Однако с середины сентября партизаны скрытно прокладывали через болото хорошо замаскированные бревенчатые дороги и таким образом обеспечили советские соединения короткими и скрытыми выходами к реке. В результате 26 сентября русские создали небольшой плацдарм, который, как палец, грозно указывал в сторону польской границы.
Правда, слабым ударным группам 2, 8 и 12-й танковых дивизий, а также 20-й мотопехотной дивизии удалось окружить плацдарм в треугольнике Днепр — Припять, а пехотные дивизии, переброшенные из других секторов фронта, смогли заблокировать наиболее опасные на тот момент вклинения. Тем не менее брешь в линии фронта между группами армий «Центр» и «Юг», безусловно, должна была стать ареной опасных событий.
Но не сейчас. Правда, некоторые дальновидные сотрудники немецкого Генерального штаба, восточного его отделения, постоянно говорили об опасности припятской дельты; однако в сентябре эту угрозу затмевала более близкая — угроза, исходящая от плацдарма лейтенанта Синашкина у Григоровки. Советские военные публицисты назвали его «Букринским плацдармом».
Утром 22 сентября 1943 года внимание всех штабных офицеров в зоне группы армий «Юг» было приковано к этой рыбацкой деревне. В 11.00 зазвонил телефон в комнате коменданта военного учебного центра в Черкассах. На линии был лично генерал Вёлер, командующий 8-й армией. Он спросил:
— Сколько человек вы вчера отправили в Канев?
— Сто двадцать курсантов унтер-офицеров, господин генерал.
— Сто двадцать?—Он помолчал. — Немедленно на грузовике доставьте этих сто двадцать человек в Григоровку. Им предписывается контратаковать высадившиеся сипы противника и заблокировать их.
Сто двадцать курсантов унтер-офицеров военного учебного центра — всё, что 22 сентября в 11.00 командующий 8-й армией мог противопоставить советскому Букринскому плацдарму. Ясно, что это только капля в море, но других сил просто не было. Дивизии Неринга должны были защищать от яростных атак противника Каневский плацдарм, его первые подвижные соединения форсируют реку не раньше вечера 22 сентября. А за двенадцать часов многое может произойти.
В конце концов, лихорадочные телефонные переговоры принесли проблеск надежды. У Киева части 19-й танковой дивизии уже перешли Днепр 21 сентября и теперь стоят недалеко от города. В танковый разведывательный батальон дивизии позвонили, когда там обедали. «По машинам!» — И они понеслись в самый угрожаемый на данный момент пункт всего Восточного фронта. Проследовал ганноверский 73-й мотопехотный полк майора фон Менца, за ним двинулась основная часть дивизии.
От Киева до Григоровки было меньше ста километров. По хорошей дороге. Два с половиной часа для разведывательного батальона, если действительно постараться. Для 8-й армии это были два часа тревоги. Вдруг русский генерал заметит свою уникальную возможность, прорвется с плацдарма до Россавы и вобьет клин между 8-й армией и 4-й танковой армией?
В 19 часов 28 минут 22 сентября на командный пункт генерала Неринга на восточном берегу в Прохоровке поступила радиограмма от Вёлера: «Наличные силы перебросить на западный берег как можно скорее, чтобы усилить разведывательный батальон 19-й танковой дивизии, ведущий тяжелые бои в излучине Днепра».
Как можно быстрее! Неринг надеялся сделать это следующим утром. Однако генерал Рыбалко тоже знал свое дело.
Утро 23 сентября началось у Неринга с неприятного сюрприза. «Атакуют танки противника!» — раздался крик. Десять, двадцать, тридцать — сорок четыре Т-34 громыхали по восточному берегу Днепра, двигаясь с севера в направлении передовых линий 253-го гренадерского полка из состава 34-й пехотной дивизии Мозеля. На броне танков ехали советские пехотинцы. Намерение русских было очевидно — им был нужен мост, они стремились помешать корпусу Неринга форсировать реку. Смелый и логичный план генерала Рыбалко. И казалось, все идет по его плану.
После тяжелых боев предыдущих дней 253-й гренадерский полк полковника Хиппеля сократился до нескольких сотен человек. Русские прорвали основную оборонительную линию и двинулись к мосту. В нескольких километрах перед мостом, в Решетках, располагался командный пункт 14-й роты. Капитан Августин имел 75-мм противотанковое орудие, два самоходных орудия с расчетами, принадлежащих 3-й роте, 34-й батальон истребителей танков и две дюжины солдат. Он увидел надвигающуюся опасность, забаррикадировался в немногочисленных домах Решеток и стоял насмерть. Своими крошечными силами Августин подбил шестнадцать Т-34, пехоту противника оттеснил за танки. Дюжина Т-34 повернула обратно и рассредоточилась, но одиннадцать прорвались. Они загромыхали в направлении моста. Там оставался только небольшой прикрывающий отряд с противотанковыми и зенитными орудиями.
Наступил один из тех моментов, когда вся кампания может зависеть от мужества и самопожертвования нескольких человек. И они справились. В штабе корпуса полковник Хессе тем временем наскреб в своей дивизии все наличное противотанковое оружие, бросил его на подходы к мосту и отдал под командование полковника Фердинанда Хиппеля, командира 253-го пехотного полка.
