Глава третья
Ермилов узнал о себе много нового, когда пришел на работу на следующий день. Выяснилось, что он автор занимательной статьи о старшем лейтенанте-предателе Петрове, работает в газете «Красная звезда», долго служил в одной из дивизионок, но его решили повысить за бойкое перо. А кроме того, он еще и неплохой фотокор. На столе лежало новенькое удостоверение газеты с его фотографией. Правда, звали его по-другому — Сергей Гаврилов.
Олег не знал, кто написал эту статью. Но вся эта ситуация его позабавила.
— Может, из меня реально было таким образом сделать и Льва Толстого? Что, если я творил в ранние годы под этим псевдонимом? Потом побрился и…
— Омолодился, — понимающе подхватил Григорьев. Он смотрел за реакцией напарника на прочтение статьи. — Я отыскал для тебя одного человечка, не без помощи Плотникова, по его рекомендации. Этот человек действующий офицер, причем на солидной должности. Его, что называется, на кривой козе не объедешь. Вот номер телефона, договаривайся. А вечером у тебя светское мероприятие в Доме приемов МИДа. Туда же пригласили Морана, благо он уже бывал там и не пришлось искать особый повод.
Олег повертел в руках бумажку с телефоном Михаила Антоновича Полторанина, размышляя, чем полковник ГРУ может ему помочь в отношении Петрова. Григорьев словно прочел сомнения на лице Ермилова.
— Полторанин находился в НРК, в Конго, в 1976 году. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Ермилов кивнул, понимая, что ему предстоит…
Он уже успел смекнуть «генеральную линию» взаимоотношений ДВКР и ГРУ. Подозрительность с одной стороны и застарелые обиды — «наших бьют» — с другой. Очевидно, что находящиеся на переднем крае разведчики наиболее уязвимы для контрразведки противника. За ними охотятся в попытке их вербовать, и нередко попытки завершаются успешно. Те, кто ничего не делает, не владеет информацией, они и не нужны западным спецслужбам. А чтобы снизить риск вербовки, интенсивно работает наша военная контрразведка, оберегая тех честных, преданных долгу и Родине офицеров-разведчиков, которых порой даже не за слишком большие деньги продавали бывшие соратники, подвергая опасности не только их карьеру, но зачастую и саму жизнь.
Полторанин охотно согласился встретиться и предложил приехать к нему за город. Ермилов удивился, почему нельзя увидеться в городе. «Вот еще, ехать бог знает куда», — подумал он. Но Михаил тут же пояснил:
— Я просто ногу подвернул, и выбираться в Москву для меня проблематично.
Олегу эта причина представлялась надуманной. Но по-видимому ему оказали честь, что вообще согласились с ним разговаривать, и тут уж надо было ехать куда угодно, чтобы хоть что-то прояснить насчет личности Петрова.
Григорьев откинул со лба прядь волос и протянул Олегу ключи и документы на машину.
— Тачка припаркована около «Детского мира». Плотников велел, чтобы ты по возвращении от гэрэушника зашел к нему для отчета о разговоре и получить инструкции перед перевоплощением в журналиста. Ты как? Готов к этому?
Сегодня Вадим выглядел еще более унылым, чем обычно, его глаза с поволокой с тоской взирали на бодрого Ермилова, прячущего в карман техпаспорт и ключи от машины.
— Вообще-то я свою кандидатуру предлагал для сегодняшнего мероприятия в Доме приемов. Но Плотников сказал, что ты «обаятельный черт» и справишься лучше. Это цитата. И это несправедливо. У меня больше опыта. Видишь, я откровенный товарищ. Не люблю за спиной втихаря говорить. Вот так!
— Ну спасибо за откровенность, — посмеиваясь, кивнул Олег. — Но это вряд ли что-то изменит. Придется тебе смириться, что я «обаятельный черт».
— Придется, — совершенно серьезно вздохнул Григорьев.
Пока Ермилов собирался погрузиться с головой в работу оперативника, Вадим засел за изучение уголовного дела Петрова и материалов оперативных разработок восьмидесятых годов, надеясь найти хоть какую-то зацепку, которая прояснит внезапный интерес бывших хозяев старлея к собственному агенту, о котором они по идее и так должны все знать.
Со словами «давно не брал я в руки шашки» Ермилов с трудом завел потрепанную серую «тойоту», которая, видимо, соответствовала, по мнению Плотникова, статусу военного журналиста. Вырвавшись из пробок за город, поглядывая по сторонам на белые заснеженные поля, Ермилов загрустил. Это время года и снег неизменно напоминали ему, как он год назад заезжал к Богданову в СОБР, как раз когда убывала очередная группа в командировку в Чечню. Во дворе отряда лежали сугробы, а по дороге в Чкаловский автобусы застряли. Меньше чем через месяц погиб Гуров, его Олег мало знал, а ровно через два месяца после начала командировки погиб командир группы собровцев майор Витя Матвеев, получивший звание Героя России посмертно.
