Интернат назывался «Школой Святой Доминики» или «СДом», как окрестила его мама. ПРИМЕЧАНИЕ: моя мама – настоящая Королева Прозвищ. Она всему на свете готова придумать более короткое или более длинное название. А еще мама ОБОЖАЕТ делиться своими находками с окружающими. Она раз двадцать повторит вам придуманное ею прозвище, чтобы упрочить свой статус Королевы. В школе с ней училась девочка по имени Сипл, и для мамы она тут же стала Сип. А когда мама принимается рассуждать о серфинге, в котором ничего не смыслит, она иногда вспоминает о том, как они с Биллом «ездили на Мелкотравчатые состязания». Люди, занимающиеся серфингом примерно 5 674 983 года, называют эти соревнования «Гонка МЭЛ», но для Кэт Хеммингс, маленькой девочки из школы «СДом» в Тамворте, они Мелкотравчатые состязания (МЭЛ-котравчатые).
Вскоре дядя Билл вместе со своей женой обосновался на Золотом побережье, и там у них родился ребенок. Малыш появился на свет очень хилым, дядя обратился за помощью к бабушке, и та переехала к нему, оставив мою маму в интернате совсем одну.
На выходные и каникулы большая часть учеников «СДом» разъезжалась по домам. Но маме некуда было деваться. Бабушка уехала растить своего первого внука, а больше у нее в Тамворте никого не было.
Большую часть выходных и каникул она проводила в интернате, в окружении монахинь.
В интернате мама подружилась с милой и доброй девочкой Мэрилин Уолл (тетя Мэм). Она не жила в «Сдом» постоянно, а только днем приходила на занятия. Заметив, что мама почти никогда не уезжает на праздники и каникулы, тетя Мэм стала приглашать ее к себе на семейные торжества.
И с того времени они стали подругами на всю жизнь. Мама с тетей Мэм дружат так давно, что даже стали похожи. Тетя Мэм и дядя Рэй (копия моего отца, это даже немного пугает) для меня как запасная семья. А четверо их детей – Шир, Анна, Джоэл и Диджей – мне названые братья и сестры (так ведь это называется?). Я люблю их до последнего рыжего и белокурого волоска на их головах.
Окончив школу-интернат, мама переехала к бабушке на Золотое побережье. В свой последний день в Тамворте она купила билет на автобус, отходивший в шесть утра, помахала рукой работникам интерната, обняла тетю Мэм и не отпускала ее, пока они обе не разрыдались – с того дня подобные прощания вошли у них в традицию, которой они не изменяют уже 51 год. И, наконец, села в автобус и одна-одинешенька двинулась на север.
На Золотом побережье мама не знала никого, кроме собственной матери и отца Хоада, священника из католической церкви у границы Нового Южного Уэльса. Сама я познакомилась с отцом Хоадом, когда училась в школе Святого Джозефа. Он был из тех людей, что рождаются столетними стариками и в таком возрасте пребывают до самой смерти. Я видела его только на мессе, куда нас всех привозили на школьном автобусе. И до сих пор благодарна ему за то, что во время его проповедей мне удавалось сладко вздремнуть пару часов.
17 декабря 1971 года (мама ОБОЖАЕТ точные даты) к маме в гости приехала ее кузина Коллетт, и они вместе с ребятами из молодежного клуба отправились в соседний городок Таган, на вечеринку. Ну и разоделись же они для такого случая!
На маме было длинное полупрозрачное платье с открытыми плечами, цвета красного вина (ну а как же?). А тетя Коллетт, модная студенточка из Сиднея, нацепила белую юбку-шорты (не юбку и не шорты, друзья мои, а юбку-шорты), вязаный топ в желтую, голубую и оранжевую полоску, такие же полосатые гольфы до колен и белые сабо. Ну а почему бы и нет?
На вечеринке они познакомились с моим папой, Нэвиллом Барбером.
Папа пришел туда с компанией своих приятелей. Маме показалось было, что он хочет подкатить к Коллетт, но Кэт Барбер быстро взяла дело в свои руки и, как и положено женщине, впоследствии ставшей для меня ролевой моделью, пресекла это безобразие.
С самого знакомства они больше не расставались ни на один день. Папа в то время оканчивал столярные курсы и каждый вечер после занятий приходил к маме. Будь моя бабушка еще жива, она бы меня поправила: «Не каждый вечер, а КАЖДЫЙ. ЧЕРТОВ. ВЕЧЕР».
– У него что, своего дома нет? – спрашивала она у мамы.
– Не-а, – улыбаясь, отвечала мама шепотом, ведь папа, конечно, уже сидел в соседней комнате.
Мама с папой вместе 46 лет, а официально женаты 43. И когда мама начинает рассказывать о своем детстве и юности, я дождаться не могу, когда же она перейдет к той части, где они знакомятся с папой.
Мои родители очень привязаны друг к другу. Они любят, уважают и ценят друг друга и всегда готовы единым фронтом выступить против нас с сестрой.
Глава о Джо и о том, как я опозорилась на йоге
С ДЖО МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ на съемках «Всех святых». И с первой же встречи мне захотелось скатать ее вместе со всей ее энергией в комок, спрятать в задний карман брюк и носить с собой ПОВСЮДУ. Она была моей трудолюбивой пчелкой, моей нежной бабочкой, моей ласковой кошечкой и хитрой лисичкой. Воплощенное совершенство, счастье и оптимизм. По профессии она была художником по гриму, и «Все святые» стали ее первым большим проектом.
