собрание и некоторые палатки располагались на отдельной территории, освещаемой по ночам прожекторами и огороженной десятифутовым барьером из проволоки, который охраняли вооруженные часовые. Казалось невозможным, что кто-то посторонний мог проникнуть на эту небольшую территорию незамеченным; однако однажды ночью какой-то араб, проявив удивительную ловкость и полевую выучку, проскользнул внутрь через проволочный барьер и унес все, что не было прибито из палатки командира, пока тот спал в ней, не только его форму и личные вещи, но даже халат, который лежал на краю его кровати.
К тому времени командиром был подполковник П.Х.М. "Крекерс" Мэй, который сменил Питера Джеффриса, когда батальон покинул Корею. Считалось, что прозвище Крекерс произошло либо от его вспыльчивого характера, либо от безумной отваги, которую он проявлял, возглавляя патрули во время Второй мировой войны. В любом случае, оно ему идеально подходило. Он выглядел как настоящий офицер - всегда в отличной форме, с безукоризненно причесанными волосами и аккуратно подстриженными усами и, безусловно, был достаточно вспыльчивым, чтобы мы его немного побаивались; но он также был первоклассным командиром.
Естественно, он был недоволен кражей своего имущества. Помимо личных потерь, это плохо отразилось на боеготовности батальона. Но его реакция на возмущение была оригинальной и конструктивной: он попросил меня указать на слабые места расположения офицерского собрания и написать отзыв о том, как бы я проник в лагерь, если бы был вором. "Изучи это с точки зрения противника", — сказал он мне, и, сказав это, преподал мне ценный урок: командир всегда должен стараться представить себя на месте противника и продумывать любую конфронтацию не только со своей стороны, но также и с точки зрения противника.
Оказавшись в плоской пустыне за проволочным барьером, я изучил лагерь со всех сторон и придумал способ обойти оборону. Затем я предложил различные небольшие улучшения, такие как изменение освещения; и даже если я не смог придумать никаких оригинальных идей, это упражнение заставило меня почувствовать, что, возможно, мне есть что предложить батальону. Осмелюсь предположить, что, поручая мне это задание, Крэкерс с самого начала преследовал цель вселить уверенность в молодого офицера.
Наша жизнь была, мягко говоря, неуютной. Жара была невыносимой, мухи выводили из себя. Мы дежурили по крайней мере три ночи в неделю, и у нас не было никаких обычных развлечений: ни телефона, ни радио, ни тем более телевидения или видеокассет. В те дни отдых рассматривался как привилегия, не всегда доступная. Сразу за лагерной оградой начиналась пустыня: сначала ровная, она тянулась до невысоких холмов вдалеке. Ближайшим местным поселением была Фанара, деревня из глинобитных хижин, расположенная примерно в миле от нас, а ближайший город Фаид, расположенный в пяти или шести милях, мало привлекал нас. Каир находился в пяти часах езды на запад и в любом случае за пределами досягаемости. Даже в нашем районе передвижение военнослужащих регулировалось строгими правилами: никому не разрешалось входить в гражданский район в одиночку, поскольку всегда существовал риск, что арабы попытаются перерезать горло одинокому британцу.
Моей собственной реакцией на эти лишения было создание новых форм развлечения для людей. Первым из них было дзюдо. Поскольку спортивных матов в наличии не было, я реквизировал несколько отбракованных обоссаных матрасов, и сшил из них огромные маты. Затем я нашел унтер-офицера, который был мастером по дзюдо, убедил его проводить занятия, и вскоре этим заинтересовалось довольно много солдат.
Следующим моим увлечением стали верблюжьи бега. Любой, кто имел дело с верблюдами, знает, что они могут быть спокойными и дружелюбными, но в то же время могут быть своенравными и, как правило, лучше всего работают на своих владельцев. Когда я нанял полдюжины верблюдов из окрестных деревень, я понял, что нас ждет веселое времяпрепровождение. Перед большим количеством участников из батальона добровольцы-наездники поняли, что просто сесть верхом на верблюда - это настоящее представление. Зверь опускается на колени, и жокею приходится карабкаться ему на спину, которая все еще находится довольно высоко над землей; затем, по команде, он резко встает, раскачиваясь, задними ногами вперед, передними отдельно, так что всадник энергично подпрыгивает вверх-вниз.
После того, как жокеям были даны исчерпывающие советы, мы пригласили шестерых из них на игру. Было сделано несколько ставок, и они отправились на поле, которое, как предполагалось, имело форму овала. Один или два владельца прониклись духом праздника, надеясь, что им удастся выиграть немного денег или, по крайней мере, что их животные приобретут в округе репутацию быстроходных. Других, однако, это не заинтересовало, и вскоре они потеряли контроль над своими верблюдами, которые направились через пустыню к своим родным деревням, а солдаты отчаянно тряслись на их спинах, находясь слишком далеко от земли, чтобы легко спрыгнуть, и зная, что если они внезапно прибудут в какое-нибудь незнакомое поселение, туземцы почти наверняка будут настроены враждебно. В конце концов, большинство из них предпочли отделаться синяками и прыгнули, и в целом вечер прошел настолько успешно, что по многочисленным просьбам были организованы еще пара заездов.
