Коллеги некоторое время молчали. Потом Виктор Рейнгольдович спросил:
– Что вы решили?
– Я обязан доложить руководству. Решает оно, я лишь винтик в механизме.
– Так делайте это, бегом!
– Понимаю. Виктор, не обижайтесь на меня ради бога, но британское правительство в истории с вашим другом ни при чем. И наша секретная служба тоже. Это частная инициатива Георга Твиди и его псарни.
– Ой ли? Потом, у вас же есть управа на этого негоцианта. А вы набиваете себе цену, тянете время… Я уже выдал вам тайну, за что могу лишиться службы. Фактически ради спасения друга я пошел на предательство.
Элиот доверительно положил руку на запястье Таубе:
– Понимаю и ценю. Однако таковы правила игры в нашей профессии. Сами знаете.
Таубе давно уже чувствовал какую-то фальшь в словах собеседника. Теперь его догадка переросла в уверенность. Он строго посмотрел британцу прямо в глаза и велел:
– А теперь честно!
– Что честно?
– Сами знаете. Ну? Кто на самом деле опутал моего друга? Спрашиваю один раз. Соврете – отношениям конец.
И Элиот, секунду подумав, неожиданно начал признаваться:
– Хорошо. Вы сообщили мне секретные сведения, так и быть, отвечу вам тем же. Ваш друг сунулся не в свое дело, и нам дали команду его проучить. Так, чтобы отбить охоту у других. Речь идет о нефти, понимаете?
– Ну о нефти, – раздраженно повторил генерал-майор. – И что из этого следует?
Британец снисходительно покачал головой:
– Не будьте наивны, Виктор. Двадцатый век будет веком войны всех против всех за ресурсы. Главных ресурсов только два. Уголь, руда, хлопок, лес есть повсюду. Они не дефицитны. А вот эти… Мы с немцами делим между собой нитраты. С американцами – нефть. Кто будет обладать ими, тот властелин земного шара! Британская корона уберет любого, решившего помешать. И применит для этого любые средства. Консервация майкопских нефтяных полей – стратегическая задача. Так надо Британии.
– Значит, вы не оставите Алексея Николаевича в покое?
– После вашего предложения я надеюсь убедить начальство дать отбой. Вы слишком ценный источник. Если договоримся, считайте, статский советник прощен. Только посоветуйте ему впредь держать язык за зубами.
Таубе вздохнул:
– Он откажется. Лыков из тех редких людей, которым не все равно.
– Ну, тогда не знаю…
Виктор Рейнгольдович поднялся:
– Пора расходиться. Вам хватит трех дней, чтобы получить ответ?
– Полагаю, что да.
– Время дорого. Алексея Николаевича там убить хотят.
– Понимаю и сочувствую. Сделаю, что смогу, и максимально быстро. Ступайте первым, я за вами следом через десять минут. И не приходите больше на связь в генеральской шинели, вас видно за милю!
Таубе отметил про себя, что британец уже говорит с ним, как со своим агентом.
Он скрипнул зубами и вышел из кофейни. Покрутил головой по сторонам и двинулся в направлении Литейного проспекта. По пути сказал сам себе изумленно:
– Я только что совершил должностное преступление. Оказывается, это так просто…
На углу Знаменской генерал-майор поймал извозчика и велел отвезти его в Военное министерство. Там он прошел в закуток позади кабинета генерал-квартирмейстера ГУГШ[122], где помещались секретные делопроизводства.
Штабс-капитан Павел Лыков-Нефедьев удивился появлению его превосходительства:
– Дядя Витя, ты почему без телефона?
– Собирайся и идем, – коротко приказал нежданный гость.
Штабс-капитан схватил шинель с башлыком и последовал за генералом.
Таубе молчал, пока они не приехали к нему на квартиру. Дома он приказал жене поставить самовар и не высовываться, если не позовут. Та поняла, что дело серьезное, и ушла в задние комнаты. А Виктор Рейнгольдович усадил Павла напротив и начал рассказывать:
– Я только что встречался с Элиотом из британского посольства.
– Наш коллега? – догадался офицер.
– Так точно. Негласный помощник военного агента полковника Виндгама.
– Вы говорили об отце?
– Конечно. Требовал, чтобы они оттащили своих ребятишек. Анисимов оказался прав – это дело рук британской секретной службы.
– И что? – напрягся Лыков-Нефедьев. – Каков результат встречи?
– Не тот, на который я рассчитывал. Элиот легко согласился прекратить козни. Ибо надеется, что твоего отца вот-вот зарежут в тюрьме. Так что услуга ему ничего не будет стоить. Но взамен англичанин потребовал выдать какой-нибудь секрет.
– Вот даже как… – поразился Павел.
– Ничего удивительного, я ожидал чего-то подобного. Но затем услышал то, чего никак не ждал. Британец сообщил, что знает о наличии у нас резидента в Берлине. Очень информированного, доклады которого читает сам государь.
Лыков-Нефедьев онемел. А Таубе продолжил:
– Федору Федоровичу угрожает опасность. Если даже в Лондоне узнали о его существовании, ясно, что это поняли и в Берлине. Когда ты передал его последний доклад дипломатам?
– Десять дней назад.