Полковник встретил советские танки всем, что имел. Противотанковыми орудиями, пехотными пушками и минами атаку Т-34 отбили. К 10.00 угрозу отвели. Но через полчаса, в 10 часов 30 минут, 8-я армия переслала Нерингу радиограмму от 4-й танковой армии: «Части 19-й танковой дивизии, ведущие бои в Григоровке, испытывают большие трудности. Нуждаются в срочной помощи».
Было 14.00 часов. Командный пункт Неринга теперь находился в Келеберде на восточном берегу Днепра. Зазвонил полевой телефон. На линии был Вёлер: в днепровской излучине дела все хуже. Зарубенцы в руках противника. В Григоровке бои. Враг рвется на запад и юго-запад, на паромах переправляет через реку орудия и машины.
К счастью, несколько дней назад Неринг отправил за Днепр свои транспортные части и тыловые службы. Поэтому он мог рискнуть быстро пропустить по мосту боевые формирования, хотя противник и оказывал мощное и опасное давление. Он перенес свой передовой командный пункт прямо к въезду на мост с восточной стороны; назначил ответственным за плацдарм генерала Аугуста Шмидта, командира 10-й мотопехотной дивизии. Начальником его оперативного отдела был опытный штабной офицер, подполковник де Мезире. Именно эта дивизия из Нижней Баварии теперь отвечала за безопасность форсирования реки всего корпуса.
Лейтенант Ренатус Вебер, заслуживающий доверия хроникер из состава 24-го танкового корпуса, описывает свои впечатления в письме домой: «Когда мы 23 сентября пробивались к Днепру, преодолевая противодействие русских танков, я вспомнил о трагедии шведского Карла XII, который в 1709 году был вынужден с остатками своей армии сдаться русским в Перевалочной, потому что не смог форсировать реку. У нас, к счастью, был наш железнодорожный мост». Действительно, к счастью.
Это был мост в Каневе. Инженерно-саперные части 24-го танкового корпуса надстроили на нем второй ярус — над железнодорожным мостом возвели пешеходный таким образом, что движение по железной дороге не прекращалось в течение всего строительства, а теперь по мосту, кроме поездов, одновременно стали передвигаться войска и их машины.
С 15.00 по этому необычно высокому мосту, двухъярусному шедевру военных инженеров, двигались полки. В штабе корпуса у восточного въезда обстановка была напряженной. Кто выиграет эту гонку? Когда появятся русские самолеты и начнут бомбить мост? Странно, что их еще нет. Но они не появились.
В 21.15 баварские полки 57-й пехотной дивизии полковника Тровитца были на другой стороне. Они незамедлительно развернулись и заняли берег с обеих сторон моста. Теперь пошла гессенско-вестфальская 112-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Либа. Чтобы не оторваться от основной части корпуса, им приходилось двигаться к мосту форсированными маршами, часто покрывая без остановки по шестьдесят километров.
Сразу после полуночи по мосту застучал по доскам 258-й гренадерский полк. Его
7-ю роту вел лейтенант Иссельхорст. В 1-м взводе, в левой колонне, шел обер-ефрейтор Хельмольд из Дюссельдорфа — усталый, истощенный, дрожащий. Полк немедленно двинули в северном направлении вдоль реки, в излучину Днепра, против русских, высадившихся у Григоровки.
Мозельская 34-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Хохбаума тоже перешла мост под покровом темноты и тоже была сразу же отправлена на левый фланг полосы корпуса. Последней начала переходить мост 10-я мотопехотная дивизия. Ее ударные группы все еще защищали постепенно уменьшающийся плацдарм на восточном берегу. В 03 часа 30 минут 24 сентября нижнебаварские полки наконец перешли днепровский мост. Занималась заря.
Генерал Неринг стоял у моста, вглядываясь в серое небо. Появятся ли русские самолеты? Они не появились. Очень странно. Ни единого воздушного налета на мост. Непостижимо. Неужели в армии генерала Ватутина нет воздушных сил?
Ватутин, конечно, имел воздушные силы. Его фронту была придана вся 2-я воздушная армия, но сейчас она была полностью задействована на прикрытии от атак люфтваффе войск, переправляющихся в излучине Днепра. У генерал-лейтенанта Красовского не было ни одного свободного самолета, чтобы атаковать мост у Канева. Все машины требовались ему для другой крупной операции, единственной в своем роде операции за всю войну, операции, которая, по мнению Сталина, приведет к окончательной победе на Днепре. На немецкой стороне тем временем никто и не подозревал об этом большом сюрпризе.
Неринг смотрел на проходящие колонны. «Сколько нам еще потребуется времени?» — спросил он стоящего рядом лейтенанта Вебера. «Около часа, господин генерал». Оценка Вебера оказалась правильной. К 04.30 24-й танковый корпус перешел на западный берег всеми своими соединениями. Тринадцать с половиной часов. Потрясающее достижение. Однако оно также говорит о том, как серьезно сократились проходившие дивизии.
Неринг пересек реку последним. Теперь на восточном берегу остались только небольшие прикрывающие отряды и маленькие тыловые бригады, которые будут охранять пандус, пока мост не взорвут. На берегу их ждали надувные лодки и десантные шлюпки —они уже не смогут попасть на другой берег по мосту. Их задача была самой сложной на войне — действовать в качестве тылового прикрытия, сдерживать противника как можно дольше. Когда можно отходить? Как долго рисковать оставаться? В критический момент некому приказывать командиру тылового прикрытия. Ответственность лежит на нем одном. Без чьих-либо советов он должен идти трудной дорогой долга. Это сложная должность.