— Кажется, мы готовы идти, — сказал Мелегонт.
— Вы готовы, — сказал рыцарь. — Но для меня продолжает стоять вопрос об оплате.
Галаэрон бросил вслед уходящим женщинам тревожный взгляд.
— Если мост — пример твоей работы, не дорогого ты стоишь, — заметил он.
— Ты узнал то, что должен был узнать, — ответил Джингелшод. — Если запомнишь произошедшее там, сможешь выжить, чтобы потребовать то, что хочешь получить.
— Мне не нравятся твои игры, — сказал Галаэрон. — Если у нас есть что-то для тебя, ты должен сказать нам, что…
Мелегонт встал рядом с эльфом.
— Мы уже согласились на твою цену, сир рыцарь. Если хочешь сказать нам, что же это будет, мы слушаем.
— Я не прошу многого, — ответил Джингелшод. — Лишь дайте мне слово, что сделаете то, что и так должны.
— Да? — спросил Мелегонт.
— Уничтожьте Вульгрета, моего господина, как я некогда пытался.
— Пытался? — задал вопрос Галаэрон, встревоженный более чем прежде. — Если ты предал своего господина, где гарантии, что ты не предашь и нас?
— Мне плевать, веришь ты или нет, эльф, — бросил Джингелшод. — Но скажу тебе одно. Я ни капли не виноват во зле, поселившемся здесь, однако обречён скитаться по Жуткому Лесу, пока не закончу то, что должно.
— Какое отношение ты имеешь к преступлениям Вульгрета? — спросил Мелегонт. — Я не чувствую в тебе великого зла.
— Я наслаждался щедротами его тени, — признался Джингелшод. — И потому стоял рядом. После того, как Вульгрет вызвал в Аскалхорн демонов, я шестьдесят лет был свидетелем их бесчинств. И не делал ровным счетом ничего. Когда, в конце концов, демоны отвернулись от него, я последовал за Вульгретом в пустыню и уселся в его тени, чтобы пировать украденным хлебом и пить вино убитых путников. И когда он пришел сюда, в Карс, я ждал его, ушедшего за чёрной силой, за чёрным склепом.
Джингелшод опустил голову.
— И всё же ты нашёл в себе силы убить его, — подсказал Мелегонт.
— Это было простое отчаяние, и только, — ответил Джингелшод. — Сила была ужасна и изуродована, она искажала всё, чего касалась. В начале умер лес, обратившись в чёрный камень. Потом руины стали городом мёртвых. Когда я умолял Вульгрета отослать прочь монстров и построить город, пригодный для жизни, он ударил меня, сказав, что никогда не сможет обрушить свою месть на демонов с живой армией. Видя, что моей мечте не осуществиться, я почувствовал себя обманутым и поклялся, что больше он не погубит ни одного города. В ту ночь я убил его во сне.
— Что оказалось не очень мудро, — предположил Мелегонт.
Джингелшод кивнул.
— Он поймал меня, и я бежал из города, гонимый какой-то ужасно могучей мёртвой тварью. Он преследовал меня по всему лесу, используя магию, чтобы дюйм за дюймом сдирать с меня кожу, покуда я не загнал себя до смерти. И я восстал тем, кем являюсь теперь. Обречённый бродить по Лесу, пока не исполню данный обет, — он повернулся к Галаэрону. — Потому я не предам вас.
— А если мы подведем тебя, как Вульгрет? — спросил Нихмеду. — Ты тоже встанешь против нас?
Прежде, чем рыцарь смог ответить, заговорил Мелегонт:
— Твой рассказ не может быть правдой. Вульгрет был арканистом-нетерезом, убитым намного раньше, в результате краха магического эксперимента, когда Карсусу пришлось сбросить со своего анклава сферу тяжёлой магии.
— Тяжёлой магии? — переспросил Галаэрон. Он знал, что «анклавы» были легендарными парящими городами древнего Нетерила, а Карсус — сумасшедшим архимагом, который стал причиной падения империи, попытавшись украсть божественную силу Мистрил. Но Галаэрон никогда не слышал о «тяжёлой магии».
— Вид волшебства, обнаруженный Карсусом. И я не желаю, чтобы ты играл с ним до тех пор, пока не возьмёшь под контроль собственную тень, — Мелегонт пригвоздил Галаэрона полным неодобрения взглядом. — Это чудовищно опасное, делающее-силу-осязаемой колдовство, которое нетерильские архимаги иногда использовали для усиления собственной магии.
— Когда-то использовали? — спросил Малик. — Значит, у тебя нет этой «тяжёлой магии»?
— Нет. Оно исчезло вместе с Нетерилом, — Мелегонт сердито посмотрел на коротышку, а затем снова повернулся к Джингелшоду: — Это тяжёлая магия, а не твоя атака, сделала Вульгрета личом.
— Нетерил пал за тысячу лет до того, как я родился, — сказал рыцарь. — И Вульгрет был живым, когда я служил ему. Человек не может стать человеком, если превратился в лича, а затем вернуться к форме лича снова.
— В хрониках Стражи Гробниц нет записей ни о чём подобном, — заметил Галаэрон. Сейчас он вспомнил загадочное замечание Малика о том, что Мелегонт что-то сказал Джингелшоду прежде, чем перейти мост, и посмотрел на мага, прищурив глаза. — У Стражей Гробниц должны были быть записи.
Взгляд Мелегонта потемнел.
— Обвиняешь меня во лжи?
— Я требую объяснений.
— Ты… или твоя тень? — уточнил заклинатель.
