МП: Последний вопрос: можете дать совет фанатам фантастики, которые хотят сами что-то написать? Например, что должен знать писатель-фантаст?
ЛЦ: Старайтесь мыслить глубоко и тщательно обдумывать свои концепции, и тогда воображаемые миры придут к вам сами. Если они удивят и очаруют вас, если у вас возникнет желание познакомить с этими мирами других людей, значит, вы уже профи. Если вы хороший писатель, отлично, но если нет, не расстраивайтесь. Конечно, прозу нужно шлифовать, но не тратьте на это слишком много сил. Как бы фантастика ни прихорашивалась, сколько бы драгоценностей на себя ни надевала, читатель пройдет мимо нее, если у нее обычная внешность. Но если она – красавица, то привлечет к себе внимание, даже если наденет мешок из-под картошки. Ее лицо, ее поведение… думаю, фанаты фантастики лучше разбираются в таких вещах, чем я.
Возвращение в ЭдемОглядываясь на десять лет, в течение которых я пишу фантастику
Я пишу научную фантастику уже более десяти лет. Мне всегда казалось, что я храню верность изначальным писательским идеалам, ни на шаг не отклоняюсь от выбранного курса. Но теперь, глядя назад и думая о том, что я создал за эти годы, я понимаю, каким извилистым был мой путь. И еще больше меня пугает то, что в какой-то момент я, похоже, свернул не в ту сторону.
Если смотреть на мое творчество через призму тем, то оно разделится на три тематических периода.
Первый – период «твердой» научной фантастики.
Именно в то время я из читателя стал писателем, и мои идеалы как писателя никак не были связаны с обществом. По стандартам традиционной литературы это было бы немыслимо и даже кощунственно, но тем не менее именно с этого я начинал.
Успех фантастических романов во многом зависит от яркости воображения и степени, до которой книга может потрясти читателя. Именно это нужно читателям фантастики. Но вот вопрос: где найти такие потрясающие истории? Каждый народ использует самые смелые и самые величественные идеи, чтобы создать мифы о своем становлении, но ни одна из них не является столь же величественной и шокирующей, как теория Большого взрыва в современной космологии. Эволюция живых существ настолько романтична и наполнена такими поворотами сюжета, что по сравнению с ней истории о том, как Иегова и Нюйва создали мир, кажутся плоскими и пресными.
Кроме того, еще есть общая теория относительности, с почти поэтическими представлениями о времени и пространстве, и микроскопический мир квантовой физики, похожий на джинна в бутылке. Эти миры, созданные наукой, не только выходят за рамки нашего воображения, но находятся за пределами того, что мы вообще способны себе представить. Источник энергии, заключенной в фантастике, – это наука. Но воображение и красота науки заперты внутри холодных и жестоких уравнений, и обычным людям приходится напрягать все силы, чтобы увидеть их свет. Фантастика – это мост, ведущий к науке. Она снимает с науки завесу, чтобы все могли увидеть ее красоту.
Два очень коротких рассказа «Конец микрокосмоса» и «Поворотный пункт» демонстрируют этот мой ранний идеал. Первый изображает воздействие человечества на элементарные частицы и увеличивает этот эффект до вселенских масштабов; во втором время идет вспять из-за перехода Вселенной от расширения к сжатию. Это «чистые» фантастические истории; можно сказать, что в них нет ничего, кроме теории.
Еще два важных произведения того периода – «Море сновидений» и «Поэтическая туманность»; по-моему, они отражают мои самые сокровенные мысли. В этих рассказах изображены два бесплотных мира, где все ограничения реальности отброшены и остался лишь мир бесконечной игры, вселенский карнавал.
Но мне было сложно писать в таком стиле. Я с самого начала понял, что фантастика – это массовая литература и что мне придется поддерживать баланс между моими идеями и развлекательностью. Пока я писал «чистую» фантастику, я также пытался создавать другие, более развлекательные истории, и доказательством тому служат «Песня кита» и «С ее глазами». Но это – особенно если мы говорим о «Песне кита» – своего рода капитуляция перед рыночными силами; данные произведения по сути своей являются популярной художественной литературой с интересным сюжетом. Больше я никогда подобных произведений не писал.
В мое творчество начала проникать тема человека и общества – сначала потому, что у меня не было выбора, а позднее – в связи с сознательным решением. Мой стиль эволюционировал, и я перестал писать просто «твердую НФ». Пришло время второго периода, самого продолжительного. Большинство произведений – в том числе те, которые я считаю наиболее успешными, – относятся именно к нему.
Самыми характерными повестями и рассказами второго периода являются «Блуждающая Земля» и «Сельский учитель», а также романы «Шаровая молния» и «Задача трех тел».
