Суд наконец вынес решение. Судья дал добро – но только на одно-единственное бурение!
– Этого должно хватить, – свирепо заявил неукротимый Блок.
Тут же начались работы. Блока не остановило то, что ещё стояла суровая зима и условия никак нельзя было назвать идеальными для того, чтобы сверлить в земле глубокие скважины.
– Я бурил на Аляске, уж там условия не лучше, – сказал он и велел Турберу обеспечить необходимую технику и специалистов. А пока суть да дело, он целыми днями в глубокой задумчивости сидел над своими картами и бумагами, чтобы определить, в каком именно месте начинать бурение.
Пока воздвигалась буровая вышка, пока здоровые мужики, обладавшие медвежьей силой, ворочали стальные трубы, пока тягачи устанавливали грозные агрегаты, не обращая внимания на пикеты и лозунги кучки протестующих – главным образом подростков, – Маркус смотрел по телевизору передачу об их ситуации и перспективах. Один эксперт вещал, что, мол, наличие нефти на юге Южной Дакоты, в пограничной области, примыкающей к штату Небраска, долгое время предполагалось, поскольку этот регион пролегает по геологической линии, соединяющей месторождения в Техасе и Оклахоме с месторождениями в Канаде и на Аляске.
– Но, – продолжал он, – всё оказалось не так-то просто. – Он поднял несколько объёмистых томов. – У нас имеются результаты подробных изыскательских работ, проведённых геологом Фордом Рэймондом Яспером. Он умер в 2000 году, родом он был именно из этих мест и буквально всю свою жизнь искал там нефть – но так и не нашёл её. Если этот мистер Блок хочет оказаться умнее человека, который знал регион как свои пять пальцев, то это более чем смело. Хотя, на мой взгляд, это смешно.
Бурение началось. Густой чад от дизельных моторов поднимался в холодное, ясное зимнее небо, и трубы одна за другой вгрызались в отвратительную дыру.
Средства массовой информации с наслаждением судачили о том, что у британских букмекеров активно делаются ставки на исход буровых работ; квоты дошли уже до уровня 50:1 против Блока. Самого же его вместе с Маркусом титуловали «нефтепророками», и не проходило дня, чтобы их лица не маячили на матовых экранах или на страницах газет.
И всё же – ещё не минул март – они наткнулись на нефть. На большую нефть.
На сей раз Майерс сам зашёл в кабинет Таггарда.
– Похоже на то, что нашлось решение всех наших проблем, – сказал он и бросил на стол присланную по факсу первую полосу газеты с ударным заголовком «Наше будущее – нефть!». – Вы это уже читали?
– Разумеется, – ответил Таггард.
– Факс пришёл из Лэнгли, вместе с распоряжением, касающимся вас, – продолжал Майерс. – Вы получите группу людей и возьмёте этих парней под свою опеку. – Он положил перед ним остальные листы.
Таггард игнорировал их, взял лишь газетную полосу и стал разглядывать фото, изображающее двух столь непохожих мужчин, которые взялись задавать новые правила игры для мировой политики.
– Что-то вид у них нерадостный, – отметил Майерс. – Не так просто, видимо, привыкнуть к ничегонеделанию?
Таггард опустил листок.
– Да просто некуда деваться, Глен, – задумчиво ответил он. – Чем бы человек ни занимался в своей жизни, рано или поздно это его достанет.
Майерс не понимал. Да и не мог понять. Он лишь закатил глаза и вышел, и Таггард не имел к нему претензий.
Шум поднялся неправдоподобный. Не хватало только парада по улицам Манхэттена, с духовым оркестром и дождём конфетти. У людей из «PPP» просто крыша поехала от сознания, какая крупная рыба попала им в сеть, и они заявили, что теперь нужно как можно скорее выходить на биржу. Первые прикидочные подсчёты показали, что общая стоимость предприятия благодаря акционированию взовьётся до многих миллиардов, и это ещё по самой консервативной оценке. Теперь возможным стало всё. Будущее ослепительно сияло чистым золотом.
Маркус решил сделать Эми-Ли предложение.
– Я, кстати, так и не дозвонился, – вспомнил Фридер. – Номера, который ты мне дал, больше не существует. Тогда я позвонил в справочную, и они сказали, что Эми-Ли Ванг в Нью-Йорке нет.
Маркус надолго уставился в пустоту, будто не услышал того, что сказал его брат. Потом он прошептал:
– Это странно.
– Мне очень жаль, – сказал Фридер.
Маркус поднял на него глаза.
– Жалеть не о чем.
Глава 21
Со времени обнаружения нефти пресса охотилась за ними, как за какими-нибудь поп-звёздами. Это было очень обременительно. Из дома стало невозможно выйти, даже чтобы купить обручальное кольцо. Маркус позвонил, в конце концов, одному именитому ювелиру с Пятой авеню и обрисовал ему свои трудности.
– Не проблема, – тотчас ответил тот, – мы с удовольствием придём к вам домой с целой коллекцией.
Маркус оглядел помещение, которое так и не стало его домом, а теперь уже и не станет: захудалая меблированная двухкомнатная квартира с капающими кондиционерами на окнах, с видом на кирпичную стену соседнего здания и запахом помойки, проникавшим из переулка. Кухонный уголок, которому было как минимум лет двадцать, с газовой плитой, питающейся от баллона, и хрипящим холодильником. Эми-Ли не ночевала здесь ни разу.
