– А Лондон ты видишь? – спросил ты. – Там, вверху?
– То есть?
– Ты видишь большой город? Панораму на фоне неба? Мосты? Можешь нарисовать их, соединив линиями звезды?
Я вгляделась в небо. Сколько звезд, и с каждой секундой их всё больше. Слишком много, чтобы отчетливо увидеть хоть что-нибудь. Я соединила несколько звезд прямой линией, попыталась нарисовать Биг-Бен так, как ты рисовал Отдельности. Ты перевернулся и уставился на меня.
– Забавно, правда? – тихо заговорил ты. – Как ты смотришь в небо и находишь большой город, а я смотрю на Лондон и вижу бесплодную местность.
Я нахмурилась, переведя взгляд на тебя.
– Какую еще местность? Что это значит? – Иногда тебя было сложно понять.
– Да просто всё, что там, под этим городом, скрыто. – Ты задумчиво поскреб бороду. – Всю землю, всю жизнь, которая заперта под бетоном, готовая пробиться сквозь тротуар и в любой момент отвоевать город. Всё живое, скрытое под мертвым.
– Лондон – это не просто нагромождение бетона, – сказала я.
– Может быть. – Ты прищурился в темноте. – Но без людей он снова одичает. Понадобится лет сто, чтобы природа опять победила. Мы ведь не вечны.
– Но мы всё равно есть, – возразила я. – Нельзя пренебрегать людьми, зданиями, искусством и всем остальным, что есть в большом городе. Этого у него отнять нельзя. Иначе действительно не останется ничего…
Я осеклась, вспомнив, что оставила там; задумалась о поездках в школу на двухэтажном автобусе, мимо музеев и чугунных ворот парков. О двух старушках, которые садились передо мной и обсуждали «Жителей Ист-Энда». Крепче обхватила обеими руками колени, представляя, что происходит дома. Начались занятия в школе, Анна и Бен вернулись с каникул, лето кончилось. Зеленые листья пожелтели, опали, усыпали школьную площадку. В школьных коридорах еще не включили отопление, в гулком, похожем на пещеру спортивном зале по утрам стоит холод. Скучает по мне кто-нибудь или нет? Продолжает ли интересоваться мной? Или меня уже забыли? Я уткнулась подбородком в колени, слезы заструились по щекам. Не желая, чтобы ты заметил их, я спрятала лицо. Но ты всё равно заметил, сел и придвинулся ближе.
Ты положил ладонь на мою вздрагивающую от рыданий спину. Ладонь была теплой и твердой.
– Ты права. – Твое дыхание согрело мою шею. – Может, и в большом городе иногда находится что-то хорошее… прекрасное.
И ты притянул меня к себе. И сделал это так ласково и мягко, сначала обняв меня за плечи, а потом опрокинув назад. Я упала к тебе на руки, и это было падение как в замедленной съемке. Ты укрыл меня теплыми руками и одеялами, свил вокруг кокон уютной темноты. Мне вспомнился мотылек, которого я поймала, – невредимый, но плененный в темнице моих пальцев.
– Прости, – сказал ты. – Я не хотел тебя напугать.
Я почувствовала, что ты тоже дрожишь. Ты обнял меня крепче, прижал к своему вздрагивающему телу, к песку, земле и краске на нем. Я прильнула к тебе, на этот раз с готовностью ответить. Твой землистый запах оставил на мне след. Ты склонился, прижался к моим щекам, стер влажную краску, скользнув лицом по моим волосам. Я не шевелилась, свернувшись в тепле твоего тела, под одеялами, точно мягкая сердцевина раковины. Твои руки, обнимавшие меня, были твердыми, как камень. Я чувствовала, как ты касался губами моих волос. Ощущала твое теплое дыхание на кончиках ушей. И замерла, но не отстранилась. Я тщательно обдумала слова, которые мне захотелось произнести.
– Если бы мы сейчас были в Лондоне, – начала я, – и ты знал бы меня, как знаешь сейчас… то всё равно украл бы?
Ты долго молчал, окружая меня теплом своего неподвижного тела.
– Да, – наконец прошептал ты. И отвел мои волосы за уши. – Я просто не могу тебя отпустить.
Ты плотнее укутал меня одеялами. Я чувствовала твои теплые сухие ладони на плечах, твои пальцы охватывали их. Немного погодя ты откинулся на песок, увлекая за собой и меня. У меня больше не осталось сил с тобой бороться. И ты был теплым, таким теплым. Ты лежал на песке, а я – положив на тебя голову, прижавшись скулой к твоей груди. Я чувствовала, как расслабляется и становится мягче твое тело. И сама вдавливалась боком в песок, все еще теплый даже теперь. Ты обнимал меня одной рукой и гладил по голове другой. И говорил. Нашептывал истории о том, как пением духов земли была сотворена пустыня. Объяснял, что всё взаимосвязано и что весь мир вокруг меня держится на крылышке мотылька. Я закрыла глаза, не мешая твоему голосу убаюкивать меня. Я словно слышала журчание ручья. Я чувствовала, как шевелятся твои губы, трепещут, касаясь моего лба. Они были мягкими, а не сухими. А твои руки увлекали меня к тебе, глубоко в землю.
Так мы и уснули.
Меня разбудила розовая прохлада. Рассвет. Еще до того, как я открыла глаза и увидела, что тебя нет, я ощутила пустоту рядом – тепло куда-то исчезло. Мне недоставало его. Я потрогала песок: место, где ты лежал, было теплым на ощупь. Наверное, ты ушел недавно, вот песок и хранил твое тепло. В нем остался отпечаток твоего тела. Я обвела пальцами впадины, где помещались голова, широкие плечи, спина и ноги. Там, где спал ты, песок стал твердым, уплотненным. На некоторых песчинках остались следы краски.
