Развернув на коленях карту, Хессе изучал последние изменения. «Русские наступают в широкие бреши, которые, естественно, появились в результате отхода наших армий к немногочисленным мостам, — думал он вслух. — Они пытаются выйти к реке и, если удастся, форсировать ее раньше нас». Карта ясно отражало это стремление: район отступления корпуса, обозначенный голубым, лежал в окружении жирных, красных стрел русских. Ни справа, ни слева от корпуса других немецких частей не было.
В этот момент влетел лейтенант Грейнер, переводчик штаба корпуса. Он был с ног до головы в грязи после долгой и сложной обратной поездки из штаба 10-й мотопехотной дивизии. Его доклад не вызывал энтузиазма: «Люди пробиваются по грязи. Они не спали уже несколько дней, на них нет сухой нитки. И постоянные бои. Но они держатся. Днепр манит их, как мираж. Подполковник де Мезире, начальник оперативного отдела, сказал мне: «Солдаты мечтают о крепкой оборонительной линии.
Они мечтают о бункеpax и казармах, где, в конце концов, смогут расслабиться, найти сухую койку и конец этого отступления. Конец вечного страха попасть в засаду, быть обойденным с фланга или отрезанным!»
Хессе слушал с каменным выражением лица. Бункеры! Оборонительная линия! Отдых и безопасность! Сказать лейтенанту, что он верит в это? Сказать ему, что на их будущем участке за Днепром их, скорее всего, не ждет ничего, кроме нескольких траншей и спасательной части? А возможно, и не это, а русские. Но он не стал говорить лейтенанту о своих опасениях. Вместо этого он спросил намеренно официальным тоном:
— Что в полосе 10-й дивизии делают русские?
Грейнер понял намек. В конце концов, он состоял в отделении разведки, которое должно обрабатывать сообщения противника. Поэтому он ответил:
— Русские уже перебрасывают войска на запад, к Днепру, по железной дороге Полтава — Киев.
— Вы серьезно, Грейнер?
— Совершенно серьезно, господин полковник. Генерал Шмидт и его офицер разведки капитан князь Кастель специально поручили мне проинформировать вас. Согласно надежным разведывательным данным, русские отремонтировали поврежденную железную дорогу с поразительной быстротой, собрав рабочую силу, какая нам и не снилась, и уже используют линию. Сигнальное оборудование, естественно, еще не работает, поэтому они ведут составы на запад на глаз. Поезда уже прошли Гребенку.
— Это делает ситуацию еще более угрожающей, — заметил полковник Хессе.
21 сентября, около 16 часов, на стол командующего 8-й армией генерала Вёлера в его передовом командном пункте у Смелы положили пачку перехваченных партизанских радиограмм, переданных в открытом эфире. Они были подписаны: «Отряд Чапаева» и, очевидно, в ответ на запрос, сообщали, что на западном берегу Днепра в излучине севернее Канева немецких войск нет.
Сведения были точны. Кроме немецкой штрафной роты, на западном берегу в днепровской излучине между деревнями Григоровка и Ржичев никого не было. Вёлер забеспокоился. Воздушная разведка докладывала, что русские передовые части в этом районе находятся недалеко от реки. Может, Ватутин планирует внезапное нападение севернее Канева? Вёлер бы не удивился. Советский генерал-полковник за последние месяцы проявил себя как великолепный тактик и смелый командир.
Вёлер незамедлительно набросал приказ Нерингу. Радиограмма поступила в 24-й танковый корпус в 20 часов 45 минут: Нерингу приказывалось немедленно перебросить мобильные силы через Канев на южный берег угрожаемой днепровской излучины.
Однако Вёлер понимал, что даже подвижные части 24-го танкового корпуса не могут летать. Если русские собираются форсировать реку 22 сентября, то ни одна из частей Неринга не сможет попасть туда вовремя. Что нужно делать?
У генерал-майора доктора Шпайделя, начальника штаба 8-й армии, была идея. В Черкассах, южнее Канева, находился военный учебный центр группы армий «Юг». Им придется справиться. В 22 часа 30 минут коменданту центра по телефону поступил приказ срочно сформировать из слушателей курса отряды, перебросить в Канев и развернуть их на западном берегу севернее города. Через два часа люди погрузились в грузовики и поехали в ночь.
Дождь прекратился. Ветер и теплая погода быстро высушили дороги, но все равно было прохладно. Над Днепром клубился туман, он скрывал противоположный берег. Он скрывал то, чего боялись Вёлер и Неринг.
Гвардии рядовой И.Д. Семенов осторожно раздвинул камыши и вгляделся в реку. Прислушался. Ничего. Рядом с ним к земле припали партизаны.
— Где эта лодка? — спросил Семенов.
— Пять шагов отсюда, под берегом. Закрыта камышами.
— Пошли. — Семенов три раза крикнул выпью. Камыши зашелестели. Показались еще три гвардейца — В.Н. Иванов, Н.Я. Петухов и В.А. Сысолятин; поползли за Семеновым и партизанами. Они не знали, что в этот момент к ним были прикованы глаза истории. Они не знали, что их имена войдут в анналы. Они даже не знали, получится ли у них — смогут ли они переплыть большую реку первыми из 3-й гвардейской танковой армии или даже из всей Красной Армии, которая сейчас наперегонки движется к Днепру. Самым молодым из них был Петухов, юноша восемнадцати лет, остальным не больше двадцати двух. Все четверо — члены комсомола. Какова была их задача?
