— Не смешно, товарищ полковник. Я ведь могу, например, подарить Наталье особую ручку. Она будет носить ее на работу, писать, читать секретные документы с ней в руках. Или какую-нибудь пудреницу со встроенным в нее оборудованием. Ну что я вам рассказываю! Вы лучше меня все эти трюки знаете. Что, уже не так смешно? А потом могу поменять пленку в ручке и кассету в пудренице, когда буду встречаться с Натальей у нее дома. В мою общагу она, конечно, приходить не станет.
— А кто тебе сказал, что у Натальи нет мужа? Встречаться вы будете в гостинице. Это я так тебе говорю, на всякий случай. Нам нет резона светить какую-то квартиру. Они могут спросить у тебя адрес Натальи. Так вот к вопросу об их требовании принести запись разговора. Мы же решили не выдавать им то, как Петров резвился в Конго и Болгарии. Поэтому, если контактер начнет прослушивать запись при тебе, он ее может и не забирать, они и так будут вести свою запись. Затем вычислят нашего болгарина, ему не поздоровится. Нет, мы не можем рисковать. А вот если задержим разведчика, изымем все, что при нем будет (а при нем стопроцентно будет оборудование), мы таким образом обезопасим болгарина, продлим жизнь Петрову. Его карту мы всегда успеем разыграть.
— А Майкл? Я так и не понял его роль.
— Он не разведчик, — покачал головой Плотников. — Его используют в подготовительной работе. Он, несомненно, имеет отношение к ЦРУ, но не кадровый разведчик. Он обхаживал Меркулову так же, как тебя. Готовил почву. Но переключились на Гаврилова, когда мы перекрыли ей канал получения информации. Этим каналом ты, по сути, и являлся.
Мысль о Меркуловой беспокоила Олега все это время. Она обратилась к нему за помощью, и стал раскручиваться маховик дела Петрова двадцатилетней давности, высверкивая из темноты небытия, казалось бы, сокрытые навсегда временем, все новые и новые обстоятельства предательства старлея, спаивая их накрепко причудливым узором с современностью.
«Как-то нехорошо с ней вышло, — думал Олег. — Я ее практически отшил. А почему, собственно, должен был с ней церемониться? И кстати, отшил для ее же блага. Вот парадокс — благодаря ей мы раскручиваем уже второе дело».
…Богданов повернул к церкви с основной дороги, и они поехали вдоль леса, в котором плотными рядам между деревьев стояли оградки и кресты.
Олег уже видел впереди машины собровцев, приехавших на поминки, и думал: «Вот Виктор погиб, исполняя служебный долг, голову сложил. Он не получал большой зарплаты, не жил в прекрасных условиях. По три месяца торчал в командировках на войне, чтобы получать хоть какие-то деньги — боевые, чтобы кормить и одевать восьмилетнего сына, которого воспитывал один. Теперь сын живет у бабушки… Пришло бы Виктору когда-нибудь в голову предать Родину? — у Ермилова даже мурашки побежали по коже от такой кощунственной мысли. Получивший звание Герой России посмертно, майор до последнего был настоящим офицером и человеком. — И сколько таких… В Великую Отечественную надрывались солдаты и офицеры, в голоде, в холоде, по пояс в ледяной воде, в грязи, в мерзлых окопах. А Петров тоже надрывался, здоровье попортил, рекорды ставил по предательству. И к сожалению, не он один такой».
Молча Славка собрал с заднего сиденья рассыпавшиеся гвоздики. Целую охапку, красных, восковых, ломких, пахучих. Разделили по-братски. Разложили их веером поверх осевшего за год могильного холма, будто земля тут вздохнула, принимая своего героя…
Стояли рядом, плечом к плечу, офицеры СОБРа, молчаливые, хмурые. Каждый вспоминал Виктора, но и думал о себе. Для них и жизнь продолжается, и участие в боевых действиях… Кого какая судьба ждет? А они стояли плечом к плечу…
Ермилов всегда чувствовал себя среди этих парней спокойно. Эта уверенность осталась с тех времен, когда в 96-м они его охраняли в Грозном, а Славка и вовсе жизнь ему спас.
После поминок Олег с недоумением вдруг почувствовал, что с трех рюмок водки сильно опьянел. Он даже растерялся. Сказалось нервное напряжение последних дней. Богданов выпил четыре и преспокойно сел за руль.
А Ермилов просто-напросто задремал на заднем сиденье. Проснулся только когда машина остановилась около ворот отряда под Долгопрудным. Олег выругался так, что Богданов, ожидавший, когда железные ворота откроются, обернулся ошалело.
— Ну ты даешь! Чего разорался?
— Я же просил! Вези меня в город! — возмущался Олег.
— Скажи спасибо, что я тебя подальше от начальства увез. Тебя же совсем развезло. Явишься такой косенький на службу, тебе и турнут из твоей ФСБ.
— Заботливый ты, Славка, когда не надо, — Ермилов выскочил из машины, загреб в ладонь снега, лежавшего еще тут в тени забора, и, оцарапавшись льдинками, потер им лицо. Он смутно помнил, что где-то здесь есть тропинка, ведущая к рынку и железнодорожной станции. Но туда еще топать и топать.
— Погоди! — Богданов догнал его, схватил за локоть. — Ну ты что? Сейчас тебя отвезет кто-нибудь из ребят. Я не могу. Мне надо тут еще дела порешать с командиром. В самом деле, Олег! Я же не нарочно.
