Я позвонила маме и рассказала ей о симптомах. Она пришла в ужас и сказала, что прилетит с Западного побережья, чтобы сходить со мной к доктору. Но я, независимая двадцатипятилетняя женщина, хотела всем доказать, что я уже взрослая и обойдусь без помощи. Дурочка!
Я записалась на прием к терапевту. Она послушала мое сердце, сообщила, что со мной «все в порядке», но раз уж меня беспокоят такие симптомы, лучше будет сходить на консультацию к первоклассному кардиологу. Мама снова предложила прилететь и пойти на прием со мной, но я отказалась и отправилась на встречу с доктором Брюсом Уилсоном сама. Он оказался красавчиком и вместо «температура» и «МРТ» говорил «жар» и «классные фотки твоего нутра».
И ровно в тот момент, когда я сбрасывала очередной звонок от мамы, жаждавшей узнать, как я там, – «Блин, мам, я сама разберусь!» (смайл, закатывающий глаза) – доктор Уилсон сообщил мне, что у меня в сердце дырка.
Ох, почему же мамы не было со мной рядом?
«Не просто дырка, а зияющая дыра больше двух с половиной сантиметров в диаметре».
А, вот оно что. Ну ладно.
Доктор Уилсон понял, что я расстроилась. Должно быть, меня выдали текущие из носа сопли и вопли «Я ХОЧУ К МАМЕ!». Он сказал, что исправить ситуацию поможет стент, а я ответила, что раз так, мне нужно поскорее встретиться с этим Стентом и выслушать, что он скажет.
Но оказалось, что стент – это не чудо-доктор, а штука, которую нужно вставить мне в сердце.
Перелопатив множество медицинских журналов, я составила для вас точное и подробное описание того, что такое стент и для чего его используют. Заранее прошу прощения у всех, кто не разбирается в медицинских терминах, потому что в описании их полно.
Короче, стент – это такая хитроумная штуковина, которую первоклассные кардиологи пихают вам в сердце, чтобы заткнуть зияющую в нем дыру. На бедре делают небольшой надрез (проще способа добраться до сердца, конечно, не придумаешь), чтобы через него просунуть хитроумную штуковину в бедренную артерию (это такая толстая вена, которая идет от промежности к сердцу, фу). Хитроумную штуковину крепят клипсой или крючком – в зависимости от того, что ближе лежит, – к длинной гибкой трубке и начинают продвигать вверх по вене. И вот хитроумная штуковина добирается до зияющей у вас в сердце дыры, которая мешает вам целоваться, ой, простите, меряться силами с Усэйном Болтом[30]. Там она отскакивает от трубки, примерно как прыгун с шестом отскакивает от шеста. Затыкает дырку и приклеивается к сердцу каким-то натуральным органическим суперклеем, ну или клейстером, точно не знаю.
Весь процесс, включая принудительное бритье промежности медсестрой по имени Хезер, занимает около полутора часов. Максимум два, если у вас на лобке непроходимые заросли. Затем вас отправляют в палату, где уже отдыхают другие симпатичные пациенты. Все они щеголяют в бледно-голубых больничных пижамах, едят желе и прочую гадость из больничной столовки, а к вечеру отправляются домой с мешком противопоносных таблеток.
Не благодарите.
Выслушав доктора, я сразу же позвонила маме и заорала в трубку: «Я УМИРАЮ!»
А она заорала в ответ: «НАДО БЫЛО МНЕ ПОЙТИ К ВРАЧУ С ТОБОЙ!»
«ДА, ТЫ БЫЛА ПРАВА, ПРОСТИ, Я УМИРАЮ!!!»
Прооравшись и выяснив, что на самом деле мгновенная смерть мне не грозит, мы разработали план.
Операцию мне назначили через несколько месяцев. Она должна была состояться в пятницу, в 11 утра. Решено было, что за сутки «до» я перестану есть, потом быстренько отстреляюсь, отлежусь дома в выходные, а в понедельник вместе со своим свежезаштопанным сердцем уже буду на съемках. ХОП! Так и поступим!
Мама, как мы и задумали, прилетела накануне, чтобы потусоваться с Апи, пока меня будут брить, резать, фаршировать и приводить в порядок.
Мы приехали в больницу. Доктор Уилсон встретил нас, а Хезер вооружилась безопасной бритвой. Затем меня накачали вкусными лекарствами, я вырубилась, а мама с Апи пошли пить кофе.
Прекрасно. Люблю, когда все идет по плану.
И тут мы переходим к самой забавной части истории. Мне сделали небольшой надрез в промежности, замысловатая штуковина добралась по вене до моего сердца. Просто супер! Но в тот момент, когда она должна была отскочить от трубки, все, как пишут в медицинских журналах, накрылось медным тазом. Проще говоря, наебнулось.
Гребаная замысловатая штуковина в нужный момент не пожелала отцепляться и аккуратно закупоривать дырку в моем сердце, заработав 8,9 балла из 9 возможных. Эта чертова хрень дернулась, толкнулась и только краешком коснулась зияющей в моем сердце гигантской дыры.
КАКОГО. ХРЕНА?
Ну и тупица же ты, замысловатая штуковина! Все должно было пойти совсем не так. И теперь ее нужно было вытаскивать оттуда на хрен. А значит, все было впустую – и бритье, и разрезание промежности, а главное – СУТКИ ГОЛОДА.
