Наш предыдущий опыт пребывания в зоне Канала заставил нас насторожиться. Мы знали, что у египтян нет причин испытывать симпатию к британцам, особенно после Суэцкой кампании (в которой Джулиан принимал участие), и ожидали, что нас встретят враждебно. На самом деле люди изо всех сил старались быть полезными, но вскоре мы узнали, что страна превратилась в полицейское государство, кишащее правительственными агентами и информаторами, стремящимися заработать лишний пиастр. Почта подвергалась цензуре, телефонные линии прослушивались, и нужно было быть очень осторожным с тем, что говоришь на публике.
Несомненно, нашим самым ценным контактом был Дерек Росоман, директор компании "Стейплдонс", наших агентов. Он не только помог нам оформить все необходимые документы в рекордно короткие сроки: он везде добивался самых низких цен, организовал бесплатную буксировку по каналу и, как я написал в своем последнем письме домой, "перевернул вверх дном весь Порт-Саид и "Стейплдонс" в частности" ради нашей выгоды, - угостил нас потрясающим обедом и ужином на второй день. Учитывая, что все британское население городка составляло пятнадцать человек, он, вероятно, был рад увидеть новые лица; но, судя по всему, он был чрезвычайно гостеприимен. Он также принес мне огромную пачку почты, которую ловко переправила Поппет Кодрингтон, которую я оставил дома отвечать за почтовые отправления.
В перерывах между покупками и развлечениями на берегу на яхте выполнялась обычная работа - приборка, отдрайка, покраска, зарядка аккумуляторов и так далее. Рано утром в понедельник, 4 июня, наш катер появился, как и было обещано, и взял нас на буксир в хвосте утреннего конвоя, идущего по каналу. Поскольку наша максимальная скорость составляла семь узлов, большие корабли, двигавшиеся со скоростью восемь узлов, постепенно удалялись от нас, и под жарким ясным солнцем наше путешествие оказалось самым спокойным. Первые несколько миль берега были покрыты тростником, но вскоре он сменился низкорослыми деревьями и голой пустыней, в которой из-за жары постоянно возникали миражи.
Для больших судов канал был односторонним, но мы были достаточно малы, чтобы проскальзывать мимо прибывающих конвоев, и всякий раз, когда мы встречали британское судно, мы энергично махали руками. Мы остановились на ночь в Исмаилии, где искупались; утром греческий лоцман нашего буксира поднялся на борт и настоял на том, чтобы взять румпель, что позволило нам расслабиться, почитать, понаблюдать за другими судами и (в моем случае) вспомнить то время, когда у меня было свободное время. провел время с ДПЛП в лагере Сент-Гэбриел, всего в нескольких милях от нашего пути.
В Суэце компания "Стейплдонс" снова приняла отличные меры от нашего имени: нас встретил агент, и нам предоставили очень хорошее жилье. Благодаря экономии, достигнутой Дереком Росоманом, мы почувствовали, что можем позволить себе туристическую поездку в Каир, расположенный примерно в восьмидесяти милях к западу, и отправились в путь на автобусе советского производства, который на сумасшедшей скорости вел египтянин, крепко давя правой ногой на газ и правой рукой давя на клаксон. Каир показался Джулиану "красивым и очень романтичным". Мне, который в последний раз видел город девять лет назад, показалось, что здесь произошли огромные улучшения, не в последнюю очередь в плане расчистки трущоб, и, несмотря на мои сомнения по поводу методов Насера, я должен был признать, что его режим добился поразительного прогресса.
Каким-то образом мы не смогли найти дешевый отель, который рекомендовал Дерек, поэтому в итоге остановились на две ночи в отеле "Семирамида", который значится как "Гранд Люкс", но очаровательный и старомодный, со стильным рестораном в саду на крыше. В компании хорошего, честного гида по имени Махди я обошел базар и Арабский квартал, где наблюдал за резчиками по меди и кости, работающими инструментами, которые почти не изменились за три-четыре тысячелетия.
Вечером мы отправились к пирамидам в Гизе, где проходили светомузыкальные представления. К счастью, в тот день шоу было на английском языке, и оно произвело глубокое впечатление:
"Когда мы сели, справа от нас была Великая пирамида Хеопса, а слева - пирамида его сына Хефрена. Перед ними скорчился Великий Сфинкс с телом льва, символизирующим силу и царственность, и головой царя Сефрена и головным убором его царицы. Две другие пирамиды уходили вглубь, в темноту, и когда зажглись огни, становясь все ярче под аккомпанемент музыки, из Сфинкса донесся звучный голос: "Я видел каждый рассвет за последние пять тысяч лет". Нам повезло, что была четверть луны, которая висела в небе, так красиво возвышаясь над двумя большими пирамидами, что казалась почти искусственной."
В ту ночь мы спали как убитые на непривычно роскошных простынях, а на следующее утро в 10.00 позавтракали в постели. Это сибаритское увлечение оставило нам всего два часа на осмотр Каирского музея, который также поразил мое воображение: никогда еще я не видел такой коллекции сокровищ, среди которых золотой саркофаг Тутанхамона был лишь одной ослепительной достопримечательностью. Я вышел из музея с головой, полной планов изучать египтологию, а также посетить Верховья Нила.
