И вот я снова здесь — на беговой дорожке, пролегающей вдоль узкой городской речки, окаймленной высоким каменным парапетом. Дрожь от меняющихся один за другим эпизодов моей жизни уже кажется привычной, почти не ощутимой, так что не придаю ей значения. Смотрю на мобильный, проверяя число, и вспоминаю этот день — полтора года назад, сегодня день рождения у Петти, а я до сих пор не купила ей подарок. А если честно, тогда я даже не помнила, что у моей подруги сегодня праздник.
Останавливаюсь и выравниваю дыхание. По планам я должна пробежать еще около километра до летнего кафе в парке, купить сладкой воды со льдом, еженедельную газету в лавке с прессой и неспешно направиться домой.
Так я обычно делала.
Но не в этот раз. Я вернулась в этот момент своей жизни все с той же целью — чтобы встретиться с ним — с парнем, у которого самая обворожительная улыбка на свете и большие добрые глаза, в которых так любят плясать искорки озорства.
В этой части города первый раз я и Коди столкнулись на беговой дорожке. Второй раз — я встретила его у парапета: задумчиво смотрящего на небо, словно оттуда ему должно послание прийти. Тогда он и показал мне свое тайное место из большой вежливости к симпатичной незнакомке и даже слегка удивился, что я так легко с ним пошла. В третий, четвертый и пятый разы, я пришла к нему сама.
Как и сейчас.
Останавливаюсь на небольшой просеке посреди городского парка, где на старом, полуразвалившемся пне сидит Коди, держит на коленях большой блокнот на пружине и орудует в нем карандашом.
— Привет, — здороваюсь не сразу. Чем чаще вижу его вот в таком задумчивом состоянии, тем больше нравится за ним просто наблюдать.
— Э-э… ты мне? — Постоянно начинает разговор с этого вопроса, что невольно у меня улыбку вызывает.
— Нет, пню под тобой.
— Аа-а, — с серьезным видом почесывает висок кончиком карандаша и пожимает плечами. — Боюсь, этот парень слишком стеснительный.
— Но не ты.
Улыбка Коди становится шире, а глаза сужаются в легком замешательстве:
— А мы не… Не подумай чего: мне нравится твое лицо. Оно кажется таким…
— Знакомым, — помогаю ему закончить.
— Точно, — бровь Коди озадачено выгибается. — Так ты…
— Покажешь? — перебиваю, кивая на блокнот, и подхожу ближе. В ту же секунду Коди захлопывает его и подкладывает себе под зад.
И так он тоже всегда делает — ни разу не показал свои рисунки, потому что…
— Не могу. Еще не готово.
… потому что еще не готово.
— В смысле я никому не показываю не законченную работу.
— Так ты художник? — Об этом я тоже знаю.
— Типа того. Гений, не оцененный по достоинству. Могу дать автограф на будущее, хочешь? Потом сможешь продать его за пару миллионов баксов.
— Как-нибудь в другой раз. — Он уже дважды давал мне автограф, хоть и заверял, что просто пошутил.
— Так мы знакомы? — внимательно мне в лицо смотрит, один глаз прищурив.
— Не совсем. — И как-то грустно становится. Сложно пытаться узнать парня поближе, когда он уверен, что это ваша первая встреча. Я почти ничего не знаю о Коди, и меня пугает острая потребность, как можно скорее это исправить. Перестать, наконец, с ним знакомиться, поговорить о других вещах, о важных вещах.
— Не подумай чего, но в целях собственной безопасности я просто обязан задать этот вопрос: как ты нашла это место?
Усмехаюсь.
— Что? Я серьезно, — фыркает. — Обычно у меня не бывает гостей. Может, у тебя там нож в трусах спрятан.
И вновь я смеюсь, глядя, как в этих бездонных голубых глазах золотыми искорками плещется солнце.
— Веришь в судьбу? — впервые спрашиваю об этом.
— А сейчас она достанет нож из трусов и приставит к моему горлу.
— Веришь, что двое людей могут ходить по одному и тому же замкнутому кругу, но никак не могут столкнуться?
— М-м-м… не против, если я подумаю над этим на досуге?
С усмешкой пожимаю плечами и делаю еще шаг вперед, не сводя глаз с лица, на котором каждую черточку выучить успела.
— А ведь она где-то есть.
С задумчивым видом Коди хмурит брови:
— Точка столкновения?
— Да. Нам просто нужно ее найти. В этот раз это тоже не она.
— Нам?
— Мы ее пропустили. Каким-то образом мы смогли пропустить нашу встречу и… Судьба давала нам столько шансов, а мы ни одним не воспользовались, а сейчас… она дразнит нас, показывает, чего мы лишились. — Замолкаю, и слышу хруст: карандаш в руке Коди сломался пополам.
— Знаешь, — протягивает настороженно, — если бы я был девчонкой, то уже визжал бы как резанный и возможно даже описался.
— Пока, Коди.
— Уже уходишь? Стой. А имя мое ты откуда знаешь?
"Тик-так".
— Подожди. Не уходи.
"ТИК-ТАК".
Время безжалостно. Особенно, когда ему становится скучно и оно решает поиграть с человеческими судьбами. Я готова была раз за разом знакомиться с Коди, говорить о неважном, смеяться с его шуток… почти смирилась с тем, во что превратились моя жизнь. И я почти готова была вариться во всем этом безумии до бесконечности, если потребуется, лишь бы… лишь бы только не возвращаться туда — в тот день.
