Третье измерение Хань Суна
Мне кажется, что фантастика должна заставлять человека чувствовать, а не думать, ведь художественная литература – это литература чувств. Кто-то в Сети заявил о том, что современная фантастика «отказывается думать», хотя, скорее всего, это следовало бы читать как «отказывается чувствовать». Немногие фантастические произведения действительно вызывают у читателей какие-либо чувства, и к числу таких работ относятся и произведения Хань Суна. Я что-то чувствовал, когда читал «Космическое надгробие» и «Бегство с Горы тревог», но эти чувства не были очень сильными. Эти тексты, скорее, вызывали те же ощущения, что и острое лезвие, которое делает неглубокий разрез в твоей коже. Поначалу рану почти не замечаешь, но она, в общем, так и не заживает. Читая эту книгу, я словно втираю в рану пригоршню соли – и это чувство совсем не похоже на то, первое ощущение. Фантастика уже давно не вызывала у меня подобных переживаний.
Хань Сун ни на кого не похож. Говоря словами У Яня, он – «единственный и неповторимый». Я всегда думал о том, чем он выделяется, и теперь мне стало ясно: он ощущает на одно измерение больше, чем все мы, и, следовательно, в его фантастике тоже на одно измерение больше, чем в нашей. Хань Сун сочиняет трехмерную фантастику, в то время как наша – двухмерная. Думая о двух измерениях, мы представляем себе плоскую поверхность, лист бумаги для сочинения, в клеточку… и да, написанное на нем сочинение – это двухмерная фантастика. Конечно, качество таких сочинений варьирует, но все они – двухмерные. Как далеко ни простиралась бы плоскость, даже самый маленький трехмерный куб всегда будет просторнее, чем она.
Если писатель-фантаст или читатель фантастики может изложить смысл произведения в нескольких предложениях, значит, оно плохо написано; если произведение, написанное в жанре фантастики, заставляет кровь в жилах читателя вскипать от ярости, значит, в большинстве случаев это произведение свернуло куда-то не туда. Данные феномены характерны для двухмерной фантастики, и, к сожалению, они присутствуют и прекрасно заметны во всех моих произведениях.
Кто-то утверждает, что Хань Сун похож на Ни Куана, хотя на самом деле в мире фантастики они находятся на противоположных полюсах: Хань Сун – самый глубокий, Ни Куан – самый поверхностный; у Хань Суна десять глаз, у Ни Куана – один; Хань Сун – трехмерный, Ни Куан – одномерный… они, словно верхняя и нижняя части молитвенного барабана, которые являются зеркальными отражениями друг друга, настолько противоположны, что действительно кажутся похожими.
Я не собираюсь ругать Ни Куана в данной статье. Я согласен с одним моим сетевым знакомым, который сказал, что победителей не судят. Я повторю то, что уже говорил: ни один китаец не распространил огонь фантастики так далеко, как он. А вот в работы Хань Суна каждый должен погрузиться сам, каждый должен увидеть их своими глазами. Когда фанатам фантастики исполнится тридцать пять, наши одномерные веревки с узелками и двухмерные сочинения, какими бы хорошими они ни были, уже не смогут их привлечь. Для этого понадобится трехмерная фантастика.
Хань Суна я видел всего однажды и сказал ему только одну фразу: «Давайте как-нибудь поболтаем!» Это было в начале ноября прошлого года – в кафетерии Пекинского педагогического университета. Когда я прибыл туда, он уже собирался уходить. Лучше всего я запомнил его сумку – на первый взгляд могло показаться, что он подобрал ее на свалке, но, вполне возможно, что это была люксовая вещь из дорогого бутика. Его произведения точно такие же.
У меня такое чувство, словно Хань Сун сам не подозревает о том, что у него есть дополнительное измерение или восемь дополнительных глаз. Наличие этих глаз не ощущается ни в его «Манифесте о воображении», ни в работах, которые он выпустил под псевдонимом; похоже, они работают только в произведениях, опубликованных под его собственным именем. Он выбрал не одну и не две, а целых четыре моих работы для сборника «Лучшая китайская фантастика 2001», что и лестно, и удивительно одновременно, – куда смотрели еще восемь его глаз? Я спрашиваю не из ложной скромности: по-моему, такой человек, как он, человек, который ощущает третье измерение, должен быть не слишком высокого мнения о моей строго плоской, двухмерной фантастике.