Как верно предположил генерал Вёлер, радиограммы от партизанского отряда Чапаева, сообщающие генерал-полковнику Ватутину о незащищенном западном береге у Григоровки, оказались весьма значимыми. Умный советский командующий тотчас воспользовался случаем. Излучина Днепра, выступающая к северо-востоку, по тактическим соображениям и так казалась удобным местом для форсирования реки; а благоприятные сведения от партизан окончательно склонили чашу весов в ее пользу. Ватутин позвонил генералу Рыбалко. Рыбалко встретил идею с энтузиазмом. Он сам позвонил в свою 51 -ю гвардейскую танковую бригаду.
— Товарищ командир, ваше передовое соединение на реке?
— Так точно, товарищ генерал.
— Есть у вас связь с партизанским отрядом Чапаева?
— Так точно, товарищ генерал.
Небольшая пауза, и решительный приказ:
— Тогда форсируйте реку!
Три слова, но от них зависела великая битва за Днепр.
— А саперы и средства переправы?
В голосе Рыбалко послышался металл:
— Вы не можете их ждать. Сами делайте плоты или идите вплавь. Понятно?
— Так точно, товарищ генерал.
И 51 -я гвардейская танковая бригада форсировала реку на плотах и вплавь.
Лейтенант Синашкин, командир пулеметной роты бригады, получил приказ форсировать Днепр между деревнями Григоровка и Зарубенцы. Его рота переправлялась первой. Рядовые Семенов, Иванов, Петухов и Сысолятин были добровольцами из его роты. Перевалило за полночь... Туман с реки начал подниматься быстрее. Видимость сократилась до шестидесяти — семидесяти метров. Почти бесшумно Семенов и его товарищи подползли к берегу. Здесь! Они раздвинули камыши, столкнули лодку в воду.
Теперь тише. Партизаны обмотали уключины старыми мешками. Гвардейцы уже завернули свои автоматы в тряпки, чтобы случайно не звякнуть. Они осторожно забрались в лодку, стараясь ее не опрокинуть. Семенов перевалился через борт и оттолкнулся ногой. Из подхватило течением, но сильный Сысолятин уже опустил весла в воду и начал энергично грести.
Партизан на носу правил небольшим рулем. Лодку сносило течением.
— Гребите сильнее, или нас отнесет слишком далеко,—зашипел партизан. — Еще. сильнее.
Сысолятин греб изо всех сил. Как черная тень, в ночи проступил крутой западный берег.
— Еще несколько гребков.
— Хватит—теперь пусть несет.
— Прыгайте.
Семенов выпрыгнул из лодки. Вода дошла ему до пояса, но дно реки было твердым. Он вытянул лодку на берег.
Они прислушались. Ночь мирно дышала. Партизан, рыбак из Григоровки, высадил гвардейцев в нужном месте — в двухстах метрах севернее деревни. Здесь им предстояло огнем привлечь к себе внимание немецких часовых и имитировать попытку высадки десанта, чтобы стянуть в это место сторожевые заставы. А лейтенант Синашкин тем временем с основной частью роты и 120 партизанами форсирует реку на тысячу метров севернее, сразу за Зарубенцами, и создаст там первый небольшой плацдарм для бригады, которая должна последовать за ними. Сразу после высадки рота должна была предпринять атаку на Григоровку. Около 02.00 перец немецкими часовыми на окраине Григоровки раздались выстрелы четырех гвардейцев.
«Строиться! Бегом!» — закричал в деревне немецкий унтер-офицер. Там размещался взвод штрафной роты. Один взвод! Люди, которым тюремное заключение было заменено службой на Восточном фронте, и больше никого на Днепре у Григоровки. Семенов и его четыре сослуживца маневрировали между крестьянскими хатами, снова и снова выпускали автоматные очереди, сейчас они были в одном месте, а через минуту где-нибудь еще. Они создали впечатление, что у Григоровки десантировался целый батальон.
Рота Синашкина тем временем форсировала реку выше и ниже деревни Зарубенцы, молча и без единого выстрела. Как они это сделали? Были ли у них инженерно-саперные подразделения? Понтоны? Паромы? Надувные лодки? Ничего этого у Синашкина не было. Его люди сколотили по нескольку досок и перекладин, привязали к ним бочки. Это были их плоты—одни меньше, другие больше. На каждом переправлялись четыре человека и одно орудие. Хорошие пловцы цеплялись за плоты и помогали править. На рассвете рота Синашкина пошла в атаку и выбила немецкие пикеты из деревень Зарубенцы и Григоровка.
Итак, утром 22 сентября русские форсировали Днепр севернее Канева. Они создали плацдарм, когда 24-й танковый корпус, который должен был занять и оборонять этот сектор, все еще находился восточнее Канева на противоположном берегу реки. Дорога ему была открыта. От Канева вниз до юго-востока от Киева, вдоль всех отведенных корпусу девяноста пяти километров течения, не было ни одной настоящей боевой части.
В воздухе пахло бедой. Вдобавок к этому советская 13-я армия примерно в то время 22 сентября форсировала реку в 195 километрах севернее, у Чернигова, точно на стыке групп армий «Юг» и «Центр». В этот месте переправу ожидали меньше всего, потому что там, где в Днепр впадает Припять, реку окружает большое болото.