На пятый день мы погрузились на трехтонные грузовики и отправились вглубь страны. Даже на равнине было очевидно, насколько сильно влияние повстанцев: пустыня была усеяна разбитыми машинами, а в ходе шестидесятимильного путешествия мы потеряли еще три, подорвавшихся на минах. По невероятному невезению, наш англо-индийский санитар Билл Эванс находился в каждом взорванном грузовике. Сначала, примерно через двадцать миль, у его грузовика оторвало колесо, и он приземлился в пустыне. Не успел он пересесть в другой автомобиль, как тот тоже подорвался. Когда это случилось в третий раз, он сам, хотя и не пострадал, был контужен, и никто не хотел брать его в качестве пассажира.
В конце концов мы добрались до Низвы, деревни в предгорьях, недалеко от южного края Джебель-Ахдара. Это было красивое место с прекрасным круглым глинобитным фортом, красивыми деревьями и протекающим через него чистым ручьем - именно таким, каким, как мы надеялись, должна быть Аравия. Но не деревня привлекла наше внимание. Теперь мы впервые увидели нашу цель - и это было зрелище. Сквозь жару и пыльную дымку на северном горизонте вырисовывался огромный массив серо-коричневых скал. Ее можно было бы назвать Зеленой горой, но в это время года зелени было немного: в бинокль мы могли разглядеть сухие заросли кустарника на ее коричневатых склонах, но в остальном она выглядела бесплодной.
Этот первый взгляд дал нам некоторое представление об особом строении горы. Его склоны, казалось, состояли из огромных каменных плит, уложенных под крутыми углами: гладкие на вид плиты поднимались на тысячи футов под углом в пятьдесят-шестьдесят градусов, прежде чем заканчиваться небольшими утесами, которые отвесно обрывались к подножию следующей плиты. Казалось, что гора покрыта гигантскими плитками, накладывающимися друг на друга. Примитивные карты и аэрофотоснимки показывали, что в горный массив поднимаются различные вади с крутыми склонами, но само высокогорное плато, лежащее на высоте от семи до восьми тысяч футов, было достаточно ровным.
Проведя несколько часов в Низве, мы отправились в Тануф, деревню в десяти милях к северо-западу, прямо у подножия горы. Это место так часто подвергалось нападениям повстанцев, что большинство людей покинуло его, но там был размещен небольшой гарнизон войск султана с 25-фунтовой пушкой, из которой они обстреливали гору, когда по вечерам с нее спускались налетчики. Здесь мы снова расположились в палаточном лагере, чтобы подготовиться к штурму.
В своей оперативной инструкции № 1 Дин-Драммонд указал, что:
"Эскадрон "D" 22-го полка SAS проведет наступательную разведку на всех склонах, ведущих в гору, и на плато с целью:
а) Получения информации обо всех возможных маршрутах в гору.
б) Устроить засаду и убить пикетчиков в вади или где-либо еще.
в) Убить Талиба."
Такова была наша краткая информация. До нашего прибытия дела у правительственных войск шли плохо. Согласно отчету SAS, операции носили "бессистемный, невоенный, бесполезный и иногда почти самоубийственный характер". Инициатива "совершенно определенно принадлежала повстанцам". Сразу же стало ясно, что от нашего патрулирования днем толку не будет. Во-первых, жара была смертельной, а во-вторых, пикеты повстанцев, охранявшие возвышенность, могли прижать нас на досуге. Поэтому мы начали активное ночное патрулирование, изучая, как передвигаться и вести бой в горах в темноте, и собирая информацию о возможных маршрутах подъема на плато.
Половина эскадрона, 16-й и 17-й отряды, отправились на северную сторону горного массива, чтобы произвести разведку, под командованием капитана Мьюира Уокера, огромного шотландца с огненно-рыжими волосами, известного своим сослуживцам-офицерам как "Рыжий Рори", а солдатам, как это ни парадоксально, как "Черный Абдул". После успешного разведывательного патрулирования они основали базу высоко в районе под названием Акбат. Главной особенностью тамошней горы, которую прочно удерживали повстанцы, была пара вершин, которые вскоре были официально названы Сабрина, в честь известной актрисы того времени, но в просторечии их стали называть "Сиськами-близнецами". Другие известные места также получили названия для удобства пользования: Пирамида, Амбиция, Кассино, Нандо13.
Мой патруль остался в Тануфе, исследуя плиту и вади над деревней. Днем стояла невыносимая жара, и даже ночью, когда температура воздуха резко снижалась, скала оставалась горячей на ощупь. Трудно было представить себе большую перемену по сравнению с Малайей, и все же многие элементы нашей подготовки в джунглях теперь сослужили нам хорошую службу.
Мы привыкли передвигаться бесшумно, при тусклом освещении, используя сигналы руками вместо устных команд, и, самое главное, мы были в хорошей форме, как цыганские собаки. Вскоре мы уже поднимались и спускались с горы - как выразился Танка в одной из своих неподражаемых фраз - "быстро, как в трусиках шлюхи". Я не знаю, чтобы в какой-либо другой кампании физическая подготовка играла столь важную роль: без нее мы не добились бы успеха.