Еще в Суэце, пока я работал на яхте, Джулиан собрал всю возможную информацию о навигации в Красном море, одном из самых опасных участков нашего маршрута, с его неизведанными рифами и непредсказуемыми течениями, а также с дополнительной опасностью, связанной с тем, что рефракция, вызванная жарой, часто затрудняет точное определение местоположения солнца и звезды. К тому времени мы оба нервничали из-за наших финансов, которые были на пределе, и когда в египетской газете появилась статья, в которой сообщалось, что яхта "Кейп Альбакор" принадлежит "нефтяному принцу из Хадрамаута", я решил написать домой:
"Все, что я могу сказать, это то, что если у среднестатистического нефтяного принца есть что-то вроде превышения по кредиту, который будет у нас с Джулианом после этой поездки, он может сохранить свою нефть, а я соглашусь стать солдатом".
Перед отъездом из Суэца мы взяли с собой десять дополнительных галлонов воды и решили ограничивать себя четырьмя пинтами в день для любых целей, пока не поймем, что опережаем график. Затем, 10 июня, мы отправились по нашему последнему отрезку пути - только для того, чтобы через день попасть в штиль и ощутить ошеломляющее тепло Красного моря. Температура в каюте поднялась до 53°C, и большую часть дня мы были вынуждены либо томиться от жары во влажной тени внизу, либо поджариваться на солнце на палубе.
13 июня, когда мы пересекали Суэцкий залив, мы обнаружили, что у нас появилась компания в виде зловещего вида акулы, которая, казалось, одним глазом следила за нашими обнаженными (и, без сомнения, сочными на вид) конечностями, а другим - за металлической вертушкой, вращающейся на конце лага для измерения расстояния, которое мы преодолевали. Два дня спустя, во время моей вахты, лаг издал внезапный пронзительный звук, и я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как прибор стоимостью в 20 фунтов исчез, превратившись в акулий завтрак.
В северной части Красного моря ветер, казалось, стихал ночью, а затем постепенно усиливался утром до пяти-шести раз в течение дня. В основном он дул с севера, что нас вполне устраивало, но по мере того, как он усиливался с каждым днем, на море возникали крутые, неспокойные волны, из-за которых яхте было неудобно двигаться, а время от времени возникали странные волны. В ночь на 14 июня Джулиан только заступил на вахту, когда на нас напали два таких монстра:
"Первый просто обрушился и перевалился через форштевень. Второй обрушился, когда мы были на нем. "Кейп Альбакор" сначала опрокинулся, а затем устремился вниз по склону, быстро развернувшись бортом. Кокпит был наполовину залит. Рулевой промок насквозь. "Кейп Альбакор" лежал дольше, чем когда-либо прежде. Повсюду пиво и разбитые бутылки."
Под палубой все разлетелось по каюте, и беспорядок был неописуемый. Разбитые бутылки были только частью проблемы: те, что уцелели, были так встряхнуты, что, когда я начал наводить себя в порядок, они начали взрываться одна за другой, разбрасывая повсюду пиво и осколки стекла. Это было все равно что оказаться посреди минного поля, не зная, какая бутылка взорвется следующей.
Еще семь дней мы уверенно продвигались вперед. "Теперь мы обгорели на солнце настолько, насколько это вообще возможно, - записал Джулиан в судовом журнале, - и можем сидеть голыми весь день, за исключением штиля. Тогда необходимо надевать рубашку". Северные ветры постепенно стихли, и 22 июня мы достигли точки, в которой юго-западный муссон, дувший от мыса Доброй Надежды в Аравию, начал преобладать. Теперь, за несколько дней до места назначения, мы столкнулись с одними из самых сложных условий путешествия - нам не только дул попутный ветер, но и в то же время сильное течение со скоростью в три узла несло нас из Красного моря через Баб-эль-Мандебский пролив.
Поначалу это течение ускоряло наше продвижение, но когда мы приблизились к Периму, небольшому вулканическому острову на самом дне Красного моря, это едва не привело к катастрофе. Наши карты показывали, что мы могли бы пройти Перим либо по широкому проливу на запад, либо по узкому, но глубокому проливу на восток. После тщательного рассмотрения мы выбрали восточный пролив, между островом и мысом Аравия.
Все шло хорошо, пока мы не оказались в трех милях от Перима. Затем ветер стих, оставив нас без движения и рулевого управления.
Пустынный, скалистый берег острова быстро приближался, когда течение несло нас к нему со скоростью почти в три узла. О том, чтобы пристать к берегу или бросить якорь, не могло быть и речи, так как море было глубиной во много морских саженей. Не имея возможности точно управлять кораблем, мы решили, что безопаснее всего будет обогнуть остров, но единственным средством изменить направление было единственное десятифутовое весло, которое мы взяли с собой в качестве аварийной мачты. Мы лихорадочно достали его и по очереди гребли так, как никогда раньше, сначала в одну сторону, потом в другую, когда нос лодки поворачивался.