Павел и Николай Сергеевич вышли на кухню. Николенька крепко обнимал маму за шею.
— Почему ты плакала?
— Ударилась больно головой. Упала с кровати. Видишь шишку на лбу?
— Вижу. Мура! Вот я трахаться умею и никогда не плачу!
— Давай договоримся, слова «мура» и «трахаться» ты говорить не будешь.
— Почему?
— Они мне не нравятся.
Пришел Павел с тремя стопками на подносе. В одной виски для него, во второй мутная жидкость — успокаивающие капли для Ирины, в третьей разбавленный чай для Николеньки.
— Выпьем!
Ирину поразило, что сын бодро, если не сказать привычно, двинул свою стопку, чтобы чокнуться. Надо больше заниматься ребенком!
— Можно я посплю с вами? — попросил Николенька.
— Э-э-э… — подбирая слова отказа, протянул Павел.
— Конечно, мой хороший! — ответила Ирина. — Устраивайся поудобнее.
Несколько минут, когда Николенька, лежащий между ними, засыпал и вдруг всхлипывал, трогательно и осуждающе, родители молчали. Казалось, сын источает детскую, теплую, с запахом молока энергию, которой лечит их от горестей и заблуждений. Любовь ребенка к родителям эгоистична. Но родительская к нему — во сто крат эгоистичнее.
Павел отнес сына в комнату к дедушке, положил на кроватку. Николай Сергеевич мирно сопел. Нервной системе стариков можно только удивляться. Казалось бы, после произошедшего с дочерью должна возникнуть опасность инфаркта. А он капельки принял и забылся сладким сном.
— Павлик, — начала Ирина, когда он вернулся в постель, — я хочу…
Он накрыл ее рот пальцами:
— Хочу, и точка! Это слово ласкает мой слух. Я тоже хочу. Кто там рассуждал о втором ребенке?
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
1
Павел пришел забрать сына из детского сада. Сегодня отличный день. Вообще он заметил — после страстной ночи не бывает дурных дней. Недавние корчи ревности казались глупостью. Но это не единственная его ошибка в жизни, не первый раз он наломал дров во гневе. Счастливо ошибся — и ладно, и спасибо!
Объяснился с Данилой. Физиономия у друга, конечно, сильно пострадала. На важные переговоры пришлось срочно отравлять другого юриста. На вопрос начальника, что с ним стряслось, Данила ответил: «Защищал честь девушки». Потом в курилке доходчиво, в выражениях не особо цензурных, объяснил Павлу про девушку и какого тот дурака сыграл.
— Ну, виноват! — признал Павел. — У тебя нет малолетки сестры, и не понять страхи за нее. Давай поквитаемся? — подставил лицо. — Бей! Не хочешь?
— Оставлю выстрел за собой.
— Договорились. Можешь также занять денег и не отдавать.
— Когда они у тебя будут.
— И у тебя!
Они с энтузиазмом ударили друг друга по рукам.
И Данила и Павел зарабатывали до обидного мало, учитывая их квалификацию. Юридическую компанию, в которой третьим партнером был их начальник и друг, подкосил дефолт. Клиенты не расплатились за выигранные процессы и арбитражные суды. Клиенты сами положили зубы на полку. И вот теперь, спустя два года, забрезжил свет в конце туннеля. Если и дальше так пойдет, если в стране не будет катавасии, они добьются задуманного и заслуженного. Дети Данилы получат большие алименты, Павел перевезет семью в большую квартиру, оба купят машины, построят дачи… Как говорится, лишь бы не было войны!
Воспитательница в детском саду, с кислой физиономией, поджатыми губами, собралась пожаловаться Павлу на сына, но не успела.
— Татьяны Самойловна! — расплылся он в улыбке, постарался изобразить самую восхищенную. — Потрясающе выглядите! Обворожительно! Вам очень идет стрижка!
— У Татьяны Самойловны, — встрял Николенька, — сегодня критические дни. Я сам слышал, как она говорила нянечке. А когда у меня будут критические дни?
Воспитательница пунцово вспыхнула, Павел закашлялся, стараясь погасить смех.
— Видите, какой он мальчик? — осуждающе покачала головой Татьяна Самойловна.
Она — рассчитывала услышать от Павла покаянные слова: мол, дома поработаем над ребенком, повоспитываем. Павел извиняться за сына не собирался. Напротив, он считал (дедушка неоднократно жаловался), что воспитательницам следует укоротить языки. С другой стороны, нападки на воспитателя неизбежно скажутся на ребенке. Павел отправил сына надевать куртку, взял под локоток воспитательницу, наклонился к ее уху:
— Давно хотел вас поблагодарить за неустанное обучение моего сына тайнам женской физиологии. Это новое веяние в педагогике? Упор на раннее развитие, пробуждение интереса? Объясните мне, неразумному, какого рода интерес должен испытывать мой сын, слушая разговоры о родах, абортах или, как сегодня, прошу прощения, о критических днях?
— Никто с ним об этом не говорил!
— Достаточно того, что говорили в его и остальных детей присутствии.
По лицу воспитательницы Павел понял, что стоять завтра Николеньке целый день в углу, быстро сменил тон на лилейный, широко улыбнулся:
— Дорогая Татьяна Самойловна! Ежедневно на восемь часов мы отдаем в ваши руки самое дорогое, своего ребенка. Поэтому относимся к вам со всем возможным почтением! Примите мои самые искренние в этом уверения!
