Потом выяснилось, что он дважды судимый. Употреблял наркотики. В общем, полный букет всех отрицательных качеств. Он работал у меня около месяца. Затем вышел мой прежний водитель, а этот вернулся на свое место. А через некоторое время у меня начались неприятности. Он нагло пришел ко мне и заявил, что я должен дать ему деньги на развитие его собственного дела. Естественно, что я указал мерзавцу на дверь.
Через два дня этот тип снова пришел ко мне. Дождался, когда вечером все ушли, и сказал моему секретарю, что у него важное дело. Назовем его Виктором. Уже в ультимативном тоне он опять потребовал денег. Я снова отказал. И тогда он сказал, что у него есть компрометирующие меня материалы.
Горбовский вздохнул.
— Вы же понимаете, у каждого человека есть свои тайны. А водитель — это как член семьи. Пока он месяц работал со мной, ему удалось выяснить некоторые подробности моей личной жизни. Вот он и решил меня этим шантажировать, угрожая, что обо всем расскажет жене. А у моей супруги больное сердце. В общем, я снова выгнал шантажиста, но на этот раз в более грубой форме. Сказал, что он ничего не получит.
Дронго внимательно слушал. Он видел, как нервничает сидевший перед ним человек.
— Я думал, что он больше не придет, — продолжал Горбовский, — но в прошлую субботу он неожиданно появился у меня на даче. Наша дача находится в охраняемой зоне, но охранники знали его в лицо и поэтому пропустили. Он был сильно навеселе. Увидел меня во дворе и начал осыпать оскорблениями. Я стоял около бассейна, собирался купаться. Он кричал, что ему нужны деньги и я должен их дать. Говорил, что я достаточно богатый, чтобы одолжить ему такую небольшую сумму. Начал показывать мне фотографии, которые он успел сделать. Оказывается, он по-настоящему следил за мной и даже сделал фотографии. Я оттолкнул его руку, сказал, что не стану смотреть эти снимки. Вот тогда он и разозлился по-настоящему. Он убрал снимки в карман и неожиданно достал нож. Я даже не понял, что именно произошло. Поднял руку, защищаясь, и он меня порезал. Потом ударил еще раз. Рядом со мной никого не было. Мои охранники были в доме. Никто не мог даже предположить, что все кончится так страшно. Увидев кровь, я оттолкнул этого типа от себя.
Горбовский снова налил себе воды и выпил ее.
— В общем, около бассейна всегда бывает скользко, — продолжал он, — а этот тип, начиненный наркотиками и уже сильно пьяный, и без того не очень уверенно стоял на ногах. Я поэтому и не позвал охранников, не хотел, чтобы они с ним разговаривали. Да и стыдно было не справиться самому с таким пьяным выродком. Откуда я знал, что у него будет нож? Когда я его толкнул, он поскользнулся, взмахнул руками и упал. Упал, ударившись виском о край бассейна. Как раз о самый угол. Если падать сто раз, то не сумеешь попасть так точно. А он попал. В общем, он умер почти мгновенно.
Я накрыл тело брезентом и побежал в дом, чтобы перевязать свои раны. Когда я вернулся, он все еще лежал под брезентом, но я обратил внимание, что край брезента был приподнят. Я наклонился вниз и с ужасом увидел, что фотографии исчезли. Я обыскал его тело дважды, но ничего не нашел. Пришлось позвать Сашу и нашего садовника Акопа, чтобы они отнесли тело убитого в машину. Я хотел позвонить в милицию, все рассказать, но они меня начали отговаривать. В общем, Акоп и Саша дали показания, что видели, как Виктор приехал к нам домой и, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения, прошел к бассейну, неожиданно упал и ударился головой. Экспертиза подтвердила, что он был не только пьяный, но и успел сделать себе укол. Из прокуратуры дважды приезжали следователи, но в общем они тоже понимали, что в таком состоянии человек может не только упасть, но и утонуть в бассейне. Мне сообщили, что дело будет закрыто.
Горбовский тяжело вздохнул. Провел рукой по волосам.
— И тут для меня началось самое страшное, — глухим голосом произнес Роман Андреевич.
ГЛАВА 2
— Фотографии, — напомнил Роман Андреевич, — исчезнувшие фотографии. Они неожиданно нашлись, — он тяжело вздохнул. Затем взглянул на Дронго, — я думал, что они просто выпали у погибшего. Не придал этому значения. Не до того было. У меня рука была в крови, и от боли я не мог нормально соображать. А потом понял, что фотографии не могли просто так исчезнуть. Их кто-то взял.
— Ваш садовник или ваш телохранитель? — уточнил Дронго.
— В том-то и дело, что нет, — вздохнул Горбовский, — они были вместе и, когда услышали шум борьбы, крик Виктора, вместе прибежали к бассейну. Именно вместе. Но ни один из них не видел фотографий, которые были у погибшего Виктора.
— Значит, их забрал кто-то другой? — спросил Дронго. — Кто еще в тот момент был у вас на даче?
Горбовский вздрогнул, посмотрел на стоявшие бутылки. И вдруг сказал:
— Иногда хочется напиться и сойти с ума. У меня абсолютно идиотская, невозможная, невероятная ситуация. И дело даже не в том, что я убил этого подонка, который давно заслуживал подобной участи. Удивляюсь, как его взяли на работу, не обратив внимания, что он наркоман. И тем более доверили автомобиль. Хотя я тоже хорош, даже не смотрю, кто меня возит. Привык заниматься своими делами, сидя в машине. Обслуживающие меня люди уже давно слились в одну безликую массу. Это будет уроком и мне самому.