Мне очень больно писать о Джо, но я не могу не упомянуть ее в своей книге, потому что для меня она была целым миром.
Я могла бы рассказать вам о том, как, узнав, что у нее рак, Джо отправилась на Бали преподавать йогу.
Я могла бы рассказать о том, как я, услышав об этом, решила, что она помешалась. Заявила, что Бали и йога – это ужасная идея и что нам с ней вообще нельзя расставаться дольше чем на пару минут, которые требуются, чтобы сходить в туалет. Вместо того чтобы заниматься этими глупостями, она могла бы обосноваться в моей кровати, а я бы приносила ей чай, массировала ступни, смешила и делала все возможное, чтобы прогнать проклятый рак.
Я могла бы рассказать о том, как жалею, что каждую секунду ее недолгой жизни не говорила ей, как сильно я ее люблю.
Но я не смогу. Пока не смогу. Мне слишком тяжело будет это сделать. От одной мысли, что придется снова пережить ее смерть, мне становится дурно.
Так что лучше я расскажу вам о чудесной красавице, с которой я познакомилась на съемках «Всех святых». О девушке, которую любили АБСОЛЮТНО ВСЕ, в буквальном смысле. Я расскажу вам о Джо и о том дне, когда ей наконец-то удалось заманить меня на занятия йогой.
Когда мы с Апи временно расстались, я переехала на Бонди-Бич и поселилась там вместе со своим другом Уиллом. Однажды мы с ним уже жили вместе. В Куиджи, с компанией таких же, как мы, выпускников Театральной Школы. И не подумайте плохого, мы там вовсе не курили, как паровозы, и не экспериментировали с веществами. Откуда у вас такие картинки?
Жить с Уиллом, точнее, с Уилмой, как я звала его, позаимствовав идею из «Уилла и Грейс», было замечательно. Мы сняли паршивую квартирку в северном Бонди. Паршивую – потому что в Бонди только такое жилье снять и можно, если, конечно, вы не знаменитый игрок в крикет и не можете позволить себе «трешку» с настоящими каменными стенами. А потом перед Уилмой замаячила блестящая возможность получить работу… да, детка, в Голливуде! И он первым же самолетом вылетел из страны Оз[36], чтобы взять быка за рога. Прожив в Лос-Анджелесе несколько месяцев, он осознал, что в Австралию уже не вернется и что, раз так, ему нужно официально от меня съехать.
Я поверить не могла своему счастью, когда Джо согласилась занять его комнату. Две лучших в мире соседки подряд. Уилма, просто чудо. Джо, еще одно чудо. Я, вся в растрепанных чувствах.
Джо переехала ко мне, и с того дня в нашем доме будто бы воцарилось вечное Рождество. Едва проснувшись, она приносила мне чашку чая и желала доброго утра. Я в ответ ворчала, что ненавижу утра, а она смеялась и рассказывала мне о своих планах на день, в которых я неизменно присутствовала. В выходные Джо заставляла меня делать такое, чего я в жизни бы без нее не делала. Бегать, пить зеленый сок и заниматься йогой. Только с Джо я могла предаваться этим трем ненавистнейшим занятиям и даже получать от них удовольствие.
Прогуливаясь, мы пили мерзейший зеленый сок (носивший гордое имя «Огородик»). Я всегда пыталась одолеть его в два глотка, а Джо поднимала крик.
Джо: Не пей залпом!
Я: Но он отвратный.
Джо: Тяни медленно, через трубочку.
Я: Ну нет уж, я хочу поскорее с ним разделаться.
Джо: Тебя же вырвет.
Я: Надеюсь!
Неподалеку от нас жили наша общая подруга Мирра и ее бойфренд Дэйв. Джо и Мирра вместе «бегали по песочку». Лично я считала, что они две социопатки, которые встречаются по утрам, чтобы разработать коварный план по уничтожению всего человечества. Но они уверяли, что делают это, чтобы привести себя в форму. Ну, не знаю… Каждое утро они отправлялись бегать взад-вперед по Бонди-Бич. Мирра была классной, острой на язык девчонкой. После пробежки она любила всласть повздыхать за бутылочкой розового вина и тарелкой сыра, и я с удовольствием составляла ей компанию. А Джо всегда оставалась довольной и безмятежной. Ничто не могло испортить ей настроения, а мое вечное нытье – особенно когда дело касалось занятий йогой – ее только смешило.
Все мы, и я, и Мирра, и Джо, состояли в съемочной группе «Всех святых». Мирру пригласили в проект вскоре после самоубийства Марка. Я считала ее самой красивой девушкой в мире – после Джо, конечно. Потом сериал закрыли, и Джо пошла работать в «Дома и в пути», а я стала сценаристом и ведущей телепрограммы о футболе. Мы вкалывали как ненормальные, но раз в неделю обязательно находили время на «семейный ужин» в небольшом тайском ресторанчике с Миррой, Дэйвом и Джеки, чудным бойфрендом Джо.
Мирра, как и Джо, упарывалась по соку, йоге и бегу.
Разумеется, я, как актриса с университетским образованием (оксюморон какой-то!), уже была неплохо знакома с йогой. На уроках сценического движения в Театральной Школе мы делали кое-какие упражнения. Мне они давались нелегко, к тому же я не верила, что достигну духовного просветления, простояв в неестественной позе 4 миллиона минут. С помощью забористой дури того же эффекта можно было добиться куда быстрее.