— Ответ на вопрос «кто виноват?» мы, в целом, поняли, — Руденко нетерпеливо барабанил пальцами по подоконнику. — Теперь второе: «что делать?» Илья, тебе не кажется, что ее реакция, по меньшей мере, странная, несмотря на все вышеупомянутое? Все-таки она не имела отношения к спецслужбам советской Болгарии, на которые сейчас нацелены основные гонения. Немолодая женщина. Что-то или кто-то ее уже напугал или предупредил не общаться с русскими ни под каким видом.
— Это первое, о чем я подумал, когда услышал гудки в трубке, — кивнул Лавренев. — А значит, ей есть что скрывать.
Ермилов посмотрел на одного, потом на другого. Как-то между делом, с шутками и прибаутками, с препирательствами, эти двое подобрались к некоему подобию решения проблемы Ермилова. Нашли свидетеля. Правда, неясно, свидетелем чего может быть эта Богна. Помнит ли она вообще Петрова?
— Илья Николаевич, а вы можете дословно пересказать, как вы ей представились и о чем спросили? Вы же говорили по-болгарски? Почему она решила, что вы русский?
— Поздоровался, сказал, что хотел бы переговорить с Богной. Она спросила, кто я такой. Я ответил, что она меня не знает, но должна помнить нашего общего знакомого, с которым ее многое связывало в 1979 году. Голос ее изменился, когда она спросила: «Вы русский?» Я не стал лукавить. И пришлось слушать гудки.
— Ее адрес и телефон, — Руденко вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку, протянул Илье Николаевичу. — Думаешь, цэрэушники к ней подобрались?
Руденко прохаживался по диагонали единственной комнаты квартиры, в которой он разместился и куда пригласил Олега пожить на время командировки. Ермилов видел его через дверной проем с отапливаемой лоджии, которая, по сути, являлась еще одной комнатой.
Олег сидел в кресле и смотрел то на мозгующего Алексея, то на горы за окном. Их едва было видно в сумерках, они темнели на фоне более светлого неба. В городе помаргивали огоньки окошек. Ермилов был сыт и хотел поспать, но Руденко неутомимо вышагивал по комнате.
По приглашению Лавренева они поужинали у него дома, познакомившись с Ниной Михайловной, веселой толстушкой, совсем не похожей на ту грозную Нину Михайловну, которой опасался мрачный Лавренев. Она накормила их овечьим местным сыром, фаршированным брынзой перцем, обжаренным в сухарях, который она назвала чушка бюрек, и чем-то вроде рагу из разных сортов мяса и овощей — сачем. «Если это блюдо называется сач, я готов сачковать каждый день», — пошутил Руденко.
Ужин был таким насыщенным приправами, травами и ароматами, что прошел уже час, а Олег все еще пребывал в гастрономической эйфории. Люська готовила сносно, но Ермилов не удержался и записал рецепт перца в кляре — чушка бюрек, игнорируя смех Руденко и Лавренева.
— А почему ты его называешь дедом? — Олег всунулся в комнату. — Он не такой уж старый.
— Мне так нравится, — Руденко начал расстегивать рубашку. — Давай спать, что ли.
Он откинул с тахты покрывало. Швырнул рубашку в направлении стула и метко попал. Будучи женатым и отцом двенадцатилетнего сына, Алексей, к легкой зависти Ермилова, оставался каким-то особенно независимым, по-мужски разгильдяистым. Попробовал бы Олег так кинуть рубашку. Люська бы целую обвинительную речь прочла, хотя она и адвокат, а не прокурор. Зная это, он даже в отсутствие своей Коротковой аккуратно складывал вещи.
Ермилов раздевался, задернув шторы на окнах лоджии в предвкушении отдыха. Тут стояла вполне сносная оттоманка с одной закругленной спинкой.
Руденко уже улегся и, посмеиваясь, читал болгарскую газету «Труд». По-видимому вопреки словам Лавренева болгарский он знал, но плоховато. Из разговора за столом Олег понял, что Руденко приезжал в Болгарию в отпуск с семьей.
— Свет погаси, — попросил он, сворачивая газету.
Через час, когда оба спали, зазвонил мобильный у Руденко.
— Дед, ну чего тебе? — хрипло спросил Алексей, затем негромко позвал: — Олег, не спишь?
— Угу, — Ермилов приподнялся на локте, всматриваясь в темноту комнаты, где голубел мертвенным светом дисплей телефона Руденко.
— Я на громкую сделаю.
Из темноты, как из бочки, раздался низкий голос Лавренева:
— Позвонила наша дама. Сама. Сказала, что мой номер определился. Пояснила, что с того телефона не могла разговаривать.
— Почему сама? — Руденко включил бра над тахтой. Ермилов увидел его сидящим с озабоченным выражением лица. — Почему сама? — повторил он. — Под давлением? Что изменилось?
— Пока что она предложила встретиться. Может, ищет защиты?
— А мы можем ей обеспечить? — в голосе Руденко прозвучал скепсис. — Она назначила? Мой приятель не знает болгарского.
— Я предупредил, что будут двое. Я и он.
— Нет уж, поеду я сам, — возразил Руденко, и Лавренев впервые не стал спорить. Даже не принялся шутить по поводу знания болгарского.
— Я описал ей Олега. И пояснил, что с ним будет еще один мужчина. Утром я пришлю курьера с инструкциями. Рано, — уточнил он. — А может, и сам заеду.
