На этих словах сыщики молча перекрестились.
– Так вот, если, говорю, замок, то еще куда ни шло. По прежнему своему состоянию вы начнете отбывать срок в благородном отделении. Читать книги вместо того, чтобы тачать сапоги… Это мы вам обеспечим. Что же касается не режима, а условий существования, то… Условия эти от нас, надзирающего органа, скрыты. Мы видим лишь отчеты, где все гладко. А как там люди сидят на самом деле… – Действительный статский советник развел руками: – И я не осведомлен, и даже начальник тюрьмы до конца не в курсе. Чтобы узнать это, нужно испытать на собственной шкуре.
Хрулев запнулся, явно сомневаясь, говорить дальше или нет? Лыков с Азвестопуло напряглись.
– Чего врать? Скажу прямо. Когда ночью запрут за вами дверь в камеру, никто уже не придет на помощь до утра. Вроде бы в таком отделении, среди лиц прежде привилегированных, бояться вам нечего. Но чего не случается в жизни? Надзирателя можно купить. Да и средь бела дня бывает опасно.
– И что может угрожать Лыкову средь бела дня? – хмуро поинтересовался Сергей.
– Да все что угодно. Например, новенького нарочно спровоцируют на драку, за это его посадят в карцер, а там окажутся его старые «приятели» – убийцы. Или он пойдет в баню, а в раздевальне поджидают все те же «приятели».
Трифонов подхватил:
– В мастерских могут быть непредвиденные встречи с фартовыми. Или парашечник заходит в камеру, и вместо чем вынести вазу, бросится с ножом. Или возвращается Алексей Николаевич из комнаты свиданий, а его атакует встречный бандит…
– Что же они у вас без надзора слоняются по всему замку? – воскликнул Азвестопуло.
– Между коридорами переходы арестантов формально запрещены, но на практике такой запрет сделал бы внутреннюю жизнь тюрьмы невозможной. Изоляция отделений парализует их уборку и хозяйственную жизнь. В реальности двери запирают только на ночь. А днем беспрестанно люди ходят: в больницу, аптеку, читальню, столярную мастерскую за уроком[57] или к каптенармусу за новыми чувяками. Как заставить их сидеть по камерам? Это невозможно.
И старший делопроизводитель развел руками так же выразительно, как только что его начальник.
– Короче говоря, Алексей Николаевич, гарантировать вашу безопасность в тюрьме мы не сможем, – педалировал Хрулев. – И никто не сможет. Как говорится, смотри в оба, а зри в три. Кочетков, конечно, надзор за вами усилит, не как за обычным арестантом, но…
Сыщики наконец осознали, в какую опасную командировку вот-вот уедет статский советник Лыков.
– Камера хоть будет одиночная? – нервно поинтересовался грек.
Шеф тут же поправил его:
– В одиночной быстрее зарежут, чем на людях. Потом, мне полагается «легавая». Есть такая в Литовском замке?
– Имеется одна, – со знанием дела ответил Трифонов. – Раньше держали больше, теперь бывших полицейских сидит всего трое. Станете четвертым.
– Бывают ли в замке э-э…
– Случаи?
– Да. Нехорошие случаи.
Трифонов вздохнул и покосился на начальника. Хрулев уткнулся в рюмку абрикотина[58].
– Ну? – чуть не выкрикнул Алексей Николаевич.
– Редко, но бывают, – тоже отвел глаза старший делопроизводитель. – Конечно, всякий раз мы проводим расследование и наказываем виновных. Трясем тюремный персонал. А…
– Михаил Михайлович, – перебил его сыщик, – давайте уже конкретику. Что и когда случилось, к примеру, в тысяча девятьсот одиннадцатом году. Он, считай, почти закончился, можно подводить итоги.
– Восемь ножевых ранений, – без предисловий стал загибать пальцы Трифонов. – Два убийства. Три покушения на убийство. Самоубийств, дай бог памяти, то ли пять, то ли шесть; одно из них весьма подозрительное.
– Так что убийств, возможно, три, – уточнил Алексей Николаевич.
– Очень даже вероятно.
– А драки между арестантами?
– Этих не счесть, каждую неделю кто-то с кем-то…
– Выходит, хваленый образцовый режим в столичных тюрьмах – это фикция, – констатировал сыщик.
– Увы…
– А были ли случаи побегов и нападения на тюремный персонал? – задал вопрос Азвестопуло.
– Давно не было. Лихолетье многому нас научило, теперь просто так к надзирателю не подберешься.
Трифонов имел в виду время с 1905 по 1910 год. Тогда и в стране, и в тюремной системе творилось черт знает что. Пик пришелся на 1907 год, когда от рук заключенных погибли 33 тюремных служителя и 169 были ранены. В числе убитых оказался и начальник ГТУ Максимовский, которого Лыков знал и весьма уважал.
Доходило даже до вооруженных нападений на тюрьмы. За годы лихолетья их произошло 15, из-под стражи вырвалось 133 арестанта.
Жизнь администраторов подвергалась опасности не только в стенах тюрьмы. Начальник Тобольской каторги Богоявленский открыл подкоп и тем предупредил побег. Ему отомстили. Чиновник ехал в пролетке с маленькой дочкой. Террорист на ходу вскочил на подножку, приставил к боку жертвы револьвер и выстрелил в упор. Богоявленский умер на глазах у ребенка. Более того, пуля застряла в почечном камне и лишь поэтому не убила еще и дочь…
– В последние два года случаи насилия по отношению к тюремщикам почти прекратились и носят теперь единичный характер, – счел нужным добавить Трифонов. – А в петербургских местах заключения их давно уже нет.
