Генерал Кривошеин взглянул на свои часы: 03 часа 30 минут. Душная ночь ожидания подходила к концу. На небе вспыхивали отблески далеких выстрелов. Битва начиналась.
Генерал-фельдмаршал фон Манштейн для Южного фронта на курском выступе избрал не такую наступательную тактику, как Модель на севере. У него не пехотные, а танковые соединения должны были совершить быстрый прорыв.
Основанием его решения являлось то обстоятельство, что, принимая во внимание значительную ширину фронта, количество пехотных дивизий, находящихся в его распоряжении, было недостаточным для традиционной тактики пробивания в обороне бреши, в которую устремляются танковые соединения. Учитывая, что советская оборона эшелонирована на большую глубину, Манштейн счел традиционный метод слишком затратным по времени и силам, а при недостатке пехотных дивизий еще и ненадежным. Гот надеялся, что мощный удар его 600 — 700 танков, сосредоточенных в двух местах, так быстро подавит сопротивление противника, что все последующие бои с крупными танковыми резервами русских будут происходить уже за пределами советских оборонительных укреплений, и с этой целью он пустил в первой волне все танковые силы своей армии. Тот же путь избрала оперативная группа «Кемпф». Это была школа Манштейна. Это была его интерпретация боевого приказа Главного командования сухопутных сил Германии: посредством подавляющего превосходства во всех наступательных средствах на местах вклиниваться в оборону противника до соединения двух атакующих армий, затем ловушку захлопнуть.
Более 1000 танков и 300 штурмовых орудий двинулись на русские оборонительные рубежи, чтобы осуществить прорыв, не задерживаясь, выйти на оперативный простор и соединиться с 9-й армией Моделя.
Русские поняли намерение противника: в самом деле, они расположили свои резервы за 6-й гвардейской армией генерал-лейтенанта Чистякова.
Однако генерал-полковник Гот тоже располагал информацией немецкой воздушной разведки о районах сосредоточения советских резервов, особенно об их танковых резервах. Он рассчитал, что, если следовать указанию Главного командования сухопутных сил Германии — «достичь соединения с 9-й армией прямым прорывом через Обоянь», он, скорее всего, окажется перед переправами через Псел в Обояни, когда советские танковые войска выйдут на поле сражения из района восточнее Курска. Они, конечно, пройдут через перешеек у Прохоровки и ударят в глубокий фланг немецкого наступательного клина в самый неподходящий момент.
Гот поэтому решил изменить свой график. Вот как он сформулировал это своему штабу: «Будет разумнее сначала отразить атаку противника у Прохоровки, а затем продолжить наше продвижение на север в направлении Курска». Это означало, что после прорыва все наступающие дивизии Гота повернут на северо-восток, а не ударят на Обоянь, как ожидали русские.
Это было исключительно важное решение.
Расчеты Гота оказались правильными. Его план наступления сорвал план советского Верховного главнокомандования по обороне Южного фронта курского выступа и мог обеспечить поворот в развитии сражения, если бы... Но не будем предвосхищать события.
На бутовском холме подполковник Альбрехт не отрывал глаз от траншейного перископа, наблюдая за результатами артиллерийского обстрела. Снаряды теперь взрывались за траншеями противника, и стена огня и дыма сползала вперед в тыл врага. В этом дыму германские пехотинцы могут наступать как тени.
Дежурный офицер шепнул командиру артиллерии: «Идет генерал Хёрнлайн».
Через минуту командир дивизии «Великая Германия» стоял у траншейного перископа рядом с подполковником.
— Доброе утро, Альбрехт, как развиваются события?
— Все в соответствии с графиком, господин генерал.
— Не было донесений от пехоты?
— Пока нет.
В этот момент прибыл полковник Касснитц, командир мотопехотного полка. Он вздернул руку к своему стальному шлему. Полковник совсем не выглядел довольным.
— Что, Касснитц?—спросил с подозрением Хёрнлайн.
— Черт знает что, господин генерал. Мой Третий батальон до сих пор не вступил в бой.
— В чем дело?
— Они ждали подхода танков, те не появились, и они не двинулись с места.
Хёрнлайн и Альбрехт оцепенели. Танки не подошли? Целая армада бригады «Пантер» Лаухерта и 1-й дивизион танкового полка «Великой Германии» под командованием майора Пёссела не вступили в бой? Но это невозможно!
Это известие откровенно сбило Хёрнлайна с толку. Здесь, на центральном участке наступления, все зависело от силы удара танковой группы графа Страхвитца. Верховное главнокомандование возлагало большие надежды на 200 новых чудо-танков «Пантера» с их 75-мм длинноствольной пушкой, которые именно здесь должны были пройти боевое крещение. Куда, черт возьми, они подевались?
В то время как гренадеры дивизии «Великая Германия» с трудом выбирались из своих траншей, бригада «Пантер» Лаухерта тоже двигалась вперед на всех 200 новых машинах. Они являли собой стальных хищников — элегантной конструкции, весом 45,5 тонны, длиной 9 метров, с лобовой броней от 80 до 110 мм и скоростью до 55 километров в час.