Однажды вечером в нашем лагере в Тануфе Танкист отличился. Он уже видел, что нашим пулеметам "Брен" не хватало дальнобойности для таких условий: пространство было огромным, и повстанцы быстро поняли, что на расстоянии тысячи ярдов и более наши шансы поразить их очень малы. Нам требовалось более мощное оружие, и Танка заметил его в виде пулеметов "Брауниг" .30 калибра с воздушным охлаждением, установленных на бронированных автомобилях, принадлежащих подразделению лейб-гвардии, расквартированному вместе с нами. Со времен службы в Королевском танковом полку он знал, что это превосходное оружие с эффективной дальнобойностью в 3000 ярдов, и предложил Джонни Уоттсу позаимствовать парочку у кавалерии.
Подойдя к командиру лейб-гвардии, который курил большую сигару, Джонни высказал свою идею. Кавалерист высокомерно ответил, что "Браунинги" слишком сложны для простых пехотинцев. Джонни, как обычно, курил одну из грязных черут, которые купил на каком-то базаре в Малайе, и майор лейб-гвардии поспорил с ним на десять приличных сигар, что никто из его людей не сможет разобрать ни одного пулемета и собрать его заново. Джонни призвал оружейника в качестве свидетеля, после чего Танкист расстелил подстилку, разобрал пулемет и за несколько минут собрал его заново. Кавалерист был удивлен, но расплатился, так что они все с удовольствием покурили. Что гораздо важнее, он одолжил нам два пулемета и инициатива Танкиста насчет оружия, которая начиналась как шутка, возможно, спасла мне жизнь.
Как только мы начали подниматься на гору, Джонни свалился с сильной лихорадкой, по-видимому, малярией, и лежал в своей палатке, обливаясь потом, с опасно высокой температурой. Ему было так плохо, что он думал, что умрет, и мы тоже. По сей день он клянется, что его заставили вернуться к нам звуки, которые он услышал, когда я и кто-то еще за пределами его палатки вполголоса обсуждали, кто должен принять командование эскадроном после его смерти. Это так взбесило его (по его словам), что он сразу почувствовал себя лучше.
Набравшись смелости, мы задумали тридцатишестичасовое патрулирование: ночью подняться на гору, днем залечь на высоте в сангарах или небольших укрепленных пунктах в скалах, чтобы наблюдать за передвижениями противника, а следующей ночью спуститься вниз. Первый такой патруль, который я провел, увенчался успехом, но не слишком большим. Дневная жара была невероятно сильной: железо в скале, казалось, притягивало, поглощало и усиливало солнечные лучи, так что к ней было слишком жарко прикасаться, а дыхание требовало сознательных усилий. Несмотря на строгую дисциплину, нам нужна была каждая капля воды, которую мы с таким трудом тащили с собой. К тому времени, когда мы вернулись на базу поздно вечером второго дня, мы были обезвожены и близки к изнеможению.
Каждое патрулирование убеждало нас в том, что мы имеем дело с умелым, смелым и решительным врагом. Аду могли ходить босиком, а некоторые из них могли быть вооружены древними гладкоствольными ружьми Мартини-Генри; но у большинства были относительно современные винтовки "Ли-Энфилд" .303-го калибра, из которых они стреляли чрезвычайно точно. У них также были крупнокалиберные пулеметы и два вида минометов, трехдюймовый и калибра 81-мм., грозная огневая мощь. Кроме того, они были подтянутыми и подвижными и знали каждый ярд своей территории.
Их эффективность стала очевидной в ходе инцидента, произошедшего 26 ноября. Накануне вечером 19-й отряд выслал два патруля из пяти человек, которые расположились на возвышенностях и залегли там на весь день. Примерно в 14.00 патруль под командованием Танкиста Смита увидел одинокого араба, поднимавшегося снизу по вади и окликавшего товарищей на скалах наверху. Танкист подождал, пока мужчина не приблизился на расстояние двухсот ярдов, махнул ему рукой, чтобы он остановился, и застрелил его несколькими выстрелами из своей винтовки.
Эти выстрелы заставил гору ожить. Около двадцати повстанцев открыли огонь, и пули полетели во все стороны. Второй патруль находился примерно в шестистах ярдах от них и, услышав шум, приготовился перейти на прикрытие, но один из них не успел. Капрал Дюк Суинделлс встал, но тут же был сбит выстрелом в грудь повстанцем, прятавшимся в скалах всего в двухстах ярдах под ним. Суинделлс погиб в течение полуминуты, и перестрелка продолжалась полчаса, прежде чем повстанцы отступили. В конце концов SAS удалось отступить, унося тело Суинделлса. Никто не мог объяснить, почему он - опытный боец Миддлсекского полка и кавалер Военной медали - так долго стоял на гребне, держась на высоте, но катастрофа подчеркнула, насколько меткими были арабские снайперы. Суинделлс был похоронен на маленьком тайном кладбище на берегу, куда было трудно добраться со стороны суши, и где в прежние времена экипажи кораблей хоронили своих усопших. По сей день туда нет доступа с суши, кроме как спуститься по скале, и это как раз то место, где, как мне кажется, он хотел бы лежать.