— Вы по-прежнему о нем думаете?
— Я думаю о своей семье. В момент смерти Виктора один охранник сидел у дверей дома, а Саша и Акоп прошли в сад и работали там. В доме оставалось несколько человек, которые мне очень дороги. И когда исчезли фотографии, я даже не мог представить, что один из моих родственников… вы представляете? Кто-то из моей семьи взял эти фотографии и теперь решил меня шантажировать.
— В каком смысле? — не понял Дронго.
— Я получил вот это письмо, — судорожно вздохнул Горбовский, доставая письмо. Протянул его Дронго. — На нем нет отпечатков пальцев, — добавил Роман Андреевич, — я проверял.
Дронго раскрыл письмо. На нем были наклеены буквы, вырезанные из различных газет.
— «Один миллион долларов наличными, — прочитал Дронго, — место укажем. Ты убил Виктора. Срок три дня».
— Очень интересно, — вежливо сказал Дронго, возвращая письмо. — Значит, еще кто-то решил вас шантажировать? Может, кто-то из знакомых убитого.
— Нет, — ответил Горбовский, схватив письмо и засовывая его во внутренний карман, — дело в том, что вместе с письмом мне прислали и фотографию. Одну из тех, которые были в кармане убитого. Кто-то стоял за домом и смотрел на нашу стычку с Виктором. А потом, когда я побежал в дом, прошел к телу и похитил фотографии.
— Как вам передали это письмо?
— Положили мне на стол. В моем кабинете, на даче, — сказал Роман Андреевич, — и учтите, что в нашем доме на этой неделе не было чужих. Только свои.
— Это серьезно, — согласился Дронго. — Значит, в момент смерти Виктора на вашей даче было двое охранников и садовник. И вы убеждены, что ни один из них не мог взять эти фотографии.
— Абсолютно убежден. Охранник, который сидит у ворот, не должен никуда отлучаться. У него даже будка туалета рядом поставлена. Он обязан быть постоянно на своем месте. А Саша отправился помогать Акопу. Именно поэтому рядом со мной никого не оказалось в тот момент, когда я разговаривал с Виктором.
— Тогда перечислите мне своих родственников, которые в этот момент находились в вашем доме, — попросил Дронго.
— Моя мать, — ответил Горбовский, — жена, брат, дочь, сын, няня дочери и супруга моего брата. Больше никого. Только учтите, что моей дочери семь лет и вряд ли она стала бы доставать фотографии из кармана убитого мужчины.
— Значит, если исключить вашу дочь и обслуживающий персонал, на даче в момент смерти Виктора было еще шесть человек?
— Шесть, — вздохнул Горбовский, — и кто-то из них видел мою стычку с шантажистом. Затем, когда я ушел, этот человек достал фотографию из кармана убитого и прислал мне это страшное письмо. Вы понимаете мое положение? Я вынужден подозревать кого-то из самых близких мне людей. Ну кто может меня шантажировать?
Моя мать? Мой брат? Жена? Сын? Это же с ума можно сойти. Жить не хочется. Я даже не знаю, как мне реагировать на подобное письмо. Сегодня истекает третий день. Я за эти дни столько передумал. И принял решение прийти к вам. Мне не денег жалко, один миллион я соберу. Мне нужно знать, кто из моих близких на такой шантаж пошел. Я ведь теперь никому из них не доверяю. Просто с ума схожу.
— Вы сказали, что в доме было шесть взрослых людей, — напомнил Дронго, — ваша мать, жена, брат, его супруга и ваш сын. Итого пятеро. А шестая была няня вашей дочери. Она ведь не является вашей родственницей?
— Даже ближе чем родственница, — неожиданно произнес Горбовский, — ее я бы исключил из этого списка.
— Как это исключили? — не поверил услышанному Дронго. — Остальных бы оставили, а ее исключили? Погодите, но она ведь не ваша родственница… Хотя вы сказали «даже ближе». Неужели она ваша любовница?
— Я не люблю этого слова, — признался Горбовский, — но это на самом деле так. Ей тридцать два года, и она только недавно вернулась из Франции. Совершенно потрясающая женщина. Так получилось, что мы стали близки. Я понимаю, как это некрасиво, но ничего не мог с собой поделать. Знаете, почему бы я ее исключил?
— Потому, что на снимках она была с вами? — неожиданно ответил Дронго.
Горбовский вздрогнул. Изумленно взглянул на Дронго.
— Да, да, — кивнул Роман Андреевич, — все верно. Поэтому я бы ее сразу исключил. Зачем ей похищать фотографии, которые ее же и компрометируют? Если бы она захотела меня шантажировать, то могла бы и без всяких фотографий все рассказать. Но тогда ей пришлось бы уйти из дома.
— С миллионом долларов она вполне может это сделать, — невозмутимо заметил Дронго.
— Что? — изумленно спросил Горбовский. — Вы думаете, это она? Вы ее подозреваете? Но она могла и раньше…
— Раньше у нее не было доказательств, — возразил Дронго, — но самое важное даже не в этих фотографиях. Присылая их вам, неизвестный шантажист хотел подчеркнуть, что видел вашу стычку с Виктором. В данном случае речь идет совсем не о фотографиях, а об убийстве человека.