Мне повезло, что я добрался до Кореи, когда зима уже закончилась. Остальным членам батальона пришлось пережить сильные морозы, когда лежал глубокий снег и температура была такой низкой, что ни один патруль не мог оставаться на посту более получаса без серьезного риска переохлаждения. В мое время температура никогда не была слишком высокой или низкой, а главным метеорологическим врагом был дождь, который превращал наши окопы в реки грязи и затоплял наши выгребные ямы в земле.
В последние дни войны по всей линии фронта разгорелись ожесточенные бои, поскольку китайцы отчаянно пытались добиться успеха в последнюю минуту, поскольку все знали, что мирные переговоры, которые велись в Пханмунджоне, были близки к урегулированию, и что, когда наступит конец, граница будет установлена в соответствии с окончательные позиции обеих сторон. В этих решающих сражениях мало что было достигнуто, но были понесены тяжелые потери, особенно со стороны американцев и китайцев.
К тому времени ДПЛП находился в резерве и помогал строить Канзаскую линию: батальон отслужил одиннадцать месяцев из своего годичного срока службы и вот-вот должен был быть сдать участок Королевскому Уорикширскому полку. Строить землянки для других людей на резервной позиции, которая, возможно, никогда не понадобится, было чрезвычайно утомительным занятием, которое я терпеть не мог. В какой-то мере это компенсировалось тем, что наступило лето, и мы жили в палатках, а не в землянках. Когда 27 июля, наконец, вступило в силу перемирие, мы устраивали званый ужин в нашем собрании-палатке, со свечами на столах и бутылками шампанского: как только пришло известие, мы выбежали на улицу и замерли в благоговейном страхе, вслушиваясь в тишину. Впервые за три года из-за холмов перестал доноситься грохот артиллерии. Мы все почувствовали огромное облегчение - и, возможно, именно потому, что люди потеряли бдительность, на следующий день один человек погиб, подорвавшись на мине.
Вскоре пришло время отправляться на наше следующее место службы, в Египет. Но прежде чем сесть на корабль в Пусане, мы отправились поездом, чтобы посетить военное кладбище в Сеуле. Этот опыт никого не оставил равнодушным: наши собственные потери были достаточно велики, за год батальон потерял двадцать четыре человека убитыми и сто сорок четыре ранеными, но они были ничем по сравнению с огромными потерями - более 33 000 убитыми и более 100 000 ранеными - понесенными американцами.
Мой первый опыт участия в боевых действиях длился всего три месяца, но он был необычайно насыщенным. Я обнаружил, что война чрезвычайно требовательна, но редко бывает ясной: все было в беспорядке и неразберихе. Пытаясь проанализировать свои чувства, когда мы уходили, я обнаружил, что не испытываю личной ненависти к китайцам. Я видел, что для них, как и для нас, бои были работой, которую необходимо было выполнять: их политические руководители посылали их на поле боя точно так же, как наши посылали нас, и вражеские солдаты, должно быть, переживали почти те же переживания и эмоции, что и мы. Тем не менее, они сделали все возможное, чтобы убить нас, и единственным способом остановить их было заставить их замолчать. С северокорейцами дело обстояло иначе - они были жестокими и порочными людьми. К сожалению, именно они охраняли большинство наших пленных.
Если я и усвоил какое-то правило выживания на войне, так это следующее: когда кто-то хочет тебя убить, тебе лучше прикончить его первым или, по крайней мере, не попадаться ему на пути - иначе ты не долго сможешь думать о проблеме.
Глава 6. Из пустыни в Дарем (1953-1956 годы)
Отправляясь в Египет на борту военного корабля "Эмпайр Оруэлл", я начал задумываться о доме. Более четырех месяцев я не получал известий о своей семье. Я написал несколько писем своей матери, но не ожидал от нее ответа, так как знал, что она не в состоянии ответить. Я также написал своей бабушке, но при таких напряженных отношениях я почти не удивился, что от нее ничего не было слышно. Я предположил, что Майкл был слишком занят, нарушая правила в Харроу, чтобы находить время для переписки, а Дэвид усердно занимался своими уроками в Сент-Питер-Корт. Единственным человеком, который вообще вышел на связь, была няня Тернбулл; я, конечно, был рад получить от нее весточку, но, как она писала из своего дома в Дамфрисе, она ни словом не обмолвилась о событиях на юге Англии. Отсутствие контактов меня не беспокоило: мое воспитание укрепило мою природную независимость, и я был погружен в армейскую жизнь. Тем не менее, мне хотелось знать, как продвигаются дела у моей матери.
Едва мы отплыли из Пусана, как напряжение начало нарастать, поскольку на борту судна находилось много британских военнопленных, недавно освобожденных коммунистами, и среди них было несколько человек, которые пытались заискивать перед китайцами или даже активно работали на них. Условия и так были тяжелыми: десантные палубы были переполнены, повсюду сновали солдаты, и было трудно чем-то их занять. На поверхность неизбежно выплеснулись все сплетни, злоба и неприкрытая ненависть, которые копились в лагерях для военнопленных: на них начали указывать пальцами и вершить жестокое правосудие.