Я завернулась в одеяла, преграждая путь утренней свежести. Но свет уже был слишком ярким. Даже когда я закрывала глаза, под веками разгоралось оранжевое зарево. Я села. И оказалось, что я вся в песке. Видимо, за ночь его нанесло ветром. Забавно, а я даже не почувствовала. Я стряхнула песок. Ряд камушков вел к разглаженному участку песка в нескольких метрах от меня. Я прошла по указателю.
На песке было написано несколько слов. Я встала рядом и прочла:
«Ушел ловить змею. До встречи. Тай х».
Я встала рядом на колени и провела пальцами по крестику. Стерла его, потом нарисовала заново. Ты не производил впечатления парня, способного написать на песке «х» – поцелуй. При этой мысли у меня екнуло в животе, но страшно уже не было.
Я поднялась. Стало зябко, требовалось подвигаться. Я оглянулась на дощатый дом, но идти туда не захотела. Пока еще нет. Чего мне по-настоящему хотелось, так это прикосновения твоих крепких горячих рук. Я жаждала твоего тепла. Обняв себя обеими руками, я попыталась растереться пальцами. Наверное, порой людей так же, как насекомых, тянет к теплу. Назовем это инфракрасным влечением. Мой взгляд блуждал в поисках человеческого тепла. Одного конкретного человека.
Я заморгала и потерла глаза. Глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось и вместе с тем не хотелось быть рядом с тобой. Какая-то бессмыслица. Недолго думая, я зашагала в сторону Отдельностей.
Возле верблюдицы я задержалась. Она лежала, вид у нее был сонный. Протянув руку, я почесала ее между глаз. Она заморгала, щекоча ресницами мое запястье. Я села рядом с ней, зарылась лицом в теплую пыльную шерсть и поглядывала на розово-серый рассвет. Утро выдалось идеально тихим. Издалека доносился щебет птичьих стаек, слетавшихся в Отдельности на утреннее купание. Я стащила ботинки, погрузила пальцы ног в песок. Потерла ступнями о него, чувствуя покалывание песчинок. Попыталась посидеть неподвижно, расслабиться наедине с верблюдицей и утренней тишиной. Но мне не терпелось разыскать тебя.
Дальше я направилась босиком. На цыпочках осторожно пробиралась между колючих растений, переступала с одного камня на другой, огибая Отдельности. Потом заметила свежие следы на песке. Твои. Поставила ступню в один из них: в отпечатке твоей ноги с запасом хватало места для моей.
Я проводила пальцами по камням и деревьям, медленно пробираясь вглубь Отдельностей. Поверхность валунов на моем пути меняла текстуру от гладкой до шершавой. Я коснулась волнистых линий на камне, оставленных древними ручьями. Черная птица каркнула на меня с высоты дерева – в тишине ее крик прозвучал резко, предостерегающе. Может, птица сообщала своим сородичам о том, что я, неуклюжее человеческое существо, вторглась на их территорию.
А я всё шла и шла. На пути попалась зазубренная глыба, отвалившаяся от основания одного из валунов. Что за ней, я не видела. Зато заметила путь в обход – несколько крупных плоских камней, по которым легко пройти. Приложив ладонь к валуну для равновесия, я стала переступать с камня на камень. Их прохлада была приятна ступням. Между камнями росли мелкие белые цветочки, похожие на растрепанные ромашки.
Уже собираясь выйти из-за отвалившейся глыбы, я услышала шорохи с другой стороны от нее. Кто-то хмыкнул – раз, другой. Потом стало тихо. Это мог быть только ты. Я помедлила, держась за валун, вдруг участилось дыхание. Выйти сразу и показаться? Или подождать и послушать? Я напрягала слух, пытаясь уловить новые звуки. Различила тихий шорох листвы. Приглушенную брань. И снова тишина. Держась за камень, я потихоньку выглянула из-за него.
– Джемма?
Ты окликнул меня так неожиданно, что я чуть не свалилась с камня. Но удержалась и вышла из-за глыбы. Ты стоял лицом ко мне, раскинув руки. На секунду показалось, что так ты ждешь меня – с распростертыми объятиями, чтобы сразу прижать к себе, как прошлой ночью. Солнце било тебе прямо в грудь, от него светилась кожа. На тебе всё еще сохранились следы краски, в волосах и на теле. Мне хотелось броситься к тебе, но что-то в твоих глазах меня остановило.
– Где твои ботинки? – шепотом спросил ты.
Я нахмурилась. Потом вспомнила:
– Змея!
Ты кивнул.
– Я чуть не поймал ее, но услышал, что ты идешь. Не думал, что ты пойдешь за мной. – Твой взгляд смягчился, ты с любопытством смотрел мне в глаза. И улыбался. – Все хорошо, – продолжал ты шепотом. – Эта змея не из агрессивных. Ей незачем тебя кусать. Просто стой тихо… там, где стоишь, и не наступай на песок, ладно?
– Да? – У меня вдруг дрогнул голос. Я кашлянула, не желая выдавать нервозность. – Может, мне вернуться домой?
– Нет, лучше постой смирно. Она где-то рядом; не хочу, чтобы ее отвлекли твои движения. – Ты выглянул из-за меня. – Просто посиди вон там, на камне, не двигайся и смотри в оба. А я буду дальше высматривать ее. – Ты откинул прядь волос со лба. – Не волнуйся, Джем, я их достаточно переловил.