ДПЛП повезло, что у него были очень опытные старшие офицеры. Питер Джеффрис, как я вскоре понял, был выдающимся лидером, который командовал бригадой во время Второй мировой войны, а теперь творил чудеса, сплачивая вместе очень молодой батальон, который на семьдесят процентов состоял из военнослужащих-призывников. Наш командир роты, Реджи Аткинсон, тоже был ветераном войны с 1939 по 1945 год и кавалером двух Военных крестов. Он был приверженцем высочайших стандартов, что я полностью одобрял.
- Не думаю, что мне это нравится, - говорил он своим высоким, ворчливым голосом, обходя наши позиции, и его придирчивые жалобы обычно выводили нас из себя.
Одной из его навязчивых идей была укладка мешков с песком: мешкам нужно было придать идеально прямоугольную форму и уложить их внахлест друг на друга так же аккуратно, как кирпичи в стену дома (это, конечно, было абсолютно разумно, поскольку при хорошей укладке стены становятся намного прочнее). Еще одним аргументом было то, что у нас должны быть большие запасы боеприпасов на передовой.
- Никогда не знаешь, когда ввяжешься в бой, - говорил он, - и никогда не знаешь, как долго он продлится.
Он настаивал на том, чтобы у нас было по 6000 патронов на каждый ручной пулемет, по 1000 патронов на каждую винтовку и по три дюжины гранат на каждого в каждом дзоте - огромные запасы.
Каким бы требовательным Реджи ни был, он вскоре завоевал мое уважение. Он был строгим и справедливым и всегда говорил то, что думал. Он каждый день обходил наши позиции, внимательно осматривая их, и я увидел, что его внимание к деталям было необходимо в оперативной обстановке. Иногда он действительно хвалил, но не сильно, так что, если вы получали похвалу, вы дорожили этим и знали, что заслужили.
Мне также повезло с моими непосредственными подчиненными. Сержант моего взвода был моей правой рукой. Сержант Бейкер не отличался сильным характером, но был исключительно вежливым и эффективным человеком с большим опытом, на который я мог с пользой опереться. Среди младших унтер-офицеров у нас было много ярких личностей, не в последнюю очередь молодой и способный капрал Коллинз и капрал Крэнни, откровенный, дерзкий парень с очень острым умом, который мог многого добиться, если ему дали правильные указания. Излишне говорить, что солдаты приложили все усилия, чтобы превратить свое необычное окружение в экзотическую копию Дарема, дав всему знакомые названия: их участок фронта стал Литтл-Дарем или Брансепет, передвижной кинотеатр на территории базы - "Джордиан", а бар - "Северный петух", после его первоначальной постройки на Грейт-Норт-роуд. Моральный дух был поднят благодаря потоку подарков, которые поступали из дома через Корейский фонд мэра Дарема: многодиапазонные радиоприемники "Зенит", новейший доступный тип, пользовались большой популярностью, и их было достаточно чтобы в каждый взвод поступило хотя бы по одному, для регулярного прослушивания новостей.
Несмотря на строгие меры предосторожности, на которых настаивал Реджи Аткинсон, мы продолжали нести потери. Однажды ночью на наши позиции обрушился сильный обстрел, и мы все укрылись в наших блиндажах - все, кроме одного повара, который остался в своей жестяной лачуге-камбузе на обратной стороне холма, вне поля зрения китайцев, надеясь, что ему это сойдет с рук. Снаряд упал почти на него, и он был смертельно ранен осколком в живот. Я никогда не забуду, как он кричал от боли перед смертью. Другой ночью в результате китайского обстрела был оборван телефонный кабель, по которому мы поддерживали связь со штабом роты. Поскольку мы думали, что крупная атака неизбежна, нам казалось необходимым найти разрыв и восстановить линию связи. Младший капрал, вызвавшийся добровольцем, был трудолюбивым, преданным своему делу связистом, который очень гордился тем, что поддерживал нашу кабельную связь в рабочем состоянии. Он ушел только для того, чтобы быть убитым очередным снарядом. Его смерть заставила нас чувствовать себя особенно подавленными, потому что он был таким храбрым и бескорыстным человеком.
Однажды вечером двух новых офицеров еще до рассвета отправили на передовую, чтобы они могли осмотреть местность, над которой им предстояло патрулировать. Временно командовал ими Боб Макгрегор-Оукфорд, еще один командир взвода, который пробыл в Корее на несколько недель дольше меня и был награжден Военным крестом за выдающееся мужество, проявленное во время патрулирования. Когда они стояли в траншее, вражеские минометы открыли огонь, и Боб, чья реакция за долгие недели службы была отточена до остроты, в последний момент почувствовал, что одна из бомб летит прямо в них. С криком он нырнул в укрытие, увлекая за собой одного из людей. Но новички, у которых не было возможности познакомиться со смертоносными звуками минометного огня, реагировали гораздо медленнее. Когда бомба упала на парапет над ними, человек, которого схватил Боб, был ранен в бок, но выжил. Другой был убит в свой первый день на войне.
