Отмеряет ему ежедневный паёк
Насовсем уходящая жизнь.
И хоть дальше она
И хоть дальше она,
Но, мне кажется, ближе и ближе
Та война, что Отечества стала
Большою бедою.
И всё кажется мне,
Что я деда однажды увижу,
Он не выжил,
Не выжил: не вышел
Из боя!
И всё кажется мне,
Что мы с ним
Повстречаемся взглядом.
И всё чудится мне
Одно неизбывное чудо,
Что он здесь,
Где-то рядышком. Рядом!
Что он возвратится
Оттуда,
Оттуда,
Оттуда!
Прости меня, дед,
Фронтовик позабытый!
Прости меня, дед,
Безвестно пропавший,
За то, что лежать тебе
Не суждено под гранитом.
Что вечный огонь
Над могилой твоей —
Негорящий.
За то, что знамён
Не спускаются алые крылья.
За то, что тускнее
Становится общая память.
За то, что года, к сожалению,
Многое скрыли.
За то, что война остаётся
По-прежнему с нами…
Где пули свистели —
Там птичьи весёлые взлёты.
А я всё живу
С ожиданием странным:
Зачем они были,
Высоты твои и окопы,
Что лесом давно заросли
И высоким бурьяном?
Зачем они были,
Снарядов разрывы, воронки?
Земля, что стонала,
Рыдала, кричала, гудела?
И текст похоронки,
Текст похоронки,
Текст похоронки,
Что в дом постучаться
Тогда, в сорок третьем, посмела…
И там, может быть,
У того, у переднего, края,
Когда на краю находился
У жизни недолгой,
Вздыхал ты о доме,
Тихонько и тайно мечтая
Вернуться обратно знакомой
Привычной дорогой.
Сыновних вихров осторожно
Рукою коснуться,
Присесть на крыльце
И подумать, конечно, о многом.
Впервые за несколько лет
Широко улыбнуться,
Сказать: «Мы – живые.
Живём.
Хорошо.
Слава Богу!».
Прости меня, дед,
Но мне страх твой далёкий неведом.
И всё же в строю нахожусь
В одном я с тобою.
И я прохожу тем же трудным
И огненным следом,
Твоею солдатской вперёд
Пробираюсь тропою.
…А зори – как яркие вспышки
Победных салютов.
Красивы, особенно вновь
Наступившей весною.
…А ты не погиб!
Ты как будто,
Как будто, как будто
Со мною,
Со мною,
Со мною,
Со мною!
Ты был. Ты жил
Никто, Солдат,
тебя тогда не спас
в печальные
Твои сороковые.
Ты просто честно
выполнил приказ,
навек уйдя
в шеренги неживые.
Ты был.
Ты жил.
Ты навсегда исчез.
Такой тебе, знать,
жребий уготован.
…Берёзовый
на поле боя лес,
как раненый,
и сплошь перебинтован.
Содрать бы
медсанбатские бинты!
Войну бы
ненавистную закончить!
Заметны,
различаемы,
видны
раненья,
потому что кровоточат.
Взамен обелисков – кресты
Помню! Синявинские высоты
Брали курсанты три раза подряд.
Еле уволокли пулемёты.
А три батальона – там и лежат…
Взамен обелисков – кресты
Стоят на солдатских могилах.
Зачем здесь цветы и венки,
Когда и без этого – мило?
И нет ни табличек, ни дат,
Ни фото, видавшего виды.
В земле – Неизвестный Солдат,
Когда-то войною убитый.
Приткнулся. Намучился. Спит.
Покой бы нарушить, да жалко.
…Пробитая каска висит,
Как шапка висит в раздевалке.
Вопрос
Когда в глазах у наших стариков
Печаль блуждает пасмурного цвета,
Я им ответить сразу не готов,
Зачем и для кого была ПОБЕДА.
В окопах и землянках, на войне,
Во время меж боями перерывов
Они мечтали все о тишине —
Без артобстрелов. Без пальбы. Без взрывов.
Они душой ещё частенько там,
И далеко не в славном сорок пятом.
И годы те шагают по пятам —
Как списки к похоронным и наградам.
Довольствоваться всем бы им вполне:
На День Победы – здравицы и тосты…
…Но… свастику малюют на стене!
Пробиты дробью траурные звёзды!
