заиграл знакомую всем мелодию, и гости дружно подхватили песню. Долго пели не совсем трезвыми голосами разные песни, но больше всего всем понравилось, когда Володя пел один. Еще в школьные годы он играл и пел в местном вокально-инструментальном ансамбле, которые в те годы были очень модными, поэтому его песнями все заслушивались, он действительно пел очень хорошо. Потом опять вернулись к «столу».
Вот уже выпита и последняя бутылка самогона, но при такой закуске все трезвые, и по их глазам видно, что они не прочь от продолжения банкета. Володя съездил домой еще раз. На этот раз он привез всего две бутылки: еще одну бутылку самогона занял у соседа, и достал из заначки свой неприкосновенный запас, который держал для особо торжественного случая – бутылку французского коньяка «Наполеон».
И праздник продолжился. Под очередные тосты выпили еще одну бутылку самогона. Шашлык уже никого не впечатлял, в основном налегали на помидоры и огурцы. Да и тень от деревьев уже в другую сторону развернулась, а сидеть за «столом» на солнце, это далеко не то же, что в тени. Стало как-то жарковато, и все пошли купаться. Когда вернулись к «столу», Володя предупредил, что осталась последняя бутылка спиртного.
– Ну и достаточно, – сказали партийные работники, – нам уже давно пора домой ехать.
Володя разлил содержимое последней бутылки по рюмкам, как раз всем и хватило, чтобы выпить за крайний тост, опять за большой корабль, которому предстоит большое плавание. Володя отвез партийных работников на железнодорожную станцию, а остальные собирали до кучи оставшиеся остатки еды. Когда Володя вернулся, все уже были готовы к отъезду. Несмотря на то, что народа поубавилось, забрать всех одним рейсом он не смог, пришлось делать еще два рейса. Первым рейсом он отвез женщин и детей, а на второй рейс остались одни мужики. И вот, когда ехали последним рейсом, Женька, муж его двоюродной сестры, решил Володю похвалить.
– А знаешь, – сказал он, – тот самогон, который был в последней бутылке, был самым вкусным. Ты у кого его брал? Можно будет еще взять, неплохой самогон.
– Какой самогон? – изумился Володя. – Это был французский коньяк, «Наполеон»!
Лисёнок
Он появился у них недавно, и сразу же стал всеобщим любимцем. Небольшой рыжий красивый лисёнок, видимо еще совсем дурной и неопытный, сам залез в открытую клетку, в которой раньше жили кролики. Рядом стояли клетки с кроликами, но все они были закрыты. А этот дурачок видимо хотел через открытую клетку пробраться к кроликам. При открывании дверка в этой клетке поднималась вверх, и когда лисенок забрался в клетку, она захлопнулась. Лисёнок оказался в ловушке. Сначала он дичился и на солдат шипел, отказывался кушать. Но голод не тетка, через два дня он начал съедать приносимые солдатами кусочки вареного мяса. Каждый солдат считал своим долгом прийти в этот сарай с кроликами и покормить лисёнка. Через некоторое время лисёнок совсем освоился, солдат не боялся, и брал пищу уже из рук. Он видимо понял, что живется ему здесь не плохо, никто не обижает, и пищу добывать не нужно, ее ему приносят, ну прямо как в то время, когда он жил в норе у мамки.
Здесь, на передающем радиоцентре солдаты постоянно не живут, приезжают сюда только на смену, на три или четыре дня. О появившемся лисёнке сразу же стало известно и в казарме узла связи в жилом городке, где постоянно жили солдаты. Поэтому солдаты с очередной смены, которая ехала на дежурство на передающий центр, заранее запаслись разной вкуснятиной для лисёнка. Каждому хотелось, чтобы его кусочек был самым вкусным. Поэтому везли и остатки мяса с обеда, и вареную колбасу, а некоторые – даже порожки с мясом, которые продавала в обед возле их столовой, похожая на бабу-ягу, бабка-буфетчица.
Очередь Сергея ехать на смену подошла только через неделю. Никогда еще он так не ждал заступления на дежурство с таким нетерпением, как сейчас. Ему хотелось поскорее увидеть этого лисёнка, о котором столько рассказывали его товарищи, покормить его, погладить. Говорили, что он уже совсем ручной, как щенок. Сергей накупил для него и пирожков, и колбасы. Но встреча с лисёнком сразу не состоялась, после приезда смены на передающий радиоцентр, он сразу заступил на шесть часов на дежурство. Оттуда в сарай с кроликами не уйдешь. Он откровенно завидовал тем ребятам, которые сейчас пошли к лисёнку, кормят его разными вкусностями и гладят по красивой шерстке. Он даже представлял себе премиленькую довольную мордочку этого лисёнка. А что если они его сейчас накормят, и лисёнок не захочет потом кушать его пирожки и колбасу? Сергей нервничал и переживал, еле дождался конца смены. Вместо того, чтобы идти на обед, захватил свои гостинцы и помчался к лисёнку. В сарае в это время никого не было. Это рыжее чудо сидело в клетке и смотрело на Сережу умными глазами. Красивый рыжий хвост лежал перед ним. Все как на картинке. Сережа открыл клетку и протянул лисёнку кусочек вареной колбасы. Лисёнок взял колбасу и не спеша ее съел.