«Не поцеловать ли ей ручку? — подумал Павел. — Обойдется. Во мне умер великий дипломат».
В Москву пришла долгожданная зима. Сыпал снег, пушистый, красивый, как в мультфильме. Они покатались на горке. Для ускорения процесса скатившегося Николеньку Павел подхватывал на руки и сажал на вершину горки. На десятый или двадцатый раз, когда слегка устал, а сын заявил, что он уже «накатаный», Павел посадил его на горку, их лица оказались на одном уровне.
— У меня к тебе мужской разговор, — сказал отец.
— Про женщин?
— В определенном смысле, — усмехнулся Павел. — Ты хотел бы иметь бабушку?
— Настоящую, живую?
— Полностью живую.
— У Вани есть бабушка, у Светы, у Игоря, у многих. Я тоже хочу. Она купит мне железную дорогу?
— Не исключено. Пойдем знакомиться с твоей бабушкой?
— А почему она раньше не знакомилась?
— Потому что отсутствовала.
— В тюрьме сидела?
— Нет, просто потерялась во времени и пространстве.
— Разве взрослые теряются?
— Иногда.
— А где она будет спать? В моей комната на раскладушке?
— Во-первых, не «она», а бабушка Маруся. Во-вторых, у нее, то есть у бабушки Маруси, имеется собственная квартира. Тут недалеко. Двинули? — снял Павел сына с горки. — И давай подумаем, как представимся твоей бабушке.
Мария Петровна открыла на звонок. За порогом стояли молодой человек и ребенок. Еще до того, как мальчик открыл рот, Мария Петровна узнала его. Узнала свои глаза на детском, невыносимо прекрасном личике. Сердце у Марии Петровны оборвалось, она схватилась за горло.
Николенька громко, точно стихи читал на детском утреннике, проскандировал:
— ЗДРАВСТВУЙ, БАБУШКА МАРУСЯ! Я пришел! На! — поднял он ручки. — Обнимай меня!
Мария Петровна с радостным всхлипом-стоном подхватила его, крепко прижала. Казалось, что все ей снится. Она зажмурила глаза, боялась открыть, проснуться.
— Задушишь! — стал барахтаться мальчик.
— Извини, Коленька!
— Я не Коленька, а Николенька!
— Николенька! Свет мой, радость, внучек!
— Пусти меня, раздеваться буду. У тебя конфеты есть?
— Есть. Сейчас тебя угощу. Снимай курточку, давай я расстегну.
Павел кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Позвольте представиться, Павел, муж вашей дочери. Взял на себя смелость прийти знакомиться.
Мария Петровна посмотрела на него с такой благодарностью, что Павел понял: он приобрел тещу, которая будет преданно его любить. Слова Марии Петровны подтвердили догадку:
— До конца моих дней буду за тебя молиться! И тут же забыла о Павле, поспешила за внуком, пожелавшим осмотреть квартиру.
— Где можно стоять на голове? — деловито поинтересовался Николенька в гостиной.
— Что? — не поняла Мария Петровна.
— Игорь говорит, что он у своей бабушки всегда стоит на голове. Я тоже хочу.
— Да где хочешь, там и становись! Делай, что желаешь, это твой дом! Я тоже… вместе с тобой… могу… и на голове…
Николенька забрался на диван, попрыгал, хвастаясь, «как высоко я умею». Свалился на спину и попытался сделать стойку на голове, колотил пятками по спинке дивана.
— Бабушка, ты так умеешь?
— Сейчас попробую, — полезла на диван Мария Петровна, поблагодарив Провидение, что одета в брюки.
Быстро сошлись, подумал Павел, сейчас им лучше не мешать. Попросил разрешения позвонить.
— На кухне есть телефон, — сизая от напряжения, с задранными ногами, нисколько не стеснявшаяся Павла, прогундосила Мария Петровна.
Павел набрал номер домашнего телефона, ответила Ирина.
— Мы с Николенькой немного задержимся.
— Где вы?
— По одному известному тебе адресу. Ира! Мы у твоей матери. Не представляешь, как наш сын легко спелся с бабушкой! В данный момент они дружно стоят на голове. Фигурально и натурально.
Ирина молчала.
— Ситуация горы и Магомета, — продолжил Павел. — Кто-то к кому-то должен был прийти. Злишься на меня? Поэтому и звоню, предупреждаю, чтобы шею мне не скрутила.
— Как она… вообще?
— Мария Петровна? Замечательно! Весьма энергичная дама.
— Да уж!
— Прекрасно помню, — понизил Павел голос до шепота, — ты несколько раз назвала мать старухой. Я думал, встречу старую развалину. Но оказалось…
— Берегись, она большой специалист по одурманиванию молодых людей.
— Что ты имеешь в виду?
— Потом расскажу. Павел, я нашла для нее врача.
— Для своей мамы?
— Не лови меня на слове! Сегодня я виделась с хирургом, он готов ее прооперировать.
— Задание понял! Если с честью выполню, мне зачтется, надеюсь?
— Посмотрим. Только что разговаривала с Вероникой.
— Где она?
— Дома, готовится к зачету. Психическое состояние удовлетворительное.
— Что-нибудь передать твоей маме?
— Обойдемся без приветов.