Столь же восторженные отклики были встречены и на концертах, организованных по моей инициативе. Здесь мой опыт постановки шоу на борту корабля оказался хорошим подспорьем: опять же, нам приходилось в значительной степени полагаться на собственные таланты, но главным событием каждого выступления была танцовщица живота, нанятая из какого-нибудь сомнительного местного источника за минимальные деньги. В любом другом месте вид толстой египтянки, покачивающей своим округлым животом в такт своеобразной арабской музыке, не вызвал бы особого ажиотажа; но здесь, в пустыне, солдаты, которые месяцами изголодались по женскому обществу, встречали даже самых отъявленных ведьм потрясающей какофонией свистов, волчьего воя и стонов, и каждое представление было переполнено.
Вскоре у нас развилось более опасное пристрастие - к мотогонкам по пересеченной местности. Не без оснований ДПЛП гордился тем, что является ведущим поло-клубом, но поло и лошади были для меня проклятием, а мотоциклы привлекали гораздо больше. Сначала я позаимствовал 250-кубовый BSA в департаменте горных работ, которым руководил мой старый друг Джон Беркмар, и катался по пустыне за лагерем исключительно ради развлечения. Затем я обнаружил, что несколько солдат проявляют такой же энтузиазм, поэтому мы объединились в группу и создали команду по гонкам на пересеченной местности. Когда мы услышали, что в армии ежегодно проводятся соревнования по кросс-кантри, мы приняли в них участие и начали усердно тренироваться, вставая на рассвете и выезжая в горы до восхода солнца, в результате, к некоторому удивлению всех остальных в полку, мы выиграли чемпионат зоны Суэцкого канала. К тому времени я сам выбыл из команды, потому что некоторые люди стали более опытными, чем я; но когда команда отправилась на чемпионат Ближнего Востока на Кипре, она блестяще выступила и заняла второе место - достижение, которое заставило замолчать насмешки игроков в поло и принесло полку немалую славу.
Эти дополнительные занятия означали, что каждое мгновение моего дня было заполнено; они также означали, что мне приходилось вставать очень рано по утрам - и, как следствие, я не мог бодрствовать по вечерам. Я стал бояться "официальных приемов" - официальных обедов, которые устраивались два-три раза в неделю и на которые все должны были приходить в парадной форме, и вскоре приобрел репутацию человека, который засыпает между основным блюдом и пудингом. В этом отношении я был чрезвычайно предсказуем. Крекерс Мэй однажды пришел на ужин с шумным старомодным будильником; когда он увидел, что я клюю носом, он завел его, поставил так, чтобы он сработал через несколько минут, и передал его по столу одному из моих соседей, который спрятал его в предмете из полкового серебра, стоявшей передо мной. Когда он внезапно ожил, я в ужасе вскочил, решив, что наступил рассвет, и вызвал у всех приступ смеха.
Мне больше нравилось вообще удрать из лагеря и отвести свой взвод в Бир-Удейб, учебный полигон на берегу Красного моря, примерно в шестидесяти милях к югу. Это было удивительно удаленное место, которое давало нам удивительную свободу: у нас было море для купания, пляж, плоская пустыня, а затем пустые холмы, возвышающиеся на западе, где мы могли беспрепятственно маневрировать и стрелять боевыми патронами.
Крекерс Мэй был очень благодушно настроен ко мне в отношении Бир-Удейб: видя, что я полон энтузиазма и неортодоксален и всегда стараюсь делать тренировки максимально увлекательными и реалистичными, иногда со значительным риском, он позволял мне приезжать туда и заниматься этим неделями подряд. У нас неизбежно было несколько острых углов, но все они были поучительными. Однажды я вез грузовик с солдатами по очень узкой дороге, которая поднималась под углом по склону горы. На полпути внутренняя сторона фургона начала скрежетать о камень; передние колеса находились на краю обрыва, и в течение нескольких минут казалось, что машина вот-вот опрокинется. Я приказал всем, кроме водителя, выйти, и ему каким-то образом удалось выбраться наверх. На другой день мы отправились в дальнее путешествие по пустыне по часовой стрелке, намереваясь добраться до порта Суэц, расположенного в двадцати милях к северу от нашего лагеря; но из-за того, что я отказывался доверять своему компасу, мы заблудились, и у нас с шестьюдесятью людьми почти закончился бензин посреди пустыни и очень мало воды. Этот эпизод раз и навсегда научил меня тому, что главное в чтении карт и навигации - это верить тому, что говорит вам ваш компас.
Ведя такую насыщенную и энергичную жизнь, я обнаружил, что месяцы пролетают с поразительной быстротой. Крэкерс Мэй несколько раз обсуждал возможность моего перехода с краткосрочной службы на постоянную комиссию, и я уверен, что озадачил его своим отношением к повышению: я сказал ему, достаточно правдиво, что меня нисколько не волнует, какого звания я достиг. Меня больше интересовало то, чем я мог бы заниматься, что мне нравилось бы и в чем, поскольку я получал от этого удовольствие, у меня были некоторые шансы на успех.