Кто-то из вельмож польских надменно произнес:
– Предъявите доказательства сношения короля с казаками, увидим собственными глазам, тогда и определимся с этими новыми обстоятельствами…
Бояре по поручению царя показали «злополучную» грамоту короля полковнику Василию Золотаренко. Послы, посмотрев грамоту, изучив ее, сказали:
– Переведена грамота не верно… Вы говорите, что король призывает Золотаренко в свое подданство. А король только призывает его к себе на помощь на общего недруга, польского короля. А к Хмельницкому посылал король для того, что казаки сами королевскому величеству били челом в подданство и приказывали говорить: если шведский король их не примет, то они опять поддадутся польскому королю. Но король и не мыслит принять их в подданство, писал к Золотаренко, чтоб подождал указа и никуда не ходил. А к Хмельницкому писал, чтоб казаки полякам не поддавались.
Бояре отвечали:
– Грамота переведена правильно. Король пишет Золотаренко, что за его службу, за искание королевской милости хвалит. А Василий Золотаренко писал к королю, поддаваясь ему нарочно, изведывая, какова королевская дружба к царскому величеству. И, когда король его грамоту принял с радостью и отвечал с похвалою, то Золотаренко грамоту королевскую для обличенья неправды тотчас к царскому величеству прислал. Великое княжество Литовское бог дал царскому величеству, и королю в поветы великого княжества вступаться не довелось. Королевскому величеству бог поручил в Короне Польской взять Краков и Варшаву в то время, как от царских ратных людей польские и литовские люди сильно в слезах изнемогли.
Царь, беспокоясь о шаткости казаков, пытался выстроить союз с датским королем, засылая туда своих послов. Только эти переговоры откладывали долгий ящик возможность получения союзника Москвы в войнах с королем Карлом Августом и королем Яном Казимиром. Не дождавшись нужных ему вестей из Дании, царь подвиг себя на решительные действия.
Сам царь Тишайший торжественно въехал в русский Полоцк и оттуда 15 июля выступил с полками против шведов в Ливонию. В ночь на 31 июля 3400 русских ратников пошли на штурм крепости Динабург (с 1893 года город Двинск, с 1917 года Даугавпилс). К утру крепость и цитадель оказались в руках русских. Гарнизон крепости был почти полностью истреблен. Царь немедленно велел построить в Динабурге церковь святых Бориса и Глеба и город назвать Борисоглебовом.
Затем русские войска осадили и быстро взяли Кокенгаузен. Этот старинный русский город Кукейнос был переименован в «Царевичев Дмитриев город». О нем царь писал сестрам:
«Крепок безмерно, ров глубокий, меньшой брат нашему кремлевскому рву, а крепостью сын Смоленску граду; ей, чрез меру крепок. А побито наших там было 67, да и ранено 430 воинов».
23 августа русское войско под командованием царя осадило Ригу. Уже 1 сентября шесть мощных осадных батарей открыли по городу стрельбу, которая не прекращалась даже ночью. Казалось бы, победа русских войск и Тишайшего при грохоте канонады близка… Но… Что-то не задалось у Тишайшего царя.
15. Переговоры и перемирия после неудачного «шведского вызова»
Как назло, губернатор рижский, граф Магнус Делагарди, не сдавал своего города. А 2 октября осажденные по приказу своего воинственного губернатора сделали неожиданную для русского войска вылазку, ударили на незначительные защитные укрепления осаждающих и нанесли им сильное жестокое поражение. Эта вылазка отрядов крестьян, нападавшие на русских фуражиров, и слухи о скором подходе большого шведского войска с самим Карлом X Густавом во главе заставили царя снять осаду Риги и отступить. Дерпт практически без боя сдался русским полкам, но этим и закончились царские приобретения в Ливонии. Царь Тишайший был в недоумении: «шведский вызов» не удался, благословение амбициозного патриарха Никона не сработало. Надо было срочно отступать в Полоцк и потом сматывать удочки и возвращаться восвояси практически ни с чем…
В Полоцке Алексей Михайлович дожидался конца переговоров своих уполномоченных с польскими послами. Еще 13 июля из соборной полоцкой Софийской церкви государь отпустил на съезд с польскими послами в Вильно боярина князя Ивана Одоевского, окольничего князя Ивана Лобанова-Ростовского, дьяков Дохтурова и Юрьева. От Речи Посполитой в качестве польских комиссаров были: Красинский, воевода полоцкий, и Христоф Завиша, маршалок великий. Съезд переговорщиков был назначен у Вильны, в двух верстах от города, а польским комиссарам было предписано стоять в деревне на речке Немеже, в шести верстах от Вильны. Посредине был поставлен государев шатер для переговоров, около него особые шатры для московских, цесарских австрийских и польских послов.
