В соответствии с одной из теорий современной физики – теории суперструн – материя на своем самом фундаментальном уровне существует в одиннадцати измерениях. До восьми из этих измерений относятся исключительно к миру микрокосмоса. Важный индикатор технологического уровня цивилизации – то, в какой степени она может использовать эти микроизмерения.
Первый случай использования микроизмерений материи произошел, когда наши голые, волосатые предки впервые развели костер в пещере: управление химическими реакциями является одним из видов манипуляций элементарными частицами на микроуровне. Конечно, с тех пор наше управление этим измерением улучшилось, от огня мы перешли к паровым двигателям, а от них – к электрическим генераторам. Теперь, с появлением компьютеров, управление элементарными частицами достигло своего зенита… но все это – контроль лишь над одним микроизмерением. Для цивилизаций более высокого порядка костер и компьютер практически не отличаются друг от друга – они оба относятся к одному виду контроля. Вот почему, несмотря на прогресс человечества, они будут считать людей примитивными существами, чем-то вроде насекомых.
Люди уже начали контролировать два и три измерения в сфере термоядерных реакций, в которых частицы уже являются объектами, внутренней структурой которых мы можем управлять. Но это все еще примитивный вид контроля, эквивалент контроля над одним измерением в ходе разведения костра. На переднем крае физики люди уже установили предварительный контроль над элементарными частицами в четырех измерениях, хотя лишь в пределах ускорителя частиц, и до какого-либо практического применения данных технологий еще очень далеко. Вполне возможно, что крупные открытия в данной области произойдут в течение следующих пятидесяти лет, точно так же, как в первой половине XX века словно ниоткуда появилась атомная бомба.
Когда человечество научится использовать более высокие измерения материи, мы получим силу, которая полностью выходит за рамки понимания. Возможно, как это представлял себе Артур Ч. Кларк, люди смогут размещать информацию в структуре самого пространства и вечно хранить свои мысли в застывших решетках света. В этот момент человек уже ничем не будет отличаться от Бога.
Здесь наш полет фантазии подходит к концу. Можете считать создание этих картин просто развлечением, но думать, что они никак не связаны с реальностью, было бы опрометчиво. В конце эпохи правления династии Цин люди уже пользовались электричеством. Вдовствующая императрица Цыси дожила до появления кинематографа, и до открытия электромагнитных волн и их использования в устройствах связи было рукой подать. Но если бы какой-то пророк, живший в ту эпоху, предсказал, что в течение следующих ста лет появится небольшой гаджет, чуть больше табакерки, владелец которого может говорить с любым другим владельцем подобного устройства, даже если последний находится на противоположной стороне планеты – люди наверняка сочли бы это бредом. Подобный артефакт мог быть только мифическим, священным объектом, таким как фонарик, о котором шла речь в начале этой статьи. Однако сейчас один такой волшебный артефакт есть в кармане у каждого.
Почему людей стоит спасать?Лю Цысинь против Цзян Сяоюаня
Иногда научная фантастика уносит нас далеко-далеко, туда, где есть только огромные и красивые просторы Вселенной, а также бесчисленное множество неизвестных опасностей. Куда в конце концов отправится человечество? Сумеет ли оно сохранить свою веру в будущее? Что оно выберет для того, чтобы выжить? Науку? Какие проблемы может решить наука, а какие – нет? Возможно, это слишком сложные вопросы, но мы получаем их от наших читателей со дня основания Science et Vie[8].
26 августа 2007 года в баре «Белые ночи» произошла приятная встреча. Ее открыл поэт Ди Юнмин, редакторы Science et Vie пригласили двух особых гостей, которые приехали в Чэнду на Международную конференцию по фантастике и фэнтези: знаменитого писателя-фантаста Лю Цысиня (далее – Лю) и Цзян Сяоюаня (далее – Цзян), профессора шанхайского университета «Цзяотун» и автора многих рецензий на научно-фантастические произведения. Лю и Цзян сошлись в яркой, увлекательной дискуссии, посвященной вопросам, которые ставят в тупик всех нас – в том числе о научной фантастике, сциентизме и об отношениях между наукой и человечеством.
Ниже приведена расшифровка этого разговора.
Лю: Если взглянуть на вопрос через призму истории, то первая работа в жанре фантастики – «Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли – является антинаучным произведением. В этом произведении наука представлена в мрачных тонах. И даже в более раннем произведении – «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта – ученые выглядят нелепо, а наука выглядит бездумной схоластикой. Но когда мы добираемся до Жюля Верна, картина внезапно становится оптимистичной, потому что его вдохновляло быстрое и интенсивное развитие науки и техники, которое произошло в конце XIX века.