— Еще как нарочно, — успокаиваясь, сказал Олег.
Он и так понимал, что приедет только к концу рабочего дня. Как в страшном сне. Ему часто снилось — начинает собираться на работу и никак не выходит. То одно не найдет, то другое, а за окном уже и темнеет. Опоздал.
Ермилов достал телефон и набрал Плотникова. Выбора не было, надо сдаваться.
— Петр Анатольевич, это Ермилов, — стараясь говорить уверенно и твердо, сказал он. — Я тут… Меня отвезти до города некому. Пока на электричке доберусь, уже поздно будет.
— Завтра с утра сразу ко мне. Получишь по первое число, — строго пообещал Плотников. — Мне не нужны сотрудники неорганизованные и недисциплинированные. Я велел тебе вернуться к обеду.
Он бросил трубку. Олег не отнес это целиком на свой счет, поскольку слышал голоса поблизости от шефа. Видимо, шло совещание. Но то, что ему завтра обеспечена головомойка, он осознавал с предельной ясностью.
Богданов подлил масла в огонь.
— А Люська твоя, наверное, рассердится, — он передернул плечами. — Хорошо, что я не женат.
Они снова сели в машину и въехали на территорию отряда. У здания штаба Слава припарковался и побежал в поисках попутки для обиженного Олега. А Ермилов в это время, воровато оглянувшись, достал сотовый и набрал номер Меркуловой. Она не взяла, и после трех гудков он хотел было отменить вызов, однако Олеся ответила.
— Я, наверное, не вовремя? — спросил Ермилов чуть охрипшим голосом.
— Да нет. Я уже дома. Что-то есть новенькое о Петрове? Вы ведь мне обещали, если помните, дать материал по этому типу. А Майкл так тот и вовсе пропал с горизонта.
— Олеся, а что, если нам встретиться?
— Без проблем. Приезжайте!
— Куда?
— Я же вам сказала, я уже дома. Тут и поговорим.
Олег молча переваривал услышанное. Он-то думал пересечься с ней где-нибудь в городе, посидеть, пока выветрится выпитое на поминках, да и настроение поминальное выветрится. А заодно переговорить с журналисткой, чтобы завтра, стоя перед ясно-голубым взором Плотникова, вооружиться хоть и соломенным, но щитом-доводом, мол, он все же зря времени не терял и успел порасспрашивать Меркулову о Моране детально.
Однако предложение бесшабашной Олеси ввергло его в состояние легкой прострации.
— Ну что вы там? Уснули, что ли? Это удобно. Мне удобно. Так приедете?
— Да я ненадолго, — промямлил Ермилов, мысленно соглашаясь с Люськой называвшей его обаятельным тюфяком, который не умеет общаться с женщинами. Он их побаивается.
Людмила небезосновательно считала, что, если бы на его пути не попалась она, то Олег до сих пор ходил бы в холостяках. Исходя из этого посыла, она убеждала его, что не боится измен, поскольку этого не может произойти даже гипотетически. И с этим Ермилов, в общем, соглашался. Но сейчас мелькнула предательская мысль: а что, если бы ему на пути попалась такая же бойкая, как его Люська? Как бы он повел себя тогда?
«Бойкости недостаточно, нужно, чтобы она была Люськой Коротковой», — подумал он, увидев выходящего из здания штаба Богданова, ведущего под уздцы сонного майора Семена Труханова. Тот отбарабанил сутки, ночью был выезд, и он, вместо того чтобы ехать домой, прикорнул на койке в своем отделении. А сейчас выполз было помянуть Виктора, но Славка вытащил его прямо из-за стола, хотя Семен все же успел хватануть рюмку-другую за помин души командира.
«Паду я сегодня смертью храбрых с одним из пьяных собровцев за рулем», — посочувствовал себе Олег, но в машину к Семену сел и развлекал его всю дорогу разговорами про рыбалку, чтобы тот не задремал за рулем. Когда он почти подъехал к дому Меркуловой, у него вдруг в кармане зазвонил телефон.
— Олег Константиныч, а вы где? — спросила Олеся с довольно лукавой интонацией в голосе.
— Да уже подъезжаю, — попался на удочку Олег.
— А мой адрес вам не нужен? Куда вы подъезжаете?
— К Москве, — выдал первое пришедшее на ум Ермилов, который давным-давно знал адрес журналистки, еще с тех пор, когда работал по делу Кедрова. Тогда же и проверял ее. Знал и то, что не замужем. — Как раз хотел вам звонить, уточнить. Я сегодня слегка закошмаренный.
Олеся назвала адрес. И ему пришлось простоять у ее дома минут двадцать, чтобы не выдать свою осведомленность. Уже оказавшись у двери ее квартиры, Олег замешкался. Возникла в голове навязчивая идиотская мысль: «А если она в халате?» Почему-то это его ввело в ступор.
Но дверь вдруг открылась перед ним, хотя он так и не нажал на звонок.
Олеся была в привычной балахонистой одежде. На этот раз не в юбке и свитере, а в синем платье до пола.
— Почему вы так долго не заходили? — голосом, полным яда, спросила она. — Я уж думала, что вы адрес забыли. Но прикинула — вряд ли. Залетели-то в мой двор, к песочнице, как на крыльях. И зачем было скрывать, что знаете, где я живу. Детский сад!
— Вам в НКВД надо работать, — Олег стал неумолимо краснеть, не решаясь зайти.