Вполне естественно, что такие трехмерные фантастические произведения остаются недооцененными; для жанра это не является трагедией. Более того, даже если выпустить их в США, нет никаких гарантий, что там они найдут много читателей. Нам, двухмерным созданиям, не стоит чувствовать себя существами второго сорта – сравнивая двухмерную фантастику с сочинениями, я не хочу никого оскорбить. Есть хорошие сочинения, а есть плохие. В прошлом году сочинение «Смерть рыжего кролика», написанное школьником на вступительных экзаменах, получило максимальную оценку и стало чем-то вроде национальной сенсации. Двухмерные существа не могут выйти за пределы своего мира и оказаться в третьем измерении, но нам все равно следует стараться и писать хорошие сочинения в нашем двухмерном мире, ведь если китайская фантастика – это пирамида, тогда наши сочинения, хотя и плоские, складываются, формируя широкий и толстый фундамент. Только когда он станет достаточно прочным и высоким, весь мир сможет увидеть трехмерную верхушку пирамиды.
Современная американская фантастикаВзгляд через призму двух премий
«Небьюла» и «Хьюго» – главные мировые премии, которыми награждают произведения в жанре фантастики; первую присуждают критики, вторую – читатели. После того как появилось движение «новой волны», Западная научная фантастика стала более разнообразной, и премии «Небьюла» и «Хьюго» последних лет прекрасно это отображают. Если взглянуть на номинантов и победителей, можно заметить следующие тенденции:
1. Идеи традиционной научной фантастики по-прежнему обладают большим влиянием. Большая часть работ, номинированных или награжденных за последние два года, имеет явное технологическое «ядро» – быть может, в них и нет стандартного сюжета в стиле Кэмпбелла, но в их основе по-прежнему лежат традиционные идеи о технологиях. Просто современные научные теории значительно превзошли абстракции «золотого века» 1930-х – 1940-х годов, и технологии, описанные в новых произведениях, стали еще более таинственными, чем в «традиционных» работах. Например, в рассказе Стивена Бакстера The Gravity Mine [ «Гравитационная шахта»], получившем в 2001 году премию «Хьюго», описана жизнь человечества во Вселенной, которая близка к тепловой смерти – моменту, когда материя и энергия исчезнут. Люди сливаются воедино, образуя реку, состоящую из энергии; они вращаются со скоростью света вокруг, и лишь отдельные части волны ненадолго обретают индивидуальность. В конце индивид по имени Анлик выращивает новую жизнь на обнаженных частицах, которые вибрируют среди сингулярностей рядом с остатками черной дыры. В рассказе изображен роскошный, огромный космос, и благодаря ему произведение превращается в научно-фантастическую версию Книги Бытия. В повести Теда Чана «История твоей жизни», получившей «Небьюлу» в предыдущем году, описана наука, созданная формой жизни, которая может видеть одновременно все сегменты времени: и прошлое, и будущее. В этой истории определенно есть богатый материал, основанный на технологиях; его так много, что требуется диаграмма, помогающая его объяснить; а части, в которых идет речь о лингвистическом обмене с инопланетянами, содержат восхитительно точный текст, похожий на диссертацию по лингвистике. Различные догадки в области физики также описаны строго, но при этом еще и очень стильно. Повесть Майкла А. Бурштейна Reality Check [ «Проверка на практике»], в 2000 году номинированная на премию «Небьюла», рассказывает о том, как ускоритель высокоэнергетических частиц открывает врата в параллельный мир; в этом произведении также нет недостатка в технологиях. Рассказ Стивена Бакстера «На линии Ориона», номинант на «Хьюго» в этом году, который также получил награду «Выбор читателей» журнала Asimov Science Fiction, – типичная «твердая» научная фантастика о том, как цивилизация на холодной планете меняет фундаментальную константу Вселенной, тем самым мешая человечеству добраться до другого рукава галактики Млечного Пути. О том, какой становится материя после изменения фундаментальной константы, очень интересно читать.
Еще одно проявление идей традиционной фантастики: в большинстве произведений все еще использованы классические методы повествования, эти работы написаны простым языком, и их персонажи испытывают искренние чувства. Одним из таких произведений является повесть «История твоей жизни»; эта работа написана на высоком уровне литературного мастерства и содержит уникальные и глубокие мысли о времени, судьбе и жизни. Прочитав это произведение, мы долго обдумываем его, и оно вызывает в нас удивление и тревогу. Его язык обладает элегантной простотой; несмотря на то, что в истории пересекаются элементы пространства и времени, сюжет течет естественно, словно в стихотворении, наполненном яркими образами.
2. Внимание к проблемам общества, сильное чувство предназначения и ответственности. За последние два года многие произведения-номинанты посвящены реалистичным проблемам общества; эти произведения создают четкий образ будущего человеческого общества. Например, в рассказе Hothouse Flowers [ «Тепличные цветы»] Майка Резника, номинанте на премию «Хьюго» 2000 года, автор рисует внутреннее состояние работника дома престарелых, чтобы создать жуткую картину стареющего общества, в котором люди живут сотни лет. Повесть Л. Тиммел Дюшам