Большинство бывших военнопленных принадлежали к Глостерскому полку и Королевскому Ольстерскому стрелковому полку, и среди них был легендарный подполковник Джей Пи Кэм, командир Глостерского полка, чье необычайное мужество и лидерство во время битвы на реке Имджин принесли ему Крест Виктории. На борту корабля в обязанности ДПЛП входило управление десантными палубами, и это оказалось нелегкой задачей. Наша главная проблема заключалась в том, что, хотя мы были главными, мы не знали людей и не знали, что каждый из них сделал. Кроме того, сами солдаты были деморализованы и несогласованны, поскольку в плену они были отделены от своих офицеров, а их охранники делали все возможное, чтобы разрушить единство среди них. За исключением Энтони Фаррар-Хокли, адъютанта "Глостеров", который девять раз пытался сбежать от китайцев и все еще сохранял феноменальную энергию, их офицеры были не в том состоянии, чтобы проводить время на десантных палубах. Сам Кэм казался очень замкнутым - что было неудивительно, после ужасных лишений, которые он перенес за восемнадцать месяцев одиночного заключения, большую часть которых он провел запертым в ящике, похожем на гроб. В результате мы почувствовали, что сидим на бомбе замедленного действия.
В этой неловкой ситуации Фаррар-Хокли оказался бесценным помощником. Его настрой был таким, что казалось, будто он только что вернулся из отпуска отдохнувшим, и его помощь предотвратила множество драк и травм. Под его руководством мы выявили людей, которые были определенно виновны и о которых было известно, что они перешли на сторону китайцев. Мы отделили их и поместили в камеры на нижней палубе исключительно для их же собственной защиты, но к тому времени, когда мы добрались до Гонконга, стало ясно, что враждебность к ним настолько сильна, что оставаться на борту для них опасно. Тех, кто, как было известно, подвергался угрозам - либо потому, что они этого заслуживали, либо просто потому, что на них указывали слухи, высаживали на берег и оставляли в лагере на холмах, пока все не остынет.
Оставшаяся часть путешествия в Египет прошла более спокойно, и я смог провести время со своим взводом. К этому времени я почувствовал, что командовать ими - это не просто моя работа: после того, как я пережил с ними жгучий опыт, я полюбил их. Эти люди были моей жизнью, и они значили для меня невероятно много. Работать с ними, извлекать из них максимум пользы, казалось мне почти призванием. Размышляя об этом, я всегда приходил к одному и тому же выводу: чем больше я для них делаю, тем больше моя награда. Эта теория, постоянно подтверждаемая на практике, стала частью моей жизненной философии: если вы действительно заботитесь о людях, это не значит быть мягким с ними, но заботиться о них больше, чем о себе, они быстро оценят ваши усилия в их интересах. Вы завоевываете их уважение, и у нас складываются особые отношения. Разговаривая с ними на судне, я задумал организовать взводный концерт, и это увенчалось потрясающим успехом, в котором приняли участие все, у кого был хоть малейший талант. Моим собственным вкладом было крайне немелодичное исполнение "The Blaydon Races", для которого мне пришлось выучить слова.
К тому времени, когда нас высадили на берег в Файиде, на Больших Горьких озерах в Египте, многие солдаты уже год не были в Англии, и им предстояло провести за границей еще два года, прежде чем они снова увидят дом. Однако в те дни такие длительные командировки были обычным делом, и никому и в голову не приходило жаловаться. Хотя нам и не хотелось это признавать, по сути, мы были оккупационной армией, задачей которой была охрана британских объектов вдоль Суэцкого канала от все более враждебного местного населения. За последние несколько лет в Египте усилились националистические тенденции: летом 1952 года король Фарук был свергнут, а в июне 1953 года, всего за несколько недель до нашего приезда, в июне 1953 года генерал Негиб провозгласил Египет республикой, а себя президентом и премьер-министром. Британцы становились все более и более непопулярными, а арабы использовали любую возможность, чтобы выразить свое недовольство нашим присутствием, особенно вдоль этого символа империалистического капитализма - Суэцкого канала. В те дни, до появления реактивных самолетов дальнего действия, канал все еще имел важнейшее стратегическое значение, поскольку он на тысячи миль сокращал любые пути на Дальний Восток, и египтяне страстно желали завладеть им.
Лагерь Сент-Гэбриел а почти полностью состоял из палаток, установленных на бетонных основаниях; он был окружен концертиной из колючей проволоки и патрулировался по ночам вооруженными часовыми: необходимая мера предосторожности, поскольку египтяне, помимо того, что были настроены антибритански в целом, были удивительно ловкими ворами - как показал один случай. Офицерское