Высота 7000 метров, даю команду всем действовать по плану. Запрашиваю истребителей, как обстановка в воздухе, нет ли посторонних целей. Удар наносился в зоне невидимости радиолокационных станций аэродрома Кабул, а тем более Баграма, поэтому нам никто, кроме наших истребителей, не мог подсказать обстановку в воздухе. Мы были не только за радиолокационным полем, но и вне досягаемости радиостанций командных пунктов. Истребители ответили, что все нормально: кроме нас, в воздухе никого нет. Пока вел радиообмен, осветители сбросили САБ. Уже было темно, наступила ночь. Развешивали мы САБ по глиссаде, поэтому не только освещали цель, но и обозначили направление атаки. Когда сбросил САБы и второй самолет, я увидел первую колонну. Увидел первую колонну и летчик, за которым она была закреплена. Я не успел даже сообщить в эфир, что вижу первую колонну, как летчик запросил атаку по ней, я разрешил. На земле бушевало пожарище, особенно в районе скопления машин. Самолет за самолетом пошли в атаку. Работали отлично, я давал только команды на уход, напоминая эшелоны (высоту полета) при возвращении на аэродром. Дальше в атаке предпоследним разворачиваюсь в вираже, чтобы было удобно видеть, как атакует замыкающий, и в этот момент пронзительно заработала «Береза» – оборудование, оповещающее, что тебя захватил бортовой локатор самолета противника. Даю команду «грачам»: «Уход, уход». Ибо штурмовики Су-25 не предусмотрены для ведения воздушного боя и не имеют вооружения, которым можно отразить атаку истребителя.
Последний самолет уже выходил из атаки. Перевожу свой самолет на снижение с отворотами вправо, влево. «Береза» начинает визжать уже неистово. Закладываю крен 90 градусов со скольжением влево, в сторону атакующего самолета, направление – Пакистан. Левую педаль руля поворота до упора влево. Истребителям передаю: «Меня атакуют». В ответ: «Цель не наблюдаем». И в этот момент – мощный удар со взрывом в правый двигатель, гаснет все освещение приборов с одновременным хлопком разрушающегося фонаря остекления кабины. Выхожу из разворота с одновременным выводом левого двигателя на максимум. Правый горит, его РУД убираю на «стоп», перекрываю доступ топлива к правому горящему двигателю. Продолжаю снижаться с разворотом на курс к аэродрому. Левая рука на скобе катапульты. Но тут опять мощный взрыв – попадание второй ракеты, и я кувыркаюсь в катапультном кресле в воздухе, наблюдая, как впереди меня к земле понеслись куски взорвавшегося в воздухе моего самолета.
Застрекотали автоматы раскрытия парашютной системы, хлопок – и полная тишина, только свежий теплый ночной ветер шелестит, перебирая стропы парашюта. И на мгновение уже знакомая мысль охватила сознание: вот так, Руцкой, теперь-то уж конец совсем близко… Но из меланхолии я вышел моментально. Проверил фал НАЗа (неприкосновенный авиационный запас), где находится автомат, гранаты, тесак-мачете, сухой спирт, запасной рожок к автомату, патроны к пистолету, плитка шоколада (которой там не окажется, вместо нее рыболовная снасть), йод, противошоковый укол и пакетик с бинтом. Так, все нормально, живем.
В полете над границей – истребитель капитана В. Маврычева из 168-го иап
Пара штурмовиков уходит на задание. На подвеске – 250-кг бомбы и реактивные снаряды С-24
Высота где-то четыре тысячи метров, осматриваюсь. Впереди, куда несет ветер, освещенный поселок, горит свет в окнах, по дороге идут автомобили. С правой стороны, куда понеслись горящие обломки самолета, по воздуху с земли шарит прожектор. Все понятно: вишу над территорией Пакистана, к тому же и ветер несет уже более плотно в Пакистан, унося меня от базы Джавара. Высота где-то 500 метров, воздух становится более теплым. С правой стороны у подножия хребта вижу лес. Натягивая правую часть строп сколько можно, пошел со скольжением вправо, уходя от освещенного поселка в сторону леса. Высота где-то 100 метров, вот уже лес – отпускаю стропы, чтобы уменьшить скорость снижения. Перекрестился, кроны деревьев приближаются, все дальше ухожу от поселка, но теплый ветер доносит лай собак. Пронесся над дорогой, проходящей по лесу, еще раз перекрестился и проверил фалу НАЗа – на месте. Затянул задние стропы, поступательная скорость уменьшилась, под ногами зашуршали кроны деревьев. Проваливаясь через кроны, рвущие мой комбинезон и купол парашюта, я приземлился настолько мягко, что удара приземления, которого я так боялся из-за поврежденного в 1983 году позвоночника, практически не было. Быстро отстегнувшись от парашютной системы, дослал патрон в патронник автомата, передернул затвор пистолета, отрезал НАЗ от фала, достал из него две лимонки, мачете. Из фала изготовил импровизированный рюкзак, приделав к нему две лямки. Все делал в таком темпе, что забыл снять защитный шлем. Сбросив его, услышал рев машин и приближающийся лай собак. Обрубил мачете пару пучков строп, затолкав их за пазуху, выключил пищащий «Комар» (портативную радиостанцию, дающую сигнал для ПСС (поисково-спасательной службы) о месте приземления летчика. Свернул парашют, затащил его в кусты и короткими перебежками стал уходить в сторону зловеще нависающей скалы хребта».