В то же время были разосланы царские грамоты в поветы Лидский, Слонимский, в воеводство Новгородское, в повет Ошмянский, в воеводство Минское, в повет Гродненский, в воеводстве Троцкое, в повет Волковыйский, Мозырский, Речицкий, в воеводство Виленское. Грамоты были примирительного содержания без ущемления гражданских прав и вольностей: «…Если же польские и литовские сенаторы и всяких чинов люди станут отговариваться, что им от короля Яна Казимира, пока он жив, отступить нельзя, ибо они ему присягали, то говорить, чтоб они имели королем своим Яна Казимира, пока он жив, а нас бы, великого государя, на Корону Польскую царем себе выбрали, нам и сыну нашему присягнули и, кроме нас, на королевство Польское по смерти Яна Казимира другого государя никого себе не выбирали, и в конституцию бы это напечатали. А когда это доброе дело совершит бог, то мы пожалуем вас нашим государским жалованьем, чего у вас и на уме нет».
Одоевский на первом съезде в середине августа потребовал, чтоб король уступил царю все Великое княжество Литовское и заплатил военные убытки, которые в 1654 году простирались до 800000 рублей, а в 1655-м – до 500000 рублей. Но польские послы выступили с контрпретензией и потребовали, чтоб царь возвратил королю все завоеванное и заплатил убытки. Одоевский отвечал:
– Что великому государю бог подарил, того он никогда не уступит.
Комиссары дали понять русским послам, что слишком большие требования их могут заставить короля заключить мир с Швецией при посредстве французского короля.
Одоевский отвечал:
Нам известно, что французский король предлагает Яну Казимиру королю мир со Швецией при неприемлемых условиях.
Комиссары сказали на это:
– Тому статься нельзя, чтобы по смерти королевского величества быть в Польше шведскому королю.
Во время третьего съезда вместе с австрийскими послами, польские комиссары объявили прежние запросы, бояре отказали им впрямь, и пошли было из государева шатра вон. Тут вступились австрийские послы.
– Надобно, говорили австрийцы, – оставить старые причины, из-за которых война началась, и говорить бы о том, как мир учинить.
– Нашему царю, – отвечал Одоевский, – не страшно, если Ян Казимир помирится с шведским королем Карлом Августом. У царского величества войска много, есть с кем и против обоих государств стоять. К тому же что царь соглашается не требовать от поляков вознаграждения за военные убытки, пусть только поляки отдадут все литовские города.
– Эти запросы Москвы слишком тяжелы, – отвечал австрийский посол Аллегретти за поляков, – за такими запросами миру статься нельзя.
Во время четвертого съезда Одоевский объявил:
– Наш государь отступается от тех литовских городов, которые еще находятся за польским королем.
– Это не уступка, – возразили польские комиссары. После споров Одоевский наконец объявил настоящее дело:
– Король ваш в совершенных летах, а наследников у него нет, так пусть Речь Посполитая по совету с королем пришлет к нашему великому государю послов с избранием его, великого государя, Польским великим государем, потому что Великое княжество Литовское под царскою рукою утвердилось. А царь хочет вас держать в своей большой милости и вольностей ваших нарушить ничем не велит.
Комиссары отвечали:
– Это дело великое: скоро ответу дать ему нельзя».
Назначив новый съезд, польские комиссары начали говорить об успехах своего короля против шведов и потом сказали:
– Королевское величество велел вам объявить, что гетман Хмельницкий ссылку держит с шведским королем и с семиградским князем Рагоци, потому что теперь между царским и королевским величеством начались мирные переговоры, и Хмельницкий, опасаясь за свою измену всякого зла, хочет от царского величества отстать.
Одоевский отвечал, что это негожее дело, о котором надо говорить отдельно с царем и не вмешивать Хмельницкого в новые переговоры на будущих съездах.
На пятом и шестом съездах были большие споры об условиях избрания царя в короли; бояре требовали, чтоб польский престол был наследственным для царя и его потомства. Паны утверждали, что поляки никак не откажутся от права избрания: кроме того, паны настаивали, чтоб Поляновский договор остался во всей силе.
Комиссары начали было толковать о возвращении в королевскую сторону запорожских казаков с их землями, но русские послы им отказали:
– То дело несхожее… – И объяснили толково, мол, казаки русскому царю навек присягнули.
В последние дни августа получили послы государеву грамоту. Царь писал, чтоб дело об избрании его на польский престол и о мире отложить до другого времени, войска с обеих сторон задержать на полгода или больше и обратить их на общего неприятеля, шведа, с которым не заключать отдельного мира.
В заключение комиссары объявили, что запорожские казаки согласились с крымским ханом, волошским господарем и Рагоци мешать царскому избранию в короли, ибо в таком случае им будет тесно, а запорожцы опасаются мести от поляков, и шведский король с Хмельницким ссылается. С ухмылками на лицах комиссары читали нравоучения послам московским:
– Казаки всегда были и будут людьми шаткими в исполнении данной присяги, хотя и присягают, но в правде не стоят.
Одоевскому и его товарищам на то нечего было возразить. На съезде 9 октября комиссары объявили, что указ им прислан: король и паны соглашаются на избрание царя или царевича, если будет заключен мир по Поляновскому договору; что же касается до вечного мира без избрания, то король уступает царскому величеству Смоленск и все города, уступленные по Поляновскому миру.