Руденко с Ермиловым молча переглянулись, когда Лавренев дал отбой и экран мобильного погас. Алексей раздраженно швырнул телефон в подушку. На этом его вспышка эмоций иссякла.
Он лег и погасил бра. Олег продолжал сидеть, то ли ожидая продолжения разговора, то ли прислушиваясь к себе, есть ли еще желание спать. На улице где-то вдалеке проезжали изредка машины, а то и взрыкивал мотоцикл, будоража окрестности.
— Опасность в том, — раздался из темноты задумчивый голос Руденко, — что она может прийти не по собственному желанию. И под контролем. Рискованно. Но есть шанс на хороший исход, поскольку дед не называл ей фамилию Петрова.
— По-моему, рискуешь только ты. Здесь у тебя нет дипломатического прикрытия. И вообще, неплохо было бы запросить моего шефа, а надо ли нам…
— Времени нет на раскачку. Один ты рискуешь наломать дров. Тут нужен кто-то поопытнее.
Олегу хотелось отпустить шутку про опыт Руденко, но он одернул себя. Не до шуток. Алексей и в самом деле пригодится.
Уже в шесть утра заявился Лавренев, свежевыбритый, источающий аромат одеколона, напоминающего советский одеколон «Гвоздика». Таким же пользовался отец Ермилова, и аромат вызвал у Олега ностальгию.
Голос Лавренева заполнил комнату. Руденко торопливо добривался электробритвой, прислушиваясь к тому, что говорит Илья Николаевич:
— Есть вариант обоюдно безболезненный. Переговорить с Богной можно по дороге на Алеко.
— А что, это мысль. — Руденко выключил бритву и взял с обеденного стола свои наручные часы. — Во сколько там открывается? Ты же имеешь в виду кабинки, а не кресельную канатку?
— Разумеется. Престарелую тетку я не стану заставлять карабкаться на эти летающие табуретки. В будний день на Витоша народ не ломится. Открывается кабинков лифт Симеоново — Алеко в половине девятого. Богна живет в одном из особняков Симеоново. Оттуда недалеко до канатки.
— Нельзя ли объяснить внятно? — наморщил лоб Олег. — Или вы обмениваетесь парольными фразами?
Лавренев терпеливо объяснил свой замысел. Он полночи размышлял, как обезопасить контрразведчика, который находится сейчас в его «епархии». Утром он отправил Богне СМС на телефон, с которого она звонила. Предложил ей прогуляться в горы. Подножие горы Витоша начинается сразу за кольцевой дорогой, там же, где из бывших деревенек сделали элитные районы коттеджей.
— А если ее телефон контролируют? — Руденко излучал сомнение.
Лавренев вздохнул:
— Вот поэтому я подумал про кабинки. Шесть человек входит в одну. Выкупить для подстраховки все шесть билетов.
— И что, никого не подсадят? — удивился Олег.
— На билетах написан номер кабинки. Я прослежу от ее дома, одна ли она пойдет и предупрежу вас. Газета в руках и кепка на одном из двоих мужчин — это опознавательный знак для нее. Двадцать пять минут в пути до Алеко вам гарантированы. Обратно лучше вам и ей возвращаться порознь.
— Как думаешь, в чем причина ее заинтересованности? — этот вопрос озвучил Руденко, хотя он волновал всех присутствующих.
— Я уверен, ее звонок это ее личная инициатива. Первое, — Лавренев загнул палец, — она испугалась моего звонка и подозревает или знает наверняка, что ее телефон на прослушке. Второе, она позвонила с другого телефона. У нее есть номер, который, как она считает, не прослушивают. Значит, давно уже имела эту заготовку. Баба не промах. Третье, разговор с русским о старом знакомом, причем я ее адресовал к конкретному году, вызвал у нее определенные ассоциации. Значит, она помнит Петрова и хочет узнать о его судьбе.
— Или ей недавно напомнили. Вот наш Олег утверждает, что это цэрэушники первые стартовали в поисках информации о Петрове. Почему бы им не ходить теми же тропинками, что и Олег?
Все замолчали. Каждый из них думал о том, что будет, если встреча с Богной — это ловушка. И если нет угрозы с ее стороны, стоит ли за ней чья-то тень, о которой она может и не догадываться?
Тенями выступали из тумана редкие туристы, собравшиеся этим утром съездить в горы. Алеко находится на высоте почти две тысячи метров. А сегодня на некоторых участках повис туман. Он окутал и невысокий домик с двускатной крышей и с надписью «Кабинков лифт», который белел в млечном тумане. Высокие почти черные ели, растущие справа от здания администрации, и раздевалки для горнолыжников туман укутывал местами, и казалось, что вершины и часть стволов парят в воздухе, словно отчлененные от стволов и корней.
Руденко ежился от сырости и выглядел спокойным, но Олег видел, что Алексея беспокоит что-то.
— Как бы не закрыли канатку из-за тумана, — высказал свои опасения Руденко. — Пока работают. — Он достал мобильный, поглядел на дисплей и снова спрятал телефон в карман.
Лавренев все еще не звонил. Подходило время встречи с Богной. Но ни Богны, ни отмашки от Ильи Николаевича. И только туман завис над склоном.
Олег пожалел, что не курит. Да и здесь, в предгорье, был очень свежий, пронзительный, вкусный воздух, его не хотелось портить табачным дымом. Руденко сворачивал в трубочку газету, постукивал себя по ладони, снова разворачивал, пытаясь отвлечься, читал обрывки фраз, видневшиеся на боку свернутой газеты.