Я торопливо убрала руку.
– Не хочу я рисовать на тебе.
– Тебе и не придется. – Ты обернулся. – В Отдельностях возле пруда есть листья, длинные такие. Ты не принесешь мне один? И заодно прихвати мха.
Ты отступил, оставив меня в дверях. Я постояла на ящике за дверью, качая его ступнями туда-сюда.
– Возвращайся, когда начнется закат, – сказал ты мне вслед. – К тому времени я буду готов.
Ты закрыл дверь. Я побрела к Отдельностям, притворяясь сама перед собой, что не собираюсь выполнять твою просьбу. Шла медленно, останавливаясь, чтобы поглядеть по сторонам, делая вид, что крошечный лиловый цветочек, который я приметила среди песка, и есть истинная цель моей прогулки. Высокую траву я шевелила палкой, как делал ты, чтобы вспугнуть змей.
У пруда я нырнула под ветку эвкалипта и ползком добралась до воды. Окунула в нее пальцы, наслаждаясь внезапной прохладой. Дошла по берегу пруда до нависающего над ним камня, где в тонкой темной щели рос мох. Вокруг меня каких только существ не было, но я не шарахалась от них. Мной овладело странное спокойствие, я просто радовалась полуденной неге, заставшей меня в этом уголке. Камень в тени оставался прохладным, некоторое время я сидела, положив на него голые икры. Потом нащупала в щели мох, потянулась глубже в темноту и вырвала клочок. И дождалась, когда крохотный паучок переползет через мои пальцы.
Пригнувшись, я двинулась в обратный путь вдоль пруда, нашла листья, о которых ты говорил, – крупные и сочные, они выглядели слегка неуместными здесь, в окружении других растений, как будто иссушенных солнцем. Я сорвала один лист, и на стебле выступил млечный сок. Чтобы он больше не вытекал, я вытерла стебель.
Перед уходом я задержалась возле кур. Хрен сидел в дальнем углу своей клетки, но, когда я заговорила с ним, подошел поближе. Он просунул клюв в ячейку сетки и проделал треугольную дыру в листе, который я только что сорвала.
– Тай будет недоволен, – упрекнула я.
Но Хрен только горделиво нахохлился и выплюнул кусочек листа. Я посидела возле его клетки, слушая, как осуждающе квохчут куры. Вскоре заквакали лягушки – вразнобой, хриплыми, будто заржавевшими голосами, и их хор стремительно набирал силу.
А потом начало садиться солнце. Пора идти. Извилистым путем я двинулась обратно к постройке с красками.
Я толкнула дверь. Оранжевые и розовые лучи заходящего солнца вливались в окна, задерживались на расписанных тобой стенах. Крошечные песчинки пыли отражали эти лучи, переливались и мерцали в них. Меня повсюду окружали яркие краски, их, пожалуй, было чересчур много. Ты работал быстро, преображая окружающее пространство. Стоял в самой середине комнаты, и твое разрисованное тело тоже отражало свет. Нераскрашенной осталась только твоя спина. Пахло травами, почти как от твоих самокруток. Аромат был сильным и дурманящим.
Ты подошел ко мне за собранными растениями. Одежды на тебе не было, но тело твое сплошь покрывали краска и песок, цветы и листья, и я не сразу заметила, что ты голый. Они стали твоей одеждой. Твое лицо было светло-красным с оранжевыми и желтыми точками и завитками по всему фону. Губы ты выкрасил в темно-коричневый цвет. Ноги стали серыми, приобрели сходство с гранитом. Твой пенис, выкрашенный в темный цвет, окружали лиловые и зеленые пятна и серые веточки с листьями. Я быстро попятилась, перевела взгляд на твои ступни. Они были охристо-коричневыми с белыми линиями, похожими на вены. Я отступала к двери, не зная, стоит ли оставаться здесь. В таком виде ты казался безумцем и вместе с тем был прекрасен.
– Вот это я и хотел показать тебе, – объяснил ты. – Красоту нашей природы. Тебе надо увидеть, что ты вписываешься в нее.
По сравнению с оранжевым лицом твои голубые глаза выглядели особенно яркими. И неуместными, слишком похожими на море.
Ты встал на колени рядом с блюдом красных лепестков. Истолок их, добавил воды, чтобы сделать краску. Окунул в нее клочок мха, завел руку за спину и стал прижимать мох к спине, как губку, оставляя отпечатки везде, куда только мог дотянуться. Часть краски стекала на пол длинными тонкими струйками.
Я оглядела комнату. Здесь не было ни веревки, чтобы связать меня, ни чего-нибудь похожего на оружие. За моей спиной дверь осталась открытой. Я легко могла бы уйти. Но мне почему-то уже не хотелось.
– Свет быстро уходит, – сказал ты.
Затем схватил лист, обмакнул толстый черенок в какое-то крошащееся черное вещество, полностью облепившее его. Этим листом ты начал оставлять отпечатки на коже спины. Вздохнул, не сумев дотянуться туда, куда хотел, и протянул лист мне.
– Нарисуешь узоры? – спросил ты. – Вот этим?
– Не хочу. – Я оттолкнула твою руку.
– Но свет уже угасает. Я хочу закончить до захода солнца, чтобы ты увидела, как всё это выглядит. – Твой голос звучал нетерпеливо и твердо.
Ты взял меня за руку. Подержал ее в сухом тепле своей ладони, оставляя следы размазанной краски. Мои пальцы, испачканные красным и черным, казались ободранными на костяшках.