– Лучше я сам к вам приду, – сказал он. – Нельзя ли устроить это как-то незаметно?
Это тоже не составило проблемы. В магазине был задний вход, ведущий в отдельное помещение, холодное, старомодное, облицованное тиком. Там царила тишина и стоял стерильный запах. Кольца, которые выложили перед ним, на взгляд Маркуса, казались более или менее одинаковыми, и все были невероятно дорогие. Пожалуй, ни одно из них он не мог себе позволить. Он давно перестал следить за состоянием своего банковского счёта, но знал, что с тех пор, как повстречал Блока и Эми-Ли, тратил денег больше, чем их на счёт поступало. Существенно больше. Жизнь, которую он вёл, была возможна лишь потому, что у него был тыл в виде наследства родителей; но сколько от этого наследства ещё оставалось, он даже не хотел знать. Жизнь-то идёт сейчас! И другого времени не будет.
Он склонялся над элегантными футлярчиками, разглядывал бриллианты, оправы, огранку и чувствовал при этом, как всё его воспитание протестует и взывает: «Экономь! Ты не знаешь, что ждёт тебя впереди!» Эта часть его существа никак не могла справиться с пониманием того, что он находится в центре неслыханного преображения своей жизни. В этом плане он был сформирован бедностью, в которой его родители провели большую часть жизни. От них он перенял привычку со страхом цепляться за то, что имеешь.
А ведь при этом он добился своего! Пройдёт несколько месяцев – и суммы, которые ему здесь называют тоном сдержанного пренебрежения, будут вызывать у него лишь улыбку. Приготовления к выходу на биржу шли полным ходом, не пройдёт и года, как он будет миллиардером. Хотя бы на бумаге, поскольку отдельный параграф договора разрешал ему покупку акций самое раннее через три года. А до того времени ему придётся довольствоваться жалованьем, которое, конечно, тоже в ближайшее время существенно повысится.
И он хотел жениться на Эми-Ли. А почему нет? Они с ума сходили друг от друга и были созданы друг для друга. Союзники в проекте извлечения из жизни максимума – счастья, удовольствия, успеха.
Кроме того, это имело приятный побочный эффект: раз и навсегда закрыть вопрос права пребывания в США. К его досаде, вся теперешняя шумиха не произвела на Службу иммиграции и натурализации никакого впечатления: знаменит ты или нет, здесь роли не играло. У них были свои правила, и они железно придерживались их.
Одно из этих правил и гласило, что Маркус сразу после женитьбы на американской гражданке может претендовать на Green Card. А через пять лет – на гражданство.
Эми-Ли, правда, отнеслась к этому не так, как он себе представлял.
Он пригласил её в «La Grenouille». Этот ресторан он выбрал потому, что оба его зала были романтично оформлены шёлковыми световыми ширмами и обставлены бархатными красными креслами, а также до потолка украшены цветами. Они ели равиоли с омарами, спинку ягнёнка, а на десерт заказали тёплый, нежно-горький шоколадный торт, которым славился этот ресторан, и когда эспрессо уже стоял на столе, Маркус, по его мнению, ловко повернул разговор так, что оказалось уместным и естественным протянуть ей футлярчик с кольцом от Картье и попросить её выйти за него замуж.
Но она смотрела на это кольцо изумлённо, почти потрясенно. Так принимают весть о смерти близкого друга.
– Что? – спросил Маркус, вдруг испугавшись, что она уже замужем и просто не говорила ему об этом.
– Это для меня… – тихо сказала Эми-Ли, – немного неожиданно.
– И всё-таки?
Она взяла футлярчик, повертела, посмотрела на кольцо и защёлкнула крышку – с глухим звуком, который странным образом навёл Маркуса на мысль об ударе топором.
– Я ничего не могу ответить, – продолжила она. – Это не так просто. Сначала ты должен познакомиться с моим отцом.
– О'кей, – сказал Маркус. – Какие проблемы?
Мать Эми-Ли умерла, когда дочери было шесть лет, от болезни настолько редкой, что её случай вошёл в медицинскую литературу.
– Но он, ты знаешь, чересчур… китайский, – добавила она.
– Просто скажи, где и когда.
– Сначала я должна позвонить ему. – Она открыла коробочку, вынула кольцо, примерила его. Оно подошло. Естественно. Потому что Маркус предварительно измерил маленькое серебряное колечко, которое она иногда надевала и которое однажды оставила лежать на полочке в ванной комнате.
Она подняла на него взгляд и наконец улыбнулась.
– Ты опасный мужчина, Марк.
Маркус вспомнил: Эми-Ли упоминала как-то, что её отец живёт где-то на западе США. Поэтому он не удивился, когда несколько дней спустя они поставили свои дорожные сумки в багажник его машины и поехали в аэропорт. Он был озабочен, так ли на нём сидит костюм и в порядке ли стрижка. Он специально сходил к дорогому парикмахеру. Никогда не помешает произвести благоприятное впечатление приличным видом; будущий тесть придаёт этому значение, независимо от его происхождения.