Виды заснеженного Подмосковья неизменно вызывали воспоминания о ребятах, хотя погибли оба в Грозном. Скоро годовщина, и Богданов наверняка позовет на поминки. А для Ермилова это все как-то особенно тягостно. Щемящая тоска и по погибшим парням, и по тем временам, когда Олег находился в командировке от Генпрокуратуры в Грозном, когда был ранен… Там, в том времени, осталась не просто частичка его души, но и его молодость, как он считал, хотя ему еще и сорока не сравнялось. После ранения и гибели друзей, и не только Гурова и Матвеева, он чувствовал себя постаревшим.
Он ехал так долго, что уже начал подумывать не махнуть ли рукой и не повернуть ли назад? Возникло опасение опоздать на вечерний светский раут. Организовать такое мероприятие во второй раз будет крайне сложно. Надо было решить дилемму, за что Плотников устроит больший разнос — если Олег не переговорит с гэрэушником или если опоздает в Дом приемов? Пока Ермилов размышлял, он наконец увидел указатель на Давыдовское, о котором упоминал Полторанин.
Олег вздохнул, мельком взглянул на часы и включил сигнал поворота.
Переваливаясь по снежным колеям, пробуксовывая («тойоту» заносило то и дело), Ермилов подрулил к высокому забору, за которым виднелся добротный двухэтажный дом из бруса, украшенный с солнечной стороны под крышей частоколом разноразмерных сосулек. Некоторые достигали в длину полутора метров и сверкали на солнце золотыми, голубыми и красными искрами.
Ермилов вспомнил свой финский дачный домик-развалюху и подумал, что Полторанин живет не в пример лучше. Калитка оказалась незапертой, а хозяин вышел на крыльцо, из чего Олег сделал вывод, что тут где-то установлены камеры видеонаблюдения.
Полторанин выглядел довольно импозантно: эдакий качок в солнцезащитных очках, в распахнутой куртке-дубленке с белоснежным цигейковым воротником, оттенявшим его загар, редкие кудрявые черные с сильной проседью волосы чуть колыхал слабый морозный ветерок. Он опирался на тонкую деревянную трость и доброжелательно поднял в приветственном жесте руку.
— Думал, ты постарше, — Михаил пропустил Олега в дом, крепко пожав руку. — Мне сказали, что ты полковник.
— Так точно, — обиженно пробормотал Ермилов, снимая ботинки на придверном коврике с изображением бульдога и надписью «Тебе назначено?»
Олег покосился на хромающего по просторному холлу по направлению к гостиной Полторанина и подумал, что его хромота не такая, как у человека, подвернувшего ногу. Это напомнило ему, как он сам хромал после ранения.
В гостиной, в углу, находился белый камин, в котором колыхались языки живого пламени, потрескивали дрова, и треск этот доносился даже через огнеупорное стекло плотно прикрытой дверцы. Чуть пахло дымком и жареным мясом. Кухня находилась во второй половине большой комнаты. Дом вообще производил впечатление большой крепости с решетками на окнах. Только пока шли по коридору, Олег насчитал четыре двери в комнаты, и, кроме того, наверх вела большая деревянная лестница с ажурными перилами и наверняка там, наверху, еще масса пространства. Стену вдоль лестницы украшали африканские маски и медные тарелки с чеканкой.
Ощущение, что в доме есть еще люди, не покидало Ермилова, но эти «люди» вели себя тихо. Если это и были родственники Полторанина, то очень скромные, даже застенчивые.
— Садись, — Михаил сам плюхнулся в кресло, бросив на кофейный столик солнцезащитные очки. — Кофе будешь? Или чай?
— Можно чаю, — Олег сел на диван, но, вспомнив о хромоте хозяина, сказал: — А вообще не стоит.
— Да брось, мне нетрудно, — он дохромал до кухни и уже оттуда спросил: — А чего вы вдруг вытащили на свет божий этого субчика?
— Вы же понимаете, я не могу вдаваться в детали. Вообще-то это я вас хотел расспросить о Петрове. Насколько мне известно, он находился в Конго, когда вы были там.
Михаил поставил на кофейный столик чашку перед Олегом и сел напротив, вытянув ногу. Ермилов даже ощутил боль в ноге, вспомнив, как после ранения он вот точно так же приноравливался как сесть, чтобы не болело. Нет, Полторанин точно попал в передрягу, и уж наверняка такие тренированные ребята не подворачивают ног на ровном месте.
— А что конкретно ты хочешь узнать?
Ермилов подумал, что потеряет тут много времени, и зря. Полторанин способен до бесконечности отвечать вопросом на вопрос.
— Михаил Антоныч, вы же вряд ли испытываете положительные эмоции при упоминании старшего лейтенанта Петрова? — Олег решил воспользоваться «кривой козой» и все-таки объехать Полторанина. Ермилов вспомнил свое прокурорское прошлое и километры допросов, проведенных им успешно. И не таких жуков объезжал.
— А ты как думаешь? — не изменил своей манере общения Михаил.
Олег помолчал, собираясь с мыслями и стараясь не продемонстрировать раздражение, которое поднималось в нем неумолимо.
— Вы ведь не взяли его на службу к себе. Месяц командировки Петрова прошел под вашим присмотром и военного атташе. Вы наверняка писали отчет по результатам работы стажера. Или он вам тогда понравился?
Полторанин закурил, подвинув к себе хрустальную пепельницу.
— Не понравился, и, как показало время, я был прав.
— Почему же он вам не глянулся? Молодой парень, оканчивающий институт…