Стент нужно было достать, а меня привести в чувство, чтобы «обсудить наши дальнейшие действия». Прекрасно, новый план. Конечно, он запасной, но все же план. Ну и отлично, я в деле. Чудо-доктор начал вытаскивать гребаную своевольную хрень обратно. А та, вместо того чтобы осознать свои ошибки, присмиреть и послушаться, решила доказать всем, что она не просто неисправная гребаная хрень, а упорная зараза. Она сломалась. ТУПАЯ НЕИСПРАВНАЯ УПРЯМАЯ ГРЕБАНАЯ ХРЕНОВИНА СЛОМАЛАСЬ У МЕНЯ В СЕРДЦЕ И ЗАСТРЯЛА В НЕМ, КАК КОСТЬ В ГОРЛЕ. (Я после обсуждала это со специалистами и знаю, о чем говорю, ребята.)
НО. МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ. КАКОГО. ЖЕ. ХРЕНА?
Что ж, теперь ненадолго перенесемся к маме и Апи, которые в этот самый момент пили дорогущий кофе в нестерильной части больницы и говорили хмм… обо мне.
Мама: Так какие у тебя планы?
#сексимуж: Я очень люблю вашу дочь и думаю, что нас ждет прекрасное будущее.
Мама: Да я не об этом, я про твою прическу. Долго еще ты собираешься ходить с дредами?
#см: Как-то не думал об этом.
Неловкое молчание.
#см: Селеста такая веселая.
Мама: И красивая.
#см: И добрая.
Мама: И храбрая.
#см: И умная.
(Я, конечно, при разговоре не присутствовала, но больше чем уверена, что все было именно так.)
И тут мамина «Нокиа» зазвонила.
Если бы все мы были в сериале «24 часа» и снимались в реальном времени, эта сцена шла бы через полтора часа после сцены с Неисправной Упрямой Хреновиной (а я бы, черт возьми, играла роль Кифера Сазерленда!).
Мама с присущим ей оптимизмом подумала: «У нашей веселой, красивой, доброй, храброй и умной девочки, должно быть, уже закончилась операция. Сейчас мы поднимемся в палату и поприкалываемся над ней, пока она будет отходить от наркоза». Но вместо этого ее и Апи попросили подойти и поговорить с врачами.
Они поднялись по лестнице, завернули за угол, и навстречу им из засады выскочили пять хирургов – мне нравится называть их про себя ансамбль «Докторишки». «Миссис Барбер, во время операции возникли кое-какие осложнения. Давайте пройдем в тихое место и побеседуем».
Представьте, что ваше мироощущение за 0,4 секунды переметнулось от полного спокойствия к ЧТО ЗА ХРЕНЬ ТВОРИТСЯ?!
Ниже я привожу расшифровку состоявшегося далее разговора.
Мама: В тихое место? Зачем нам в тихое место?
Доктор № 1: Видите ли, стент… Этот тупой неисправный упрямый кусок дерьма…
Доктор № 2: Дерьма кусок…
Доктор № 1: …вышел из строя.
Апи: Бля.
Доктор № 1: Он сломался прямо у нее внутри. И мы теперь должны провести экстренную операцию на открытом сердце, чтобы его достать.
Мама: Вышел из строя? Экстренная операция на открытом сердце?
Доктор № 1: Ага, он развалился. Нам нужно бы разбудить ее, чтобы получить согласие на операцию, но если мы это сделаем, может произойти одно из трех.
Мама: Ясно.
Апи: Бля.
Доктор № 1: Мы ее разбудим, вынем трубку у нее из горла, она закашляется, и этот тупой упрямый неисправный кусок дерьма…
Доктор № 2: Дерьма кусок!
Доктор № 1: …застрянет у нее в сердце. И тогда у нее либо случится инсульт…
Мама: Что?
Апи: Бля.
Доктор № 1: …либо инфаркт…
Мама: Пожалуйста, хватит.
Апи: Бля.
Доктор № 1: …либо все может окончиться летальным исходом.
Мама: ПРЕКРАТИТЕ!
Апи: БЛЯ! И что нам теперь делать?
Доктор № 1: Вы отмечены в документах, как ближайшие родственники, поэтому вы можете подписать согласие…
Мама: ДАЙТЕ МНЕ ЧЕРТОВУ РУЧКУ!!
Апи не фанат долгих разговоров. За это я его и люблю, а еще за то, что он может задержать дыхание на целых пять минут. Поразительно, лично я начинаю задыхаться, даже когда ем.
В нашей паре говорю в основном я, а он слушает. Он сексуальный, а я болтушка, мы давно разобрались с нашими амплуа. Я всегда была уверена, что выпаливать собеседнику все на свете, начиная с того, что детям не удалось вовремя сделать прививку, и заканчивая тем, как ПРАВИЛЬНО вешать в туалете рулон бумаги, это хорошо и правильно.
Но оказалось, что это не так. Ага, дамы, я тоже в шоке!
Однажды, во время съемок «Облома», мы разговорились об этом с Нони Хейзелхёрст[31]. (Пояснение для иностранных читателей: погуглите, кто такая Нони Хейзелхёрст. А увидев внушительный список ее работ, плесните себе вина и послушайте, как Нони читает «А ну-ка, бля, спать!». Вы мне после спасибо скажете.)
После утомительного съемочного дня мы сидели в пабе, и дивная внимательная Нони стала расспрашивать меня о моей жизни. Что ж, Нони, сама напросилась, сейчас покажу фотки. Я вытащила из сумки телефон – ох, да кого я обманываю, конечно, он все время был у меня в руках, потому что я записывала наш с непревзойденной Нони разговор на видео.