Хуже всех этих потерь, нанесенных врагом, были несчастные случаи в бою, которые мы понесли сами, и то, что американцы называли "братоубийством" или "синие по синим" - потери, непреднамеренно понесенные нашей стороной. Одним относительно спокойным вечером я был в своем блиндаже, когда услышал грохот, донесшийся откуда-то совсем рядом. Отправившись на разведку, я обнаружил, что в другом блиндаже взорвалась граната. Четверо человек были зажаты в тесном пространстве, и один из них проводил проверку запала. Каким-то образом он не смог заранее извлечь детонатор. Когда он отпустил предохранительный рычаг и услышал шипение запала, он в панике выронил гранату, и все четверо бросились к выходу. Первый споткнулся о занавесь, закрывавшую дверной проем, упал и увлек за собой остальных. Граната взорвалась позади них и ранила всех четверых, причем двое из них были настолько серьезно ранены, что их пришлось эвакуировать в Соединенное Королевство.
Другой ночью мы услышали внезапную стрельбу из "Брена" и другого стрелкового оружия в районе нашего патрулирования. Я позвонил в штаб роты в поисках информации, но там ни у кого не было никаких новостей. В конце концов до нас дошли слухи, что постоянный патруль подвергся нападению и что один человек был убит, а другой ранен. Только на разборе событий, после того как выжившие вернулись, мы узнали, что произошло на самом деле. Члены патруля расположились довольно далеко друг от друга, обеспечивая круговую оборону. Один из них, занервничав, подумал, что услышал движение противника, открыл огонь и попал одному из своих товарищей в затылок. В завязавшейся перестрелке еще один человек был ранен. Итак, в этих двух инцидентах я потерял шесть человек из тридцати двух в моем взводе: потери составили почти двадцать процентов.
В последние дни мая, всего через три недели после моего приезда, мы были втянуты в отчаянную борьбу, которая стала известна как четвертая и последняя битва за Крюк. Ночь за ночью ходили слухи, что китайцы вот-вот начнут массированную атаку на Крюк - холм, который тогда удерживали наши соседи, полк герцога Веллингтонского, и на то место, где рядовой Билл Спикмен из "Славных Глостерцев" годом ранее получил Крест Виктории, продолжая бросать камни на китайцев после того, как у него закончились патроны. Мы все думали, что штурм начнется в ночь на 20 мая, поскольку позиции "Герцогов" подверглись феноменальному обстрелу из 4500 снарядов, однако атаки не последовало, и только в сумерках вечером двадцать восьмого китайцы внезапно появились на брустверах в полном составе. Ожесточенность ночных боев была неописуема: ближний бой и рукопашная схватка продолжались несколько часов подряд, и мы, "Даремцы", забившись в траншеи, с дистанции сверху всего в ста пятидесяти ярдах с одного фланга, поливали атакующих китайцев огнем из стрелкового оружия, пока они шли в атаку, а снаряды продолжали сыпаться на наши собственные позиции. К утру, когда атака была, наконец, отбита, "Герцоги" потеряли двадцать четыре человека убитыми и сто пять ранеными, но тела или останки более двухсот пятидесяти китайцев были разбросаны по всему холму.
Смерть и увечья стали частью нашей жизни. Всякий раз, когда кого-то из моего взвода убивали или ранили, я всегда находил это очень трагичным, но в то же время понимал, что должен быть осторожен, чтобы не показаться подавленным. Испытывая жалость к людям, которых он потерял, командиру легко пожалеть самого себя, но он должен подавлять любое проявление горя. Если они мертвы, значит, они мертвы, и он больше ничего не может для них сделать. Таким образом, его работа заключается в том, чтобы сохранить жизнь всем остальным, поддержать их моральный дух и заставить работать дальше. Если командир сломается из-за того, что тело унесли на носилках, остальная часть его подразделения долго не протянет.
Тем не менее, я сам находил ночные патрули чрезвычайно пугающими. Они были также очень увлекательными, так что я всегда стремился участвовать в них. Но я также знал, что патрулирование - это занятие с высокой степенью риска, и что каждый раз, когда мы выходим наружу, нас могут убить или ранить. Разведывательный патруль из трех-четырех человек имел то преимущество, что был небольшим: он мог передвигаться незаметно и при необходимости сливаться с местностью. И все же я всегда чувствовал себя увереннее в боевом патруле численностью в десять-пятнадцать человек, поскольку мы были более хорошо вооружены, а численность давала большее чувство безопасности, а также возможность нанести ответный удар. На открытом месте мы двигались в боевом порядке "стрела" или "ромб", и я всегда ставил сзади надежного человека с пулеметом "Брен", чтобы он охранял наш тыл, потому что китайцы были необычайно искусны в том, чтобы подкрадываться к вам сзади, следовать за вами по пятам, а затем внезапно открывать огонь в спину. О неразберихе и интенсивности этих ночных операций лучше всего можно судить по выдержке из официального разведывательного доклада о действиях в ночь на 24 июня 1953 года:
"Один конт