лопатами и заступами. Как только инструмент брали в руки, подрывные мины-ловушки приводились в действие незаметной проволочкой. Коварные адские машины скрывались в печках, скрепленные проволокой с печной заслонкой. Они присоединялись к крышкам соблазнительно приоткрытых коробок с «документами»—всегда предмет особого интереса русских. Саперы, специально обученные подобного рода минированию, часто ставили свои ловушки под огнем наступающего противника. Эффект такой минной войны был ошеломляющим. Чего не могли добиться самые крупные тыловые прикрытия, мины выполняли самым впечатляющим образом. За первые двадцать четыре часа своего яростного преследования русские понесли такие тяжелые потери в «адских садах» Ржева, что возникла своего рода паника. Воздух гудел от русских радиограмм с предупреждениями, наводящими ужас донесениями и настойчивыми инструкциями быть предельно осторожными. Боязнь скрытых немецких мин преследовала русские войска, как привидение, эффективно замедляя их наступление.
Службы радиоперехвата отступающих дивизий были в состоянии отследить опустошительный эффект немецких мин, благодаря тому, что советские радиограммы обычно передавались в прямом эфире. Так, 206-я пехотная дивизия перехватила следующее послание русского командира в свою дивизию: «Я поставил лошадь в конюшню и вошел в дом — раздался большой взрыв. Ни конюшни, ни лошади. Эти проклятые фрицы понаставили мины везде, только не там, где мы ожидали». В другой радиограмме войскам приказывалось не входить ни в какие здания, не пользоваться никакими колодцами, не поднимать никакие предметы, пока отряды саперов не исследуют землю. Возник минный психоз, лишающий смелости, хладнокровия и духа победителя. Именно такую цель и ставил себе Модель.
Всего лишь за двадцать один день он эвакуировал ржевский выступ. За двадцать один день дивизии 9 и 4-й армий с боями отошли на 160 километров. Они оставили полосу фронта шириной в 530 километров и через 160 километров заняли новый рубеж, шириной только 200 километров. Сокращение составило 330 километров, была спасена целая армия. Высвободился личный состав штаба армии, личный состав штабов четырех корпусов и двадцать две дивизии, включая три танковые. Это был стратегический шаг, имеющий решающее значение. Для группы армий «Центр» это означало конец ужасного периода без резервов, наступившего после тяжелых потерь сталинградской зимы.
Однако официальная советская военная история отказывается признать успех Моделя. Она отказывается признать, что, столкнувшись с группами советских фронтов, чьи дивизии непрерывно атаковали немецкий выступ, полутора немецким армиям удалось отойти, не испытав серьезных проблем. Советские армии не совершили ни единого вклинения, не нанесли ни одного значительного удара во фланг, не говоря уж об окружении.
Это обстоятельство предполагает серьезную критику тактического мастерства советских военачальников того времени. Вот почему советские военные историки так болезненно реагируют на любой анализ данной операции.
Это просто противоречит исторической правде, когда советская «История Великой Отечественной войны», том III, утверждает: «Решительными действиями Калининский и Западный фронты препятствовали планомерному отводу войск противника. Немецкие войска бросали на дорогах военное имущество, неся большие потери в живой силе и технике».
И затем продолжает: «В послевоенный период некоторые западногерманские военные историки пытаются представить отступление немецко-фашистской группировки с ржевско-вяземского плацдарма как образец «планомерного и удачного отступления» и называют командующего 9-й армией генерал-полковника Моделя «львом обороны». О том, насколько лживы эти утверждения, свидетельствуют колоссальные потери врага при отходе с плацдарма. Поспешно отступая из Ржева под ударами Красной Армии, гитлеровцы не успели даже эвакуировать город».
В подтверждение этого тезиса в публикации цитируются записки генерала Гроссмана, командира мюнстерской 6-й пехотной дивизии. Однако Гроссман, хроникер операций в районе Ржева, доказывает в описании боев своей старой дивизии, действовавшей там до самого конца, прямо противоположное, такой же вывод он делает и при описании отступления в целом.
Дошедшие до нас в полной сохранности боевые журналы 78-й штурмовой и 98-й пехотной дивизий тоже предоставляют убедительные факты. Утверждение, что Модель не эвакуировал Ржев, опровергается интересным и, возможно, уникальным в военной истории эпизодом. Гитлер, сделавшийся подозрительным после многочисленных неприятностей вследствие того, что вовремя не взрывали мосты, решил лично убедиться в том, что большой мост через Волгу во Ржеве действительно будет взорван после отступления немецких войск.
Излишне говорить, что Гитлер не собирался лично отправляться во Ржев. Вместо этого ему пришла в голову необычная идея руководить взрывом моста по телефону. Была, соответственно, установлена телефонная связь между штабом Гитлера в Виннице и бригадой минеров на ржевском мосту. Прижав к уху трубку, фюрер и Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами Германии таким образом лично осуществлял руководство взрывами на обеих сторонах реки. Он имел возможность слышать звуки рушившихся массивных быков моста. Лишь это акустическое доказательство убедило его в том, что приказ действительно был выполнен. Только через несколько часов после этого взрыва и отхода последнего немецкого арьергарда в городе появились первые советские разведчики.
Строго согласно плану, дивизии Моделя и левое крыло 4-й армии генерала Хайнрици до наступления распутицы заняли недавно созданную и хорошо укрепленную линию от Спас-Деменска через Дорогобуж на Духовщину, новую «линию Буйвола». 29 000 саперов и строительных подразделений за семь недель подготовили позиции, обнесли их колючей проволокой и минными полями, усилили опорными пунктами и бункерами. Основная часть сил прибыла, развернулась и стояла твердо.
Немецкий фронт удержался. Драматичные зимние сражения 1942 — 1943 годов завершились. С успешной эвакуацией ржевского выступа у групп армий «Север» и «Центр» больше не осталось критических точек. На юге весь индустриальный регион Донецкого бассейна снова оказался в руках немцев.
6. Великие Луки
Крепость па болоте — Три дивизии против одного полка — Гвардейский стрелок Александр Матросов — Безуспешная попытка деблокировать город — Пятнадцать танков прорываются в крепость —Дифтерия на опорном пункте «Будапешт» — Один кусок хлеба и восемь патронов в пистолете — «Я пришел из Великих Лук» — Повешено по одному человеку каждого звания.
Картина зимних сражений не будет полной без упоминания о боях у Великих Лук, древней крепости в обширном болотистом районе севернее Витебска, между реками Ловать и Западная Двина. Живописный древний город, с 30 000 жителей в начале войны, Великие Луки обычно привлекали группы иностранных туристов своим фольклором.
Город приобрел важное значение во время немецких наступательных боев 1941 года и сохранял его в период первого советского контрнаступления из района Москвы. В августе 1941 года нижнесаксонская 19-я танковая дивизия, части гессенской 20-й танковой дивизии и пехотинцы 253-й пехотной дивизии после ожесточенного сражения взяли город штурмом.
Четыре с половиной месяца спустя была предпринята первая советская попытка освободить крепость на болоте. 9 января 1942 года генерал-полковник Еременко и генерал Пуркаев двинули свои ударные армии через цепь озер из Осташкова в направлении Витебска, имея в виду атакой на окружение овладеть обширным районом западнее Москвы и уничтожить немецкие армии группы «Центр», которые изготовились к прыжку на столицу. Но в ожесточенном сражении немецкая пехота остановила советский удар. Русские растратили свои силы в боях у Холма, Велижа и Великих Лук.