Эксперты сходились во мнениях, что это был танк, которого давно ждали в действующей армии, танк, который на долгое время обеспечит реальное превосходство германского оружия на Восточном фронте.
Только один вопрос беспокоил специалистов и инспекторов танковых частей: была ли «Пантера» действительно готова к использованию в боевой обстановке? При испытаниях на полигоне в Графенворе обнаружились серьезные недоделки. И вместо учений в составе соединения офицеры и экипажи бились над решением технических проблем. Даже когда танки уже везли на железнодорожных платформах на Восточный фронт, им еще заменяли главную передачу. Соответственно, никакой индивидуальной подготовки, не говоря уж об учениях в составе соединения, не было проведено. Назвать часть готовой к боевым действиям было бы большим преувеличением.
Другой важный момент: батальоны, по 96 «Пантер» каждый, были непомерно большими для оперативного управления одним батальонным командиром. Тем не менее все попытки подполковника Вернера Мильдебрата добиться продления срока боевой подготовки в Графенворе окончились ничем. Формированию было предписано участвовать в наступлении под Курском.
Войска первого эшелона, наслышанные о новом чудо-оружии, испытали настоящий шок, увидев, как, уже выдвигаясь на свои исходные позиции, их стальные герои изрыгали из выхлопных труб языки пламени, а некоторые, как ни странно, загорались.
Однако провал первой атаки в Бутове 5 июля обусловили вовсе не эти «болезни роста». Причина была куда более банальной: бригада «Пантер» Лаухерта попала на не обнаруженное минное поле перед советскими позициями. Если танк продолжал двигаться, то подрывался на мине и повреждал гусеницы. Если он останавливался, то превращался в огромную мишень для советских противотанковых орудий, противотанковых ружей и артиллерии.
Попытка мотопехотного полка «Великой Германии» наступать без танковой поддержки окончилась тяжелыми потерями. По этой причине снова раздался привычный приказ: «Саперы, вперед!»
В аду советского заградительного огня 2-я рота штурмового инженерно-саперного танкового батальона «Великой Германии» расчистила в минном поле проход для «Пантер». Но это потребовало нескольких часов, жизненно важных часов, которыми русские не преминули воспользоваться.
«Только перед деревней Черкасское на минном поле осталось 36 танков», — отмечает в своем описании Курской битвы полковник Маркин. И добавляет: «Танки, натолкнувшиеся на минное поле, отступали в беспорядке под целенаправленным огнем советской артиллерии и противотанковых стрелков. Первая чрезвычайно опасная атака врага была отбита. Его попытка наступать одновременно по всему участку прорыва потерпела крах». Это было абсолютно верно.
После донесения полковника Касснитца генерал Хёрнлайн понял, что из-за неудачи бригады «Пантер» прорыв на левом крыле его дивизии потерпел фиаско.
На правом же крыле дивизии события развивались как нельзя лучше. «Как дела у гранатометчиков Лоренца?» — спросил Хёрнлайн. Как будто он только и ждал своей реплики, связной вырос перед генералом: «Донесение от подполковника Лоренца!»
Хёрнлайн прочел: «Встретив упорное сопротивление, полк проник в траншеи противника, очистил их и теперь быстро наступает в направлении высоты у деревни Черкасское».
На правом крыле, таким образом, все шло по плану. Батальоны гренадеров «Великой Германии» вместе со штурмовыми орудиями и танками 2-го батальона танкового полка и ротой «Тигров» капитана Вальрота вышли к Черкасскому ровно в 05.00. В 09.15 они были уже на высотах за деревней, глубоко вклинившись в первую полосу советской обороны.
Граф Саурма, командир батальона «Пантер» «Великой Германии», руководил своими танками умело и отважно. Его машина внезапно появлялась именно там, где ситуация становилась опасной или сложной. Ледяной ужас поэтому сковал командиров роты когда ближе к полудню они услышали в наушниках слова радиста Саурмы: « “Пантера”
11-01 подбита. Командир батальона серьезно ранен».
Но шок длился лишь несколько секунд. Затем прозвучал спокойный голос: «Готберг — всем. Батальон, слушай мою команду». Капитан фон Готберг принял командование на себя. Несколько часов спустя граф Саурма скончался.
Как только генералу Хёрнлайну стало известно об успехе гренадеров, он немедленно изменил свой план и перенес основной удар прорыва с левого крыла на правое. Мотопехотный полк и бригада «Пантер» переместились вправо.
Но на всем, казалось, лежала печать проклятья. Грозовые дожди последних дней превратили Березовую лощину в настоящее болото. Одна «Пантера» за другой застревали в трясине, увязая выше гусениц. Еще несколько часов отсрочки нанесения решающего удара бронированного кулака, завершающего прорыв дивизии «Великая Германия» в первый день наступления! Когда на поле сражения опустилась ночь, деревню Черкасское все же захватили, несмотря на все препятствия, и опорный пункт первого рубежа советской обороны перед «Великой Германией», таким образом, ликвидировали.