Мне стоило догадаться… А возможно глубоко в душе я и догадывалась, что именно тот день и есть — наша точка столкновения.
Это случилось два года назад, за неделю до Хэллоуина.
Дождь стеной льет, тяжелыми струями ударяя по потрескавшемуся асфальту в одном из переулков старого района, который по возможности я всегда обходила стороной. Но сегодня… сегодня в баре неподалеку все девушки в платьях могли рассчитывать на бесплатную выпивку и кальян, так что Петти просто не имела права упустить такую халяву, а я, по дурости своей, даже не задумалась над тем, чем это ночное приключение может закончиться, если одна из нас решит уехать домой пораньше — то есть я.
— Не бойся меня. Я тебя не обижу, — пьяный выродок, схватив за шею, вжимает меня в стену старого кирпичного здания. Во второй руке держит нож, острый кончик которого упирается в мой живот. — Будь хорошей девочкой, и даю слово, я не сделаю тебе больно.
От него несет застоявшимся запахом алкоголя и сигаретами, грязной одеждой, и почему-то бензином.
С того дня этот запах преследовал меня везде, где бы я ни находилась…
— Закричишь, кишки выпущу, поняла?
Дрожа с ног до головы, беззвучно рыдая, киваю. Как и в тот раз… все повторяется. Кошмар вновь пришел за мной.
Сейчас он схватит меня за волосы и ударит спиной об асфальт, затем задерет платье до груди, раздвинет ноги и…
Нет.
НЕТ-НЕТ.
Делаю рывок в сторону, ускользая от лезвия ножа… Предательские каблуки, ненавижу их. Один из них попадает в трещину в асфальте, нога подворачивается, и я животом прямо в лужу падаю, стесывая ладони.
В тот раз — два года назад, я даже не попыталась спастись, меня словно парализовало, двигаться не могла, кричать не могла, дышать не могла… Делала все, что скажет этот урод, просто… чтобы выжить.
— А ну-ка сюда иди, — хватает меня за волосы и рывком на себя дергает. — Грязная шлюха.
— Помогите, — жалобно, едва слышно.
— ЗАТКНИСЬ, — в стену меня швыряет, приближается резко и нож на меня наставляет.
— ПОМОГИТЕ.
— ПАСТЬ ЗАХЛОПИ, — пощечину отвешивает, такую мощную, что голова с хрустом шейных позвонков в сторону разворачивается.
— По… по… мо… ги-те… — шепотом жалким.
Одним рывком расстегивает молнию на моей куртке, хватается за подол платья и, со звуком трескающейся ткани, вздергивает его до самой груди.
— Коди… — беззвучным плачем срывается с губ.
"Он был где-то рядом… в этот день… когда моя жизнь разделилась на До и После. Когда моя жизнь сломалась. Когда сломалась я".
Коди…
— Давай, сучка, помоги мне немного, — рычит чертов маньяк, пожирая меня кровожадным взглядом, сдавливает пальцами тело, сам того не зная душу мою уничтожает.
Гремит пряжка ремня, слышится нездоровый смех и…
БАХ. Приглушенно, но совсем близко.
Нож возносится к небу, сверкая лезвием, спина маньяка предстает взору и он бросается на кого-то с громким взбешенным рыком.
БАХ.
Звон ударяющейся об асфальт стали, будто сверлом в голову вбивается, и тело этой вонючей мрази падает к моим ногам.
Обхватываю себя руками, сползаю по стене на асфальт и даю волю протяжным рыданиям, которым даже раскаты грома проигрывают в громкости.
— Эй? Эй. Посмотри на меня, — Коди роняет биту, обхватывает мое лицо ладонями и заставляет взглянуть на него. — Все хорошо, слышишь? Все хорошо, он больше не тронет тебя.
Не реагирую, просто смотрю, как дождевые струи кривыми дорожками сбегают по его лицу, срываются с кончика носа, с длинных ресниц. Смешиваются с кровью из длинного, глубокого пореза на щеке и темными каплями падают на землю.
Глазами огромными смотрит, лихорадочным взглядом по лицу моему блуждает, видимо понять не в силах, почему так резко замолчала и не двигаюсь даже, будто меня изнутри замкнуло.
А меня и вправду замкнуло…
— Как тебя зовут? — вдруг спрашивает.
— Это из-за меня… — бормочу елеслышно, не в силах оторвать взгляд от пореза на его лице.
Обхватывает меня за талию осторожно и с земли встать помогает. К себе прижимает, и ведет куда-то. Куда-то дальше по темному переулку и все время повторяет, что не опасен, что мне не нужно бояться и он лишь помочь хочет.
— Если бы ты не закричала… Черт. Вот выродка кусок, — ругается громко, открывая передо мной массивную стальную дверь.
Почему я не закричала?.. Тогда — в тот день… Почему не закричала? Трусиха.
— Думал, мне показалось, — усаживает меня на расшатанный стул у стены тесного, заваленного хламом помещения с ужасно низким потолком, с которого льется тусклый желтый свет и принимается что-то искать, мельтеша от стенки к стенке. — Черт. ЧЕРТ-ЧЕРТ. Где мой телефон?.. — За голову хватается и на меня вдруг смотрит. — Не понимаю… дождь стеной льет, как я твой крик услышал? Он… он будто в голове моей раздался. Черт, я не могу это объяснить.