– Элиот чуть ли не цитировал мне его. Извещен, сукин кот, что бумаги отданы Сазонову. Кретины!
Генерал беззвучно выругался и подытожил:
– Я срочно выезжаю туда. Надо предупредить Буффаленка. Пусть ляжет на дно, прекратит всякие контакты с нами. Надолго, не меньше чем на год.
– Монкевиц[123] такое на разрешит.
– Плевал я на него! Он и знать об этом не будет. Никто не должен знать, кроме тебя.
– Понял, дядя Витя. Но мне придется как-то объяснить начальству, почему наш резидент прекратил выходить на связь.
– Разумеется. После моего возвращения Федор пришлет по своему каналу письмо. Что болен и прекращает всякие контакты до выздоровления. А болезнь ему придумаем такую, чтобы долго-долго лечиться. Душевную или еще похлеще… Это мы с ним на пару покумекаем. А ты пока обдумай операцию прикрытия. Я отлил британцу пулю, что нашим резидентом был Данненгирш.
– Который недавно умер? – сообразил Павел и ухмыльнулся. – Ловко!
– Ловко не ловко, а деваться было некуда. Сейчас эта идея кажется мне не совсем удачной, но уже поздно ее менять. Так что развивай ее за неимением лучшей. Организуй утечку в германских провинциальных газетах. Глухие намеки без доказательств. Обыграй контракт на обустройство военно-морской базы в Либаве, деловые интересы Данненгирша в Риге и Мемеле. Часто приезжал в Россию, и все в таком духе. Кажется, у покойного был русский управляющий в его имении в Саксонии – засвети его.
– Погубим невинного человека, – возразил штабс-капитан.
– А ты хочешь погубить Фридриха Гезе? Агента, которого мы готовили двадцать лет?
Они помолчали, потом Лыков-Нефедьев пробурчал:
– Слушаюсь…
– Это разведка, Паша, тут не до сантиментов. Скоро война. Буффаленок – наш самый полезный кадр. Никто другой даже близко не подобрался к его уровню. Уже сейчас его сведениям нет цены. А когда начнется? Понимаешь?
– Да. Извини.
– А сейчас из-за глупости наших сановных петухов жизнь Федора висит на волоске. И только мы с тобой можем его спасти.
– Да, да, я согласен.
Таубе продолжил:
– Предупредить резидента – наша святая обязанность. Но это очень трудно. Я допускаю, что германцы уже заподозрили Федора. Следят, просматривают почту. Как с ним теперь встретиться, чтобы поговорить?
– А если написать по нашему каналу? – предложил Павел.
– Нельзя, тут нужен личный разговор. И не с кем попало, а с человеком, который вправе приказать Федору лечь на дно. А такой человек всего один – это я.
– Вы правы.
– Мне понадобится паспорт какой-нибудь неприметной страны. Бельгии или Швейцарии, к примеру.
Лыков-Нефедьев сообщил:
– В секретном столе есть несколько паспортов, но их выдают только с разрешения Николая Августовича.
– А стибрить один нельзя?
– Стибрить? Из Особого делопроизводства Генерального штаба?
– А хоть бы и так.
Виктор Рейнгольдович вскочил и начал ходить по комнате.
– Выехать я могу по своему дипломатическому паспорту, он остался от прежних времен. С чужой фамилией и моей фотокарточкой. Маршрут проложу через Вену и Триест. Сделаю петлю и пролезу в Немеччину с запада.
– Если Федор Федорович под наблюдением, вы сами пропадете и его погубите, – предостерег старшего младший.
– Поучи ученого! – огрызнулся барон. – Скажи лучше, сумеешь украсть документы?
Штабс-капитан покачал головой:
– Нет. Они строго охраняются, я птица не того полета. А если попробовать через Департамент полиции? У них собственный паспортный стол для нужд Заграничной агентуры.
– Дельная мысль, – согласился Таубе. – Схожу к Белецкому, поклонюсь в ноги. Совру что-нибудь подходящее.
– Врать не придется! Скажете, что отца выручаете, – предложил Павел.
Самовар тем временем вскипел. Разведчики сели чаевничать, и штабс-капитан начал аргументированно возражать его превосходительству:
– Ехать в Германию вам никак нельзя.
– Почему?
– У вас, извините, одна рука. Убойная примета. Швабы сразу вычислят. Сами знаете, как они следят за чинами Генерального штаба, имеющими отношение к разведке.
Таубе подумал и нехотя согласился с этим доводом. Он стал предлагать другие варианты:
– Можно вызвать Буффаленка в Австро-Венгрию, там надзор слабее.
– Возражаю. В последнее время Эвиденцбюро[124] стало работать гораздо лучше. Потом, австрияками у нас в Особом делопроизводстве занимается полковник Самойло, без его помощи вы туда не проникнете. А он потребует санкции все того же Монкевица.
– И что выходит? – рассердился Таубе. – Никуда ехать нельзя, остается сидеть дома и ждать, когда Фридриха Гезе казнят как русского шпиона?
– Ехать надо, – рассудительно сказал Павлука. – Но в третью страну. В ту же Швейцарию, например. Это у себя дома швабы всесильны и могут выставить армию филеров для слежки за Гезе. В Швейцарии их возможности буду много меньше. У вас появится шанс.