— Я контролирую свою тень, — сказал эльф. — Она не беспокоит меня со времени затонувшего моста.
— И почему бы? — Мелегонт повернулся к Джингелшоду: — Я не ошибся в своих расчетах. Вульгрет никогда не прощал Карсусу провал. Есть записи о том, что он преследовал парящие анклавы Нетерила спустя два века. Именно по этой причине в конце концов Вульгрет привязан к Жуткому Лесу.
— Он привязан к нему потому, что я убил его здесь, — настаивал рыцарь. — До этого никакого леса не было.
— Но был Карс, — возразил Мелегонт. — Город, основанный больше шестнадцати веков назад, после того, как Карсус обрушил Нетерил. Группа беженцев была призвана к его телу видениями и стала поклоняться его трупу. И это действительно разозлило Вульгрета. Он уничтожил город и поселился на его руинах, дабы тот никогда не был восстановлен.
Джингелшод уставился на чародея своими мёртвыми глазами.
— Я ничего не знаю о тяжёлой магии, как и о поклонении трупам. Я убил Вульгрета и он стал личом.
— Если можно, — начал Малик, — ответ довольно ясен. За тысячу лет на свете было много магов по имени Вульгрет. Не могло ли случиться так, что здесь оказались двое?
Мелегонт наморщил лоб, а затем задумчиво кивнул, однако Джингелшод, видимо, не слышал этого предположения. Галаэрон понял, что, хотя взгляд Джингелшода находился на уровне лица Мелегонта — Малика — глаза рыцаря осматривали землю за спиной коротышки. Судя по легкому наклону шлема, Джингелшоду могло быть интересно, на что же такое смотрит маг.
— Думаю, мы можем доверять расскажу Джингелшода, — заговорил Галаэрон, тщательно выбирая слова. — Но нам лучше выйти прежде, чем Вала и Такари уйдут слишком далеко.
Мёртвый взгляд Джингелшода переместился на эльфа.
— Так вы даете свое слово?
Галаэрон кивнул.
— Я уничтожу Вульгрета, если мы его найдём.
— Он сам вас найдёт, — заверил Джингелшод.
Проклятый рыцарь шагнул через скульптуру Ариса и двинулся за деревья, оставляя в реке ржавые следы. Лес здесь был тёмный, запутанный и безжизненный, очень напоминая болото, за исключением того, что деревья стояли на сухой земле и не вытягивали силы. Вскоре группа догнала Такари и Валу, и Джингелшод пошёл первым, забираясь всё дальше в чащобу. Его доспехи звенели и скрипели при каждом шаге.
На деревьях стали возникать огромные полотна жёлто-зелёных нитей. Галаэрон следил за шаровидными силуэтами и палковидными ногами. Вместо пауков он стал замечать тонкие листья и заплесневелые стручки, висевшие на усиках. По мере того, как группа уходила от реки, лозы становились длиннее, а растительность — гуще, пока видимость впереди не сократилась до нескольких шагов. Избежать прикосновений к лозам было невозможно, а потому вскоре руки и лица путников покрылись белыми нарывами. Арис использовал свою жреческую магию, чтобы рассыпать камень и сделать мазь, превращавшую язвы в зудящую сыпь, хотя Малик отказался от бальзама из страха оскорбить своего бога. К всеобщему изумлению, он продолжал идти так же быстро, как остальные, даже когда волдыри начали лопаться, и ему пришлось сделать надрезы на веках, чтобы те не распухли.
Лозы росли на сломанных плитах, оплетали сетку, принимали форму спрятанных под ними развалин. Теперь Джингелшод шагал спокойнее и осторожнее, заставив Галаэрона отправить Такари на разведку. Сам он занял позицию рядом с Валой. Малик и Мелегонт остались в центре группы, а Арис замыкал шествие. По мере продвижения вглубь города, узоры становились всё более частыми, принимая форму кривых улочек и похожих на солнце лугов, которые некогда были площадями.
Вала держала руку на мече. Глаза девушки следили за эльфийкой с невероятной для человека скоростью. Спустя некоторое время, она заговорила с Галаэроном.
— Не нужно было так говорить с Такари. Она только пытается защитить нас.
— Для меня это выглядело по-другому.
— Может быть, — сказала Вала. — Но ты не слышал, что она сказала Джингелшоду прежде, чем перейти мост.
— Что бы она там не сказала — в её обязанности не входит защищать меня от наших отношений, — Галаэрон посмотрел на Валу. — Не то, чтобы это были отношения.
— Нет? — Вала окинула его косым взглядом, и её губы изогнулись в кривой улыбке. — Тогда почему тебя волнует то, что она говорит?
— Предпочитаю сам делать выбор, — сказал Галаэрон. — Как и ты, мне кажется.
— У нас в Ваасе есть поговорка, — ответила девушка. — Любовь и смерть выбирают только боги.
— Звучит, как оправдание, — заметил Галаэрон.
Вала улыбнулась.
— Это делает жизнь интереснее, — она наблюдала за тем, как Такари ткнула мечом в спутанный клубок лозы, а затем спросила Галаэрона. — Когда ты сказал Джингелшоду, что ищешь прощения за ошибку, это была правда?
— Больше, чем хотелось бы, — ответил эльф. — Сомневаюсь, что в противном случае рыцарь пропустил бы меня без проблем.
— Я тоже так думаю, — немного помолчав, Вала добавила: — Мне пришлось тщательно все обдумать, но Такари не колебалась.
— Полагаю, это как-то касалось меня?
Вала кивнула.