[9], а многие оставляли далеко позади и эти показатели. Комэска подполковник Н.В. Шаповалов выполнил 458 боевых вылетов, старший лейтенант В.Ф. Гончаренко из его полка имел 415 вылетов, а полковник Г.П. Хаустов (на всех типах самолетов, летая также на МиГ-23) – более 700 за два года работы в ДРА. А.В. Руцкой, по его собственным словам, совершил за восемь месяцев летной работы 453 вылета (из них 169 – ночью). Много это или мало, можно судить по тому, что Маршал авиации А.Н. Ефимов, прославленный летчик-штурмовик и дважды Герой Советского Союза, за всю Отечественную войну выполнил 222 боевых вылета.
На самолет за год приходилось около 250–300 вылетов, но встречались и заслуженные Су-25, успевшие слетать на задание до 950 раз. Средний налет на штурмовик в ВВС 40-й армии в 1985 году составлял 224 часа против 84 часов для истребителей МиГ-23 (такая разница объяснялась не «простоем» истребителей, а неравномерной нагрузкой в частях ИА, где значительная доля машин не привлекалась к каждодневной работе на удары по наземным целям, находясь в готовности на боевом дежурстве. Особенностью работы 378-го ошап было использование машин до полной выработки гарантийного ресурса (если только самолет до него дотягивал…), в то время как истребители и истребители-бомбардировщики по замене уходили домой вместе со своими самолетами. Нагрузка на штурмовики и их износ превышали все нормы, из-за чего большинство работ, включая и восстановление подбитых самолетов, выполнялись на месте и лишь наиболее трудоемкие и требовавшие специальной оснастки ремонты производили на заводе, обычно в Чирчике или Вазиани, куда отгоняли израненные самолеты. По выработке ресурса машины уходили на капитальный ремонт в Союз, а им на смену с Тбилисского завода или с очередной группой сменщиков из части прибывали новенькие штурмовики.
Возвращать поврежденные самолеты в строй помогала хорошая ремонтопригодность и взаимозаменяемость узлов, предусмотрительно заложенные в конструкцию Су-25. На месте заменялись продырявленные баки, закрылки, рули, сломанные стойки шасси, встречались штурмовики с полностью новыми мотогондолами, носовыми и хвостовыми частями фюзеляжа. Необходимость «штопки» многочисленных пулевых и осколочных пробоин заставила вспомнить порядком забытое в строевых частях слесарное и клепальное дело, а промышленность наладила поставки комплектов наиболее повреждаемых панелей и капотов. Восстанавливали даже двигатели, молотком выравнивая искривленные лопатки турбины (при всей невероятности такого кустарного ремонта двигатели потом исправно работали вплоть до назначенного им ресурса). Из-за обилия дыр (своего рода рекордом было 165 пробоин на одном Су-25) многие из них латались топорно, «на коленке». Порой не хватало даже дюраля для ремонта, и в одном из полков штурмовики несли заплаты из расплющенных гильз! Другой проблемой бывала нехватка запасных частей, и время от времени один из самолетов, по какой-либо причине стоявший на приколе, превращался в их источник и шел «на прокорм» своим продолжавшим работать собратьям.
Затянувшаяся война, растущие потери и малая результативность боевых действий заставляли искать иные решения. С ограничением числа крупных операций, не дававших должного эффекта и лишь усиливавших враждебность населения, на первый план выходила борьба с поставками оружия душманам и уничтожение их опорных пунктов и баз, обычно лежавших в труднодоступных районах, что требовало постоянной работы «длинной руки» авиации. Командующий опергруппой МО СССР в Кабуле В.И. Варенников в апреле 1986 года предлагал Минобороны: «Боевые действия против базовых районов не проводить. Такие районы подвергать массированным ударам авиации с применением дистанционного минирования, авиабомб объемного взрыва и т. д.».
По официальным данным, в 1986 году из состава полка были потеряны 8 Су-25, такие же потери принес и следующий год (с учетом разбитых и не подлежавших восстановлению машин потери были несколько больше). Оба погибших в 1986 году штурмовика, А. Баранов и И. Алешин, были молодыми летчиками, едва успевшими получить звание старшего лейтенанта. Причиной гибели обоих было названо поражение зенитным огнем, хотя детали произошедшего 2 октября 1986 года с Барановым остались невыясненными – вылетевший ночью на поиск противника в гористый район Шайхамордан летчик не вернулся на аэродром и, с большой долей вероятности, в темноте мог столкнуться с горой. Поражение огнем противника было маловероятным: у душманов не имелось никаких зенитных средств для обнаружения воздушных целей ночью, вне визуальной видимости. Ночные вылеты после этого надолго отменили. В донесении не обращалось внимание на трагическое совпадение – летчику суждено было погибнуть именно в свой день рождения. Сбитый 20 ноября 1986 года у Саланга И.В. Алешин пытался катапультироваться, но ему не хватило высоты.
Два последних происшествия в этом году пришлись на один день, 3 декабря 1986 года. При нанесении удара в районе западнее Кабула Су-25 заместителя командира полка подполковника Фабрый был подбит ПЗРК. Следом за ним ракета поразила самолет майора Шулимова, потерявший стабилизатор. Обоим летчикам удалось катапультироваться.