В «Блуждающей Земле» я впервые выписываю подробности – то, что я позднее назвал «макродеталями», – глобальной эпической истории. Подобные сюжеты встречаются только в фантастической литературе; они никогда не появятся в реалистической литературе.
В «Шаровой молнии» я создал не связанную с людьми научно-фантастическую тему, которая вдохнула жизнь в сюжет. Роман фокусируется на способах взаимодействия этой темы с традиционными литературными образами.
В «Задаче трех тел» я пытаюсь превратить окружающую среду и вид разумных существ в большую литературную тему; я описываю нестабильную планету, вращающуюся вокруг трех разных звезд, а также цивилизацию, которая появилась на ней. В этой книге инопланетный вид и его планета рассматриваются как единое целое; и человечество тоже сводится к единой концепции.
Особой характеристикой моих произведений того периода являются попытки описать два совершенно разных мира: серый, мрачный реальный мир, шумный и грубый; а также идеальный мир научной фантастики – невозможно далекий, – мир, которого мы никогда не достигнем. Взаимодействие и конфликт между этими мирами стали движущей силой историй. Я все еще высоко держал флаг научной фантастики, но сам уже твердо стоял на земле.
Во время этого периода я начал переосмысливать гуманизм, который продвигает традиционная литература, и понял, что старый китайский афоризм «нет ничего более литературного, чем человек» совсем не соответствует действительности. На протяжении почти всей истории литература описывала отношения между людьми и природой, а не между людьми. В древних мифах боги на самом деле являются вселенскими символами, а человек не существует ни в историческом, ни в социальном аспекте. Поворот к гуманизму произошел только после Возрождения, а это составляет всего лишь десятую часть от всей истории литературы. Подобная реалистическая литература пропитана нарциссизмом, который необходимо преодолеть, – и большинство усилий в этом отношении предприняла именно фантастика. Фантастике следует сфокусироваться на отношениях между человеком и природой; они позволили литературе снова расширить свое поле зрения.
К сожалению, я не пошел дальше по этому пути, а свернул в сторону. Я отвернулся от неба, а мое поле зрения сузилось.
Третий период в моем творчестве – это время экспериментов с социальными темами.
В ходе этого периода я в основном стремился изобразить людей и социальные структуры в экстремальных условиях. На самом деле давным-давно я уже проводил похожие эксперименты – самым ранним из них был роман «Эпоха Сверхновой». Но я занимался этим не из творческих исканий, а потому что кризис на рынке фантастики вынудил меня выйти за пределы жанра. К данной категории также относятся рассказы «Забота о боге» и «Ради блага человечества».
С моим стремлением экспериментировать с социальными темами связан роман «Темный лес»; в нем я пытаюсь исследовать мораль и духовные ценности человечества, столкнувшегося с угрозой полного уничтожения; кроме того, я описываю Вселенную, межзвездные цивилизации которой совершенно лишены морали. В «Темном лесе» я преуменьшил значение физических свойств Вселенной и подчеркнул ее социальный аспект. Разные цивилизации появились в ней, словно бесконечно далекие точки, и каждая сформировала один узел вымышленного фантастического сообщества. В романе я прекратил описывать отношения человека и природы и начал изображать социальные отношения в космосе; сделав так, я отказался от своих ранних литературных идеалов.
Конечно, позднее выяснилось, что все не так, как мне казалось. Космическое сообщество, которое я изобразил в романе «Темный лес», его аморальная структура и природа были предопределены естественными свойствами Вселенной и, в частности, ее огромными размерами. Так что в каком-то смысле природа в романе по-прежнему играла невероятно важную роль. Но сейчас, оглядываясь назад, я все равно думаю, что тогда я сбился с пути.
Как я уже упоминал в начале эссе, развитие научной фантастики зависит от познавательных и сюжетных ресурсов, которые дает наука; это уникальное преимущество, которым обладает НФ, но не другие жанры литературы. Вселенная – или мир природы, – которую описывает фантастика, всегда будет раем. Люди оказываются в окружении природы против своей воли и постоянно находятся в состоянии непонимания, страха, любопытства и благоговения. Как только эти естественные свойства Вселенной забываются, тогда научная фантастика теряет свою душу, свой смысл существования и превращается просто в еще один жанр литературы.
В «Вечной жизни Смерти», последней части трилогии «Воспоминания о прошлом Земли», я пытался вернуться к прежнему ощущению величия природы, установить контакт между ней и персонажами. Начало книги по-прежнему повествует о придуманном мной межзвездном сообществе, но роман двигает мои гипотезы к их естественному завершению. Книга на момент написания статьи еще не вышла, поэтому я пока не уверен, добился ли успеха.