И, как показал этот инцидент, Германия оказалась полностью зависимой от русского природного газа. Если конфликт между США и Россией расширится, никто не сомневался в том, что Россия перекроет газовый вентиль в случае, если Европа выступит на стороне США в рамках своих натовских обязательств. Запасов природного газа почти не было, да и хранить их технически далеко не так просто, как в случае с нефтью.
И если раньше на соседнюю Францию поглядывали косо из-за её атомных станций, то теперь эти взгляды на другой берег Рейна стали скорее завистливыми. Франция производила 81 % всего своего электричества на атомных станциях – намного больше, чем любая другая страна мира.
Ядерные реакторы и в техническом отношении не в чем было упрекнуть. Неужто будущее за атомной энергией? «Партия зелёных» в Германии однозначно выступала против этой идеи – и на выборах резко потеряла голоса избирателей. Другие партии предпочли вообще никак не выражать свою позицию.
Молодой человек, гримируя его перед телевизионным выступлением, нервничал. Видимо, ему не по себе было обрабатывать кисточкой лицо будущего короля. Абу Джабр улыбался ему в зеркало, чтобы ободрить его. Хотя и сам был напряжён.
Он нащупал в кармане сложенный листок. Он знал, что листок не выпадет, да и текст к этому времени он уже выучил наизусть, но всё равно то и дело ощупывал карман. В принципе, подумал он, ведь эта бумажка была оружием. Разящим мечом слова.
По крайней мере, он надеялся на это.
Он был потрясён масштабом разрушений в Эр-Рияде. Выгоревшие магазины, обрушившиеся дома, повреждённые фасады – и в довершение всего американские танки, патрулирующие улицы! Пора было с этим кончать. Но больше всего его потрясла летаргия, господствующая в городе и в стране, насколько он успел увидеть. Иншалла! Разве это ответ? Разве этого ждал от людей Аллах? Бои утихли ещё несколько недель назад, но никто пока не брался за лопаты, чтобы разгрести завалы.
Миллер просунул голову в дверь.
– Сейчас начнётся, ваше высочество. – Миллер, как уже успел вытянуть из него Абу Джабр, был женат, имел троих детей и жил в предместье Бостона. И тревожился, как содержать дом, если кончится топливо.
– Ваша речь у вас? – спросил Миллер.
– Не беспокойтесь. – Абу Джабр поднялся, держа текст речи в руках.
Собственно, то была речь, подготовленная Миллером. Во всяком случае, отредактированная им. И с ним же отрепетированная. Миллер был опытным журналистом и сносно владел арабским, хоть и предпочитал говорить по-английски. Он сказал, что будет консультировать Абу Джабра сколько тот захочет.
Но прозвучало это так, что американцы не собирались предоставлять выбор новому правителю.
Абу Джабр никогда не ходил в школу. Чтению и письму его обучила мать – по Корану. Но он бы всё же предпочёл ходить в школу. И решил побеспокоиться о детях: чтобы они уж точно ходили в школу.
Хотя он уже бывал в студиях, его всякий раз заново ошеломляла яркость света и жар софитов. Так ли это было необходимо? После всего прогресса, проделанного техникой?
Пока Миллер говорил с режиссёром, Абу Джабр достал из кармана листок, развернул его, разгладил и аккуратно вложил между листами готовой речи. Потом один из ассистентов почтительно проводил его к месту выступления.
Последние поправки. Кто-то поправлял его бороду, кто-то проверял, надёжно ли сидит на его платке агаль из простого шнура, на котором он настоял. Ведь он пока что ещё не король.
Началось как на кинопробах. Миллер ободряюще кивнул ему, режиссёр показывал на пальцах обратный отсчёт времени, и потом на камере зажёгся красный огонёк.
Речь была написана хорошо как по звучанию слов, так и по содержанию. В ней говорилось о событиях последних месяцев. Об аварии в Рас-Тануре, которая была попыткой скрыть другую аварию: прорыв воды в нефтяном поле Равар. Как события вышли из-под контроля. Абу Джабр почувствовал, как его голос сам по себе стал резче, когда он зачитывал пассаж, осуждающий бегство правительства от народного гнева.
– Эти люди впредь не могут претендовать на то, чтобы править нашей страной.
Он взял в руки листок с текстом, который отшлифовывал часами.
– Но я считаю недостаточным просто сослаться на моё происхождение, – прочитал он дальше и увидел, как вздрогнул Миллер. – Мой отец, как известно, основал эту страну – но могу ли я из-за этого на что-то претендовать? Не знаю. Однако я знаю, что наша страна должна прийти к единству. Я готов стать вашим королём, но и вы должны быть готовы признать меня своим королём. Мне важно знать, что вы готовы к этому. Мне важно узнать это от каждого из вас в отдельности. Поэтому я назначаю референдум, в котором каждый взрослый гражданин Саудовской Аравии – каждый мужчина и каждая женщина – имеет один голос. Он должен отдать его в уединении, отвечая только перед самим собой и Аллахом, да будет благословенно Его имя. Я назначаю этот опрос народа, который должен состояться в течение следующих двух недель, и приглашаю наблюдателей из разных стран, какие пожелают приехать к нам. Только если большинство признают меня в качестве короля, я приму на себя это достоинство. Ма'а ас-саляама.