Четверо чиновников поужинали, выпили много коньяку с ликерами и разошлись. Сергей довел шефа до дома. Говорить не хотелось. У подъезда им вдруг встретился отставной подполковник Анисимов.
– Иван Федорович, вы что тут делаете? – удивился Лыков.
– К вам пришел, а вы… Вином от вас пахнет.
– Ужинал с Хрулевым, – признался сыщик. – Сами понимаете…
– С начальником тюремного управления? Одобряю. Но вот что пришло мне тут на ум, Алексей Николаевич…
– Давайте поднимемся ко мне, там и расскажете.
Но Анисимов заартачился:
– Лучше здесь, у меня всего несколько слов.
Полицейские начали прохаживаться вдоль дома, и аналитик стал говорить:
– Я обдумал все возможные варианты и пришел к выводу, что вас губят англичане…
Лыков сначала рассмеялся. Однако Сергей взял его за рукав, повернул лицом к собеседнику и сказал:
– Не обращайте внимания, продолжайте.
– Да, англичане! – с вызовом объявил подполковник. – Я сейчас аргументирую. Вы ведь намеревались обсуждать угасание «майкопского чуда» со Столыпиным…
– Ну и что? – не удержался и перебил Анисимова статский советник. – У меня ничего не вышло. Столыпина убили! А другие сановники послали меня куда подальше. Никого в правительстве и при Дворе нефтяные происки Альбиона на нашем юге не интересуют.
– Ну, это пока, – возразил аналитик. – Вы же не собирались опускать руки после смерти премьера?
– Нет, конечно.
– Вот, не собирались! И они, бритты, это знали.
– Откуда, черт возьми?
Иван Федорович оглянулся через плечо – никого. И сказал:
– Да хоть через Веригина.
– Поясните, – потребовал Азвестопуло.
Веригин был тем самым вице-директором Департамента полиции, которого после убийства в Киеве Столыпина отстранили от должности, вместе с его начальником Курловым. Сейчас в отношении них проводилась сенаторская проверка, по итогам которой виновные могли оказаться за решеткой.
– Поясняю, – терпеливо ответил Анисимов. – Вы знали, что Веригин был при Курлове личным финансистом? Он управлял денежными суммами шефа, в том числе вкладывал их в векселя и ценные бумаги.
– Ходили такие разговоры, – подтвердили сыщики.
– А я несколько раз слышал, как Митрофан Николаевич говорил в телефон с маклером Петербургской фондовой биржи. Они обсуждали перспективы роста или падения акций майкопских нефтяных обществ. Тех, что были созданы британскими промышленниками.
Повисла тишина, наконец Лыков приказал:
– Идемте все ко мне. Выпьем чаю и поговорим подробно.
Анисимов только во второй раз оказался дома у статского советника, но вел себя так непринужденно, что мигом обворожил Ольгу Дмитриевну. Оконишникова подала гостям чаю с ромом, закрыла за собой дверь, и сыщики впились в аналитика.
– Веригин играл с лондонскими фондами? На деньги Курлова?
– Ну, свои-то у Митрофанушки отсутствуют. Одно имение на полторы тысячи десятин, однако он им владеет нераздельно с матерью и братом на троих.
– Само по себе это ни о чем не говорит.
– Само по себе – нет. Но вы сопоставьте все события. Лыков по возвращении из Екатеринодара разве что государю плешь не проел насчет убийства русской нефтедобычи. Двух министров запугивал и собирался убедить премьера. Журналистов привлек. Сухомлинова с разведчиками. Думцев уже мобилизовал. Рано или поздно у него бы получилось. Алексей Николаевич готовил большой скандал.
– Не скандал я готовил, а желал привлечь внимание к нарушению интересов отечественной промышленности, – обиделся Лыков.
– Пусть так. Но неуемность статского советника стала представлять для аферистов опасность. Все-таки столица, Двор, пресса, тут много людей, падких на сплетни. И англичане начали следить за действиями нашего патриота отечественной промышленности. Через Веригина делать это было несложно.
Сыщики подумали и согласились, что такая связь могла иметь место. Потому как надо знать, кто такой этот Веригин. Он служил в Департаменте полиции лет десять. Карьера его шла ни шатко ни валко, поскольку чиновник не обладал никакими особыми талантами, кроме таланта подхалима. В 1906 году Веригин возглавил секретарскую часть и начал раздувать свою значимость. Он утверждал в курительной комнате, что без его одобрения ничего важного произойти не может… Мелочь из департаментских крыс сгруппировалась вокруг интригана. Все было довольно невинно, пока товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией, не был назначен Курлов. Он быстро выделил Веригина и сделал своим фаворитом. Митрофан получил придворное звание камер-юнкера и чин не в очередь. Статский советник в тридцать два года! Курлов пошел еще дальше и специально под любимчика пробил новую должность пятого вице-директора Департамента полиции, заведующего личным составом. Веригин совсем обнаглел. Если на вакансию шел не его ставленник, у такого кандидата вдруг появлялись проблемы с назначением. А Курлов не унимался, он выпрашивал у Столыпина производство Митрофана в камергеры. Но Петр Аркадьевич навел справки и отказался просить государя. Тогда Курлов решил свалить собственного начальника и занять место министра внутренних дел. Обещав кресло директора Департамента полиции Веригину. Заговором руководил