Цзян: В страну многое привезли с Запада – то, что было тщательно отобрано, – и Жюль Верн соответствовал потребностям нашей пропаганды и системы образования. Оптимизм его ранних работ неразрывно связан с развитием науки и технологий в XIX веке. В то время люди еще не увидели звериный оскал науки. Но на склоне лет Жюль Верн стал пессимистом.
Лю: Жюль Верн, несомненно, написал несколько очень сложных произведений, со сложными персонажами и сюжетами. Одно из них о том, как люди создают общество на корабле. В романе «Флаг родины» есть антинаучные элементы: в нем описаны катастрофы, вызванные наукой. И то же самое происходит в романе «Пятьсот миллионов бегумы». Но они не очень известны, и если смотреть на его творчество через призму идеологии, то почти все его произведения выглядят невинными и наивными. Стоит заметить, что «золотой век»[9] научной фантастики на самом деле произошел во время Великой депрессии, в 1920-е. Почему? Возможно, потому, что люди искали утешение в литературе, старались уйти от реальности в видения, созданные наукой.
Цзян: Говорят, что в те времена книги выходили очень активно. Вот одна история про Жюля Верна. В «Лотерейном билете № 9672» он написал про астрономическую обсерваторию Сюйцзяхой в Шанхае. В романе появляется какой-то летающий объект, и директор обсерватории полагает, что этот объект прислали разумные существа с другой планеты – то, что сегодня мы называем НЛО. Другие астрономы не верят ему, потому что он – китаец, а затем оказывается, что объект действительно создала инопланетная цивилизация. Однако тут Жюль Верн ошибся: на самом деле в то время обсерваторией Сюйцзяхой руководил не китаец, а соотечественник Жюля Верна – француз.
Лю: Жюль Верн создал в своих произведениях образы большой машины, и их использовали во многих книгах, направленных против науки. Э. М. Форстер написал знаменитую повесть «Машина останавливается»[10], в которой все общество – просто гудящая машина, а люди живут под землей и редко выходят на поверхность. Однажды машина ломается, и Земля гибнет.
Цзян: Многие заметили, что ваши работы эволюционируют по направлению от оптимизма к пессимизму. Есть ли что-то общее между этим явлением и пессимизмом позднего Жюля Верна? Ваш образ мыслей тоже постепенно меняется?
Лю: Эти вещи не совсем связаны друг с другом. И оптимисту, и пессимисту нужен метод. За последние годы мой образ мыслей не сильно изменился: я – фанат технологий, я верю, что они способны решить все наши проблемы.
Цзян: Значит, вы сторонник сциентизма.
Лю: Кое-кто полагает, что наука не помогает нам, а, напротив, сама создает часть проблем – например, разрушает связи между людьми в обществе и подрывает моральные устои. Американский писатель-фантаст Нэнси Кресс[11] даже сказала, что «наука превращает людей в нелюдей». Но здесь мы должны заметить, что человеческая природа всегда менялась. Мы и люди эпохи неолита, столкнувшись друг с другом, решили бы, что перед нами не-человек, существо, не обладающее человеческой природой. Поэтому мы не должны отказываться от этой трансформации и бояться ее. Мы определенно изменимся. Если технологии разовьются до нужного уровня, то смогут устранить все проблемы. Люди не верят в это только из-за каких-то личных опасений, основываясь на убеждении, что человек не должен меняться.
Цзян: Изменения в обществе – всего лишь одна из причин, по которым люди выступают против сциентизма. Еще одна состоит в том, что наука действительно не может решить все проблемы, поскольку часть из них не имеет решения – например, вопрос о смысле жизни.
Лю: Это действительно так, но я не говорю о настолько общих понятиях. Кроме того, по-моему, наука может ответить и на этот вопрос.
Цзян: Мы можем найти смысл жизни с помощью науки?
Лю: Наука позволит мне не заниматься этим. Мы, например, могли бы воспользоваться научными методами, чтобы удалить из моего мозга желание искать смысл жизни.
Цзян: Я считаю, что многие достижения в области науки и технологии, в общем, нейтральны – все зависит от того, кто их применяет, хорошие люди или плохие. Но тут есть и что-то другое, фундаментально неправильное. Вы только что говорили про очень опасный метод; тех, кто его использует, можно даже назвать злодеями. Он неправильный, он аморальный и безнравственный, вне зависимости от того, кто его применил. Если мы начнем разрабатывать подобные методы, то совершим преступление. Антисциентизм противостоит сциентизму, а не самой науке. Многие люди на Западе считают сциентизм чудовищным.