Режиссёр, который рассчитывал на более продолжительную речь, не знал, что делать, и растерянно моргал. Пусть он что-нибудь придумает. Абу Джабр спокойно сложил свои листки, не торопясь встал и вышел из кадра. Краем глаза он видел, что кто-то отчаянно жестикулирует, видимо, подавая кому-то знаки закончить трансляцию.
– Мы так не договаривались, – прошипел Миллер, входя в гримёрную.
– Да, – весело ответил Абу Джабр. – Но поскольку это всё же шаг в сторону демократии, я был уверен, что вы ничего не будете иметь против.
Продажа легковых автомобилей между тем почти остановилась. Кроме тех, кому совсем уж было необходимо, никто и не думал покупать новую машину. К началу марта немецкая автомобильная отрасль находилась, как писали, «в тяжелейшем за всю свою историю кризисе». На всех автопроизводствах люди работали с неполной занятостью, и слухи о том, что предстоят большие сокращения, носились в воздухе.
Поползли шепотки, что, может быть, это уже не кризис. Может быть, это агония?..
Кризис перекинулся и на другие отрасли промышленности. Повсюду можно было услышать, что каждое второе рабочее место в Германии держится на автомобиле. Для прямых поставщиков автоиндустрии, которым вследствие многолетнего оптимизирования цен и без того доставалась лишь небольшая доля прибыли, совсем без резервов, конкурс был лишь вопросом времени. Предприятиям второго ряда – например, в металлообрабатывающем станкостроении – тоже приходилось затягивать пояса потуже, но, поскольку немецкие станки по-прежнему высоко котировались в мире, они ещё подсчитывали свои шансы на выживание. Первыми же в очереди на гибель стояли предприятия начального развития, форейторы новых технологий: молодые, только что вышедшие на рынок. Такие фирмы массовым порядком оказывались в списках банкротов. Одна газета окрестила «переплавкой хай-тека» то явление, что от кризиса гибли именно те секреты производства, от которых ждали спасительных новых технологий.
– Единственное, что ещё расходится – это автобусы, – рассказывал Вернер.
Был поздний вечер, и они сидели в гостиной. Юлиан, при котором они решили не обсуждать плохие вести, давно уже был в постели.
– На автобусы безумный спрос. Американцы, ты не поверишь, покупают именно автобусы. Сегодня в столовой я встретил одного, он ведёт американские дела и говорит, что они еле справляются с потоком экспортных бумаг. Якобы те собираются развить во всех своих гигантских пригородах сеть ближнего сообщения.
– А что, в США своих автобусов не производят? – удивилась Доротея.
– Производят, конечно. Но, видимо, недостаточно.
Кроме того, руководство уже окончательно решило не возобновлять тот проект по новым автомобилям, в котором участвовал Вернер и который был заморожен в начале декабря. Так что развития и пополнения актуальных моделей среднего класса ждать не приходилось.
– Другими словами, – резюмировал Вернер, – двести-триста миллионов ушли в песок.
– Но и смысла не было вкладывать еще больше денег в машины, которые никто не купит, – сказала Доротея.
Вернер смотрел в пустоту.
– Все равно у меня в голове не укладывается. Ну, хорошо, у нас кризис. Но ведь любой кризис когда-то проходит. И что потом?
Казалось, минута молчания вбирала в себя его слова. Стало так тихо, будто он ничего и не говорил. Доротея разглядывала просторную, элегантную гостиную с высокими окнами, с камином, сложенным из серого камня, и впервые думала о том, что это хоть и красиво, но совсем не уютно. В принципе это было построено так, чтобы эффектно выглядеть на снимках.
– А если нет? – тихо спросила она. – Если не пройдёт?
Вернер судорожно вздохнул и сверкнул на неё глазами. Но потом продолжил так, будто она ничего не сказала:
– Новое направление, от которого руководство отказалось, это альтернативные концепты! Автомобили на топливных элементах. Электромобили. Водород. Да, они уже есть, и немало, но ведь это только разработки. Только эксперименты. Понадобится ещё лет десять, чтобы всё это появилось на дорогах, чтобы Технический надзор одобрил это. И это ещё по оптимистическим прогнозам. Поскольку неудачи допустить нельзя. Ведь водород взрывоопасен. Чтобы на нём работали машины, надо… Да что там! Я бы не хотел быть испытателем на таких машинах.
– А электромобили? – спросила Доротея.
– Конечно, это было бы здорово. Электромотор – мечта машины. Но тут возникают проблемы с аккумуляторами, и сейчас я уже не верю, что они разрешимы. – Вернер поскрёб затылок. – Скорее нам подошла бы модель с гибридным приводом. Как это уже делают японцы. Раньше руководство говорило: мол, это не для нас, а теперь они твердят, что это надо было сделать ещё вчера. Но, в конце концов, это тоже всего лишь временное решение, к тому же у нас нет опыта. Теоретически, конечно, известно, как это делать. Запрягаешь вместе электрический и бензиновый моторы и комбинируешь п