Как будто день наш в темень отступил,
И вот фашисты стали с нами квиты:
Устроены мишени из могил,
Из обелисков воинам убитым.
Как будто снова враг ступил ногой
На эту землю. Вот он, видишь, рядом:
Он снова под Синявином и Мгой,
Не где-нибудь – опять под Ленинградом.
На нашу землю движутся полки!
В своём реванше там уверен каждый.
И в памятники целятся стрелки…
Но можно ли убить солдата дважды?!
Чего им надо?! Что они хотят,
Творят чего, живя ещё меж нами?!
…А звёзды в небо птицами летят.
И эти звёзды стали журавлями![3]
Защита
Как меняется всё.
И становится грустно и дико.
Посторонняя боль
Снова в сердце весною скребётся:
Мы себя отдаляем
От страшной войны,
От Великой,
Что Отечества горем была
И такой остаётся.
И для нас чьи-то битвы
Опять представляются сказкой,
Так, придумкой. Вернее,
Подобьем красивой легенды.
…И растут из земли
Под пробитой солдатскою каской —
Из неё зеленеют
Пришедшей весны первоцветы —
У кустов, у берёз,
Тех, что в небо апрельское влиты.
Будто всё оно сплошь —
Обновлённая нервов система.
…А цветы? Они тоже
Нуждаются в вечной защите:
В металлическом круге
Солдатского жёсткого шлема.
Монолог фронтовика
Пролистываю годы и мгновения,
Молчу всё чаще, меньше говорю.
Придерживаюсь, как могу, равнения
На тех, кто жив, а значит, и в строю.
Переживаю заново отважное,
Не думая о том: «А чей черёд?»
Недаром же когда-то кем-то сказано,
Что смерть нас дважды – точно – не берёт.
Предзимье. Но листва желтеет та ещё
Октябрьским днём над той передовой.
…Со мной они по-прежнему, товарищи
По юности, как песня, боевой.
Зарекла
И сказала она: «Похранись».
Это слово, – и только
Улетело, как птица, ввысь.
И – надолго.
Сына мать зарекла тогда
Безнадёжно:
Вдруг уйдёт навсегда беда?
Всё возможно.
Где спасаться
На той войне
Грозной?
Это всё вернулось
Ко мне
Поздно.
Постигаю глубинный смысл
Слова.
Вот и я проживаю жизнь
Снова.
Не желание, не каприз,
На дорогу
Прошепчу ему:
«Похранись,
Ради Бога!»
Под Синявином,
Подо Мгой,
Дальше, ближе:
«Ты вернись домой,
Дорогой!
Слышишь?
Слышишь?!»
Окопы
…От кромки
снова выросшего леса
Всё тянутся,
как линии и тропы,
С остатками прогнившего железа,
Военные траншеи и окопы.
И сосны, на ветру вздыхая тяжко,
Торопятся во всё скорей вcмотреться:
На битое стекло солдатской фляжки;
На пули – те, что рвали чьё-то сердце;
На в комьях глины минные осколки;
И на кругляш невзорванной гранаты…
И утро наступает очень долго,
Как будто в эту почву было вмято.
Оно здесь тоже всё охолодело,
Качнувшись раз от боли, от озноба,
И плюхнулось, как неживое тело,
На ось Земли. Точней сказать, окопа.
Танкист
Николаю Ефимовичу Яровикову, участнику Курской битвы и других сражений Великой Отечественной войны
У бывшего солдата взгляд с прищуром.
Он, улыбаясь, что-то говорит.
Под стареньким дешёвым абажуром
Мерцающая лампочка горит.
Он многое уже забыть успел,
Всё потому, что жизнь шагала быстро.
Но всё ж поёт, как раньше бодро пел,
Ту песню про весёлых трёх танкистов.
В ней, в этой песне, разного всего,
Что пережито вместе со страною.
…А молодость ушедшая его
Совпала с окаянною войною.
А он улыбчив. И не помнит зла.
Бывало, бил без промаха по цели.
И лишь слеза солёная ползла:
Мол, жив остался, а друзья… сгорели.
Старик в окно тихонько поглядит,
Пытаясь осень рассмотреть там зорко.
…А солнце задвигается в зенит,
Как танк «КВ».
Иль как «тридцатьчетвёрка».