– Пожалуйста, – тихо попросил ты. – Просто сделай это для меня. Ты же знаешь, я отвезу тебя обратно. Я обещал.
Твои глаза поблескивали на свету, пальцы сжимались на моей руке. Я высвободила ее и взяла лист. Встала на колени за твоей спиной и окунула черенок листа в черную пасту.
– Что надо нарисовать?
– Что угодно, всё, что ты думаешь о здешних местах.
У меня дрожала рука, и капелька краски сорвалась с листа и упала на колено. Конец черенка был острым и неровным. Я приставила его к твоей коже, надавила и оставила точку. Ты чуть вздрогнул. Луч света, заглянувший в окно, упал прямо на твою спину. Я прищурилась, перед глазами всё расплылось.
– Ничего не вижу.
– Значит, рисуй вслепую.
Я снова окунула черенок листа в черную краску. Нарисовала длинную прямую линию поперек твоих лопаток, черенок оцарапал кожу при попытках сделать линию пожирнее. От нее в беспорядке отходили короткие иголки – спинифекс. Потом я нарисовала человечка из палочек, с неровным кругом вместо головы. Обозначила на лице глаза и закрасила их. Пририсовала к голове похожие на пламя волосы. Посередине туловища поместила маленькое темное сердце. Ты дотянулся до моего колена, коснулся его.
– Закончила?
– Почти.
Я нарисовала птицу, летящую по твоей лопатке. Потом – черное солнце у основания шеи, с лучами поверх всех остальных рисунков. Ты повернулся ко мне, наши колени соприкоснулись, твое лицо очутилось на расстоянии меньше полуметра от моего.
– А сама не хочешь? – Ты окунул палец в лужицу кроваво-красной глины и провел линию по моему лбу. – Я мог бы разрисовать тебя. – Ты оставил красный мазок и на моей щеке. – Красная охра, – шепотом добавил ты. – Она всё усиливает.
Ты забрал у меня лист, потянулся к моей шее, но я отстранилась.
– Нет, – сказала я.
Ты пожал плечами, глаза опечалились. Потом ты взял меня за руку и рывком поставил на ноги. Я почти не сопротивлялась. Мы вышли на середину комнаты.
– А теперь ждем, – приказал ты.
– Чего?
– Солнца.
Ты усадил меня на кучу песка и листьев прямо в центре всего этого буйства красок. Солнце светило в окна так ярко, что трудно было держать глаза хоть немного приоткрытыми. Здесь и запах стоял сильный – запах листьев, трав, земли и плоти.
– Повернись вон в ту сторону, – сказал ты.
И повернулся лицом к дальней стене, а я сделала то же самое. Теперь, когда солнце светило нам в спину, я смогла разглядеть, как его лучи оттеняют светлые завитки и точки росписи, придавая ей объемность. Ты потянулся за горсткой сушеных листьев, раскрошил их в кулаке, затем достал из-под камня папиросную бумагу. Из другой кучки ты взял немного пепла, смешал с листьями, высыпал полоской на бумажку. Туго свернул и быстро провел по ее краю языком. А когда прикурил, я унюхала тот же сильный травянистый запах горящих пустынных листьев, которым в тот день пропиталось всё в этой постройке. Ты сделал длинную, глубокую затяжку и передал самокрутку мне.
Она была чем-то похожа на крохотное дерево, сгорающее у меня в пальцах. Я повертела ее, разглядывая светящийся красный кончик. И на этот раз попробовала затянуться – не знаю почему. Может, в тот день я чувствовала себя спокойнее обычного, питала больше надежд на то, что ты меня отпустишь. Горящие листья не были резкими на вкус, как обычный табак, но и не имели пряного запаха травки. Изысканный травянистый привкус вскоре расплылся у меня во рту, я почти не заметила, как понемногу выдохнула дым и расслабила плечи.
Ты откинулся назад, оперся на локти. Чем сильнее снижалось солнце, тем сочнее становились краски. Красный цвет оттенял остальные, придавал яркость темным участкам росписи. Широкие столбы света озаряли пол и миллионы разноцветных точек и цветочных лепестков на нем. Оттенки красного, оранжевого и розового подчеркивали цвета всего, что нас окружало, до такой степени, что казалось, будто мы сидим в самом центре ямы, полной огня… или посреди самого заката.
– Как будто мы в центре земли, да? – шепотом спросил ты. – Прямо среди углей.
Я чувствовала жар спиной, к которой прилипла футболка. Чтобы краски не расплывались, я часто моргала, но черные линии и фигуры всё равно танцевали перед глазами, как языки пламени. Потом солнце опустилось еще ниже. Его лучи дотянулись до твоего разрисованного тела, позолотили кожу… сделали ее сияющей. Заблестели песчинки на твоих руках. Я чувствовала солнце и на своей коже, которая становилась от него персиково-оранжевой, нежной и мягкой. Вся комната купалась в солнечном свете.
Ты не сводил с меня голубых глаз, окруженных золотом света. Я заметила черные отметины на левой щеке – крошечные следы какого-то насекомого, проложившего путь к твоим волосам прямо через шрамик на лице. Протянув руку, ты дотронулся до моей руки, твои пальцы цвета песка легко скользнули по ней. Именно там меня касалось солнце, там моя кожа была теплее всего. Ты провел по ней кончиками пальцев.