Приземлившись и разобравшись в обрывках карты, летчик убедился, что оказался в 15–20 км по ту сторону границы. Впереди у него были пять дней скитаний по горам, перестрелки, попытки выйти на свою сторону и в конце концов плен на базе Мирамшах, откуда через неделю его и вернули пакистанские власти. При нахождении в плену Руцкого навещали пакистанские летчики. Их отношение к коллеге было на удивление дружественным – те считали случившийся воздушный бой чем-то вроде джентльменского выяснения отношений. Сам Руцкой впоследствии утверждал, что все произошедшее явилось ни больше ни меньше как «дерзкой операцией ЦРУ» по захвату советского полковника и сбил его «командир дивизии пакистанских ВВС в чине полковника». На самом деле подобных формирований в пакистанской авиации не было, самыми крупными частями в их составе являлись эскадрилья и авиакрыло, а Атер занимал должность комэска 14-й эскадрильи. Случай с Руцким пакистанцы считали единственной стычкой с советскими летчиками, а все остальные инциденты относили на счет афганских ВВС.
Карта и цели в районе Шабохейлъ, где был сбит самолет А. Руцкого
При выводе войск авиация 40-й армии в основном стала проводить «стратегию сдерживания», препятствуя сосредоточению сил моджахедов на дальних подступах. Для обработки назначенных квадратов выделялись 30–40 самолетов, с раннего утра уходивших к границе и успевавших за смену сделать 3–4 вылета. Если цель закрывала облачность или принесенная «афганцем» пыльная пелена, иногда вперед пускали группу Су-17М4, оснащенных точным прицельно-навигационным комплексом ПрНК-54, или придавали один-два таких самолета-лидера штурмовикам и истребителям. Аппаратура «наводчиков» позволяла в автоматическом режиме пройти по маршруту с шестью поворотными и четырьмя целевыми точками, по программе отбомбиться и вернуться на базу («нажать кнопку здесь и уронить бомбы там»). При этом навигационное бомбометание для остальных сводилось к следованию за лидером и залповому сбросу по команде. На маршруте группы шли колонной звеньев, сохраняя солидные интервалы для безопасности при перестроениях, а в самих звеньях держа строй пеленга с дистанцией 900-1000 м. Вся «колбаса» растягивалась на 25–30 км, чем при удобном случае и воспользовался противник.
12 сентября, пришедшееся в аккурат на 40-й день после того, как сбили Руцкого, 12 МиГ-23МЛД из 120-го иап вылетели на удар по объектам в долине реки Кунар, восточнее Асадабада. Пакистанцы проявляли все большую активность, и летчики не раз докладывали о «визуальном контакте» с F-16, сопровождавшими со своей стороны ударные группы. Напряженность буквально висела в воздухе, разрядившись в этот день открытой стычкой. Собравшись над приметным ориентиром – озером Суруби, группа направилась к границе. Туда загодя ушли две пары прикрытия: цели лежали у самой пограничной полосы, из-за чего были выделены две пары прикрытия. Над горным массивом в 50 км северо-западнее места атаки зону патрулирования заняли истребители комэска подполковника Сергея Бунина и его замполита майора Николая Голосиенко, а в 40 км южнее находились майор Семен Петков и старший лейтенант Владимир Данченков.
Однако F-16, привлеченные их появлением, уже находились в воздухе: с базы Камра поднялась пара истребителей лейтенанта Халида Махмуда (Khalid Mahmood) из 14-й эскадрильи ВВС Пакистана, последовавшая за МиГами параллельным курсом. Уже через несколько минут с земли им сообщили, что в воздухе появилась колонна самолетов – к цели подтягивалась ударная группа. Над Кунаром она повернула на север, ложась на боевой курс вдоль границы. Когда ударная группа выстроилась в колонну для захода на цель, она оказалась в считаных километрах от границы, чем и воспользовался противник. Прикрытие ушло довольно далеко, и ничто не мешало Халиду выйти к середине растянувшейся цели. Ближайшим к нему оказался МиГ-23МЛД (борт № 55) капитана Сергея Привалова, крайний в пеленге второго звена. Вынырнув в 13 км от него из густой облачности, Халид услышал, что у него «зафонила» станция предупреждения об облучении: барражировавшие в нескольких минутах полета МиГи разворачивались в его сторону. В планы пакистанского летчика это не входило.
«Герой Шинданда» – эмблема на борту истребителя № 55
Он начал маневрировать, в спешке из полупереворота с креном 135° пустил две ALM-9L и вышел из боя вверх ногами в 1500 м от атакованных МиГов. Одна ракета ушла далеко в сторону, но второй «Сайдвиндер» разорвался над самолетом Привалова, осыпав его осколками. Встряска была сильнейшей, летчика словно ударило, даже ноги сшибло с педалей. Крупный осколок вошел в закабинный отсек в полуметре от его головы, остальные полоснули по закрылку и левой консоли, пробив топливный бак-кессон. За самолетом потянулся белесый шлейф топлива, однако после первого шока летчик убедился, что самолет не горит, держится в воздухе и слушается рулей.