Для защиты от тепловых ГСН Су-25 был оборудован четырьмя кассетами АСО-2В с инфракрасными пиропатронами ППИ-26 (ЛО-56), служившими ложными тепловыми целями для головок самонаведения ракет. Тем не менее летчики пользовались ими редко. Щиток управления АСО находился сбоку от пилота, и для работы с ним нужно было отвлечься в самый горячий момент атаки. К тому же запаса ловушек хватало едва на одну минуту работы АСО, и штурмовики берегли их на крайний случай, но когда они замечали пуск, сыпать патроны становилось уже поздно – головка ракеты захватывала цель, и та шла к самолету. Ввиду срочности проблему решили просто – установили на мотогондолах дополнительные балки с кассетами АСО-2В, вдвое увеличив число патронов. Число ИК-ловушек, отвлекавших на себя ракеты, на борту Су-25 теперь составляло 256, чем обеспечивалось выполнение 4–8 атак. Управление отстрелом ловушек, помимо специальной панели, задававшей темп и число патронов в серии, завели на боевую кнопку с тем, чтобы прикрытие автоматически обеспечивалось уже при заходе на цель. Теперь шлейф ИК-патронов начинал сыпаться за штурмовиком в начале атаки и продолжался в течение 30 секунд до окончания боевого захода. Каждый из патронов стоил около трех рублей, и устроивший хороший «фейерверк» летчик выпускал в воздух таким образом пять-шесть своих зарплат. Расходы того стоили – в действенности прикрытия летчики убеждались, слыша позади разрывы уходивших в стороны обманутых ракет.
Ситуацию изменило появление в конце 1986 года «Стингеров» с высокочувствительной селективной головкой самонаведения, отличавшей двигатель самолета с характерным диапазоном температур от горящей ловушки. «Стингер» имел большую досягаемость по высоте, мог применяться на встречных курсах, а его боевая часть была втрое мощнее, чем прежних «Стрел» и «Ред Ай». В сочетании с неконтактным взрывателем, срабатывавшим даже при пролете рядом с целью, это давало возможность причинять тяжелые повреждения и без прямого попадания, резко повысив эффективность душманской ПВО. Надежность защиты с помощью прежних тепловых ловушек снизилась, и отчеты стали отмечать «тенденцию к серьезному росту потерь от ПЗРК». За первые две недели применения «Стингеров» в начале 1987 года ими были сбиты три Су-25, погибли два летчика.
Посадка на ВПП Баграмской базы. Ноябрь 1988 года
Счет потерь в 1987 году открыл Су-25 старшего лейтенанта К. Павлюкова, 21 января взлетавший из Баграма для прикрытия садящихся транспортников и сбитый ПЗРК. Последний боевой вылет 23-летнего летчика длился всего 2 минуты 32 секунды. Как докладывал замкомэска майор А. Рыбаков, «после второго разворота на высоте примерно 1700–2000 м в самолете ведомого вспыхнуло белое облако, характерное для разрыва зенитной ракеты «Стингер». Через 1–2 секунды произошел второй взрыв, более мощный, от которого самолет с большим креном и углом пикирования 35–40 градусов начал падать». В наступавших сумерках отыскать катапультировавшегося летчика не удалось. Окруженный душманами у кишлака Абдибай Павлюков вступил в бой и, раненный, подорвал себя гранатой. Посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза К. Павлюков и Л. Рубан стали единственными из числа погибших летчиков-штурмовиков, о которых тогда говорилось в советской печати. Однако на памятнике погибшим летчикам в Баграме к тому времени было уже куда больше имен.
Официальные потери в 1987 году составили восемь Су-25 и пять погибших летчиков. Ровно через неделю после Павлюкова, 28 января, при нанесении БШУ под блокированным душманами Хостом из ПЗРК был сбит самолет майора Э.К. Рябова. Летчику удалось успешно катапультироваться. Еще через неделю, 5 февраля, у Кандагара погиб командир звена капитан М.Н. Бурак. Летчик, уже возвращавшийся однажды на подбитом самолете со снесенным ракетой килем, в этот раз не смог покинуть самолет.
Прямо у Кандагарского аэродрома 1 июня 1987 года был подбит Су-25 капитана Коинова. Успев отвернуть и сказав: «Тяну в пустыню», летчик был вынужден катапультироваться у всех на глазах, и через считаные минуты его подобрал вертолет ПСС.
При до конца не выясненных обстоятельствах 20 августа 1987 года погиб старший лейтенант В. Палтусов. Возвращаясь в группе после задания у Газни, его самолет стал «гулять» в звене. После команды ведущего: «Володя, держи строй!», самолет перешел в снижение и с разгоном врезался в землю. Очевидной была потеря летчиком работоспособности, причиной которой поспешили назвать «перебитый пулей кислородный шланг». Однако группа шла на высоте 5200 м, недосягаемой для зенитных средств, и между собой более вероятной считали прозаическую причину – закрытый по забывчивости кислородный вентиль или неприсоединенный шланг (на самолетах новых серий он крепился туго), что и привело к гипоксии с потерей сознания в негерметичной кабине. Вспоминали и о том, что накануне летчик отмечал год выпуска из училища и свой день рождения – 19 августа ему исполнилось 24 года.