– Кушает, – обрадовался Сережа, – значит еще окончательно не закормили.
Он протянул лисенку пирожок. Лисёнок взял пирожок, положил перед собой, понюхал, но есть не стал, а опять уставился на Сережу своими глазами.
– Пирожок не хочет, – понял Сережа, – видно он ему чем-то не нравится. Нужно еще колбасы дать.
Сережа протянул лисёнку еще кусочек колбасы. Колбасу лисёнок кушал с удовольствием. Рука Сережи сама потянулась к лисёнку, чтобы погладить его. Лисёнок резко повернул голову и укусил его за палец. К такому обращению лисёнок не привык, его еще никто не гладил. Сережа одернул руку. Лисёнок укусил не очень больно, просто предупредил, что так делать не нужно, но кровь с пальца пошла. Сережа замотал палец носовым платком и пошел обедать. Потом он каждый день ходил к лисёнку и кормил его с рук, никакой агрессии при этом лисёнок не проявлял, но гладить его Сережа больше не решался. Через четыре дня он вместе со сменой уехал обратно в жилой городок. Палец зажил, и Сережа был доволен знакомством с лисёнком. Теперь он будет с нетерпением ждать следующей смены, чтобы снова увидеть и покормить лисёнка.
Через три дня, после приезда в казарму, Сережа утром не пошел умываться и чистить зубы. Сначала на это не обратили внимания. Но Сережа не стал мыть руки и перед едой. На следующее утро он опять не пошел умываться, и с непромытыми глазами выглядел как типичный представитель народов севера.
– Смотри, чукча, – сказал показывая на него кто-то из солдат.
На утреннем осмотре командир отделения обратил внимание на его грязные руки.
– Он уже два дня не умывается, – со смехом сообщили солдаты.
– Иди умойся, и руки вымой, – приказал Сергею командир отделения.
– Не пойду, – почему-то уперся Сергей, чем всех очень удивил.
– Как это не пойдешь? Я тебе приказываю, не позорь отделение.
– Не пойду, – по-прежнему упирался Сергей, чем нарывался на пару нарядов вне очереди.
Об отказе подчиненного выполнять его приказы, командир отделения доложил командиру. Но тот почему-то заинтересовался не фактом неподчинения Сергея, а тем, как давно тот не умывается. Командир отделения доложил, что Сергей уже два дня не умывается.
– Срочно его в санчасть, у него наверно водобоязнь. Это может быть бешенство. – распорядился командир. – Его лисёнок не кусал?
– Да вроде-бы нет, – ответил командир отделения, – он ничего такого не говорил.
Сергея отправили с санчасть. Там ему сделали укол, и срочно отправили в госпиталь. Но было уже поздно. Это действительно было бешенство. Через два дня в госпитале Сергей умер. Повезло только лисёнку. Командир приказал отпустить его на свободу, на все четыре стороны.
Измена
Саша приехал в Бершеть с женой Ириной и годовалой дочерью Юлей сразу после окончания училища, и был назначен на должность командира взвода обеспечения первого полка. Должность не из легких, поскольку в подчинении три десятка солдат и сержантов. Его товарищам повезло больше, почти все они были назначены на должности третьего номера боевого расчета пуска, и у них подчиненных вообще не было. Разницу между этими должностями Саша почувствовал сразу, когда уже на второй день своего пребывания в этой должности получил от командира нагоняй за то, что его подчиненный спал стоя у тумбочки, будучи очередным дневальным. В дальнейшем Саша частенько получал выговоры за поведение своих подчиненных, а в качестве поощрения – эти выговоры с него снимали. Но Саша не унывал, и никогда и никому не показывал, какая тяжелая у него служба. Он частенько с юмором рассказывал о проделках своих подчиненных, но никогда не упоминал о том, что за эти проделки его строго наказали. А его товарищи в это время получали к праздникам только благодарности, за отличное несение боевого дежурства. А они больше ничего и не делали. В то время, как Саша каждый день вкалывал как проклятый, они просто сидели в креслах на командном пункте и дежурили. Ну где справедливость?
Саша, высокий и стройный молодой лейтенант, с несколько грубоватыми чертами лица, но все же довольно симпатичный, не о такой карьере мечтал в училище. Он даже предположить не мог, что взыскания будут сыпаться на него как из рога изобилия. Откуда их там столько набралось, и как ему перекрыть этот рог? Вдумчивый, немногословный и не очень разговорчивый, он никак не мог навести порядок в своем взводе. А дома сидела с ребенком и скучала молодая и красивая жена. В военном городке особо пойти некуда, только магазины и дом культуры. Но по магазином ходить с женой Саше некогда, на танцы он вообще не ходит, только иногда ходят с Ириной в кино, если удается упросить кого ни будь из соседей посидеть дома с Юлей. Вот и все развлечения. Другие еще по выходным ездят в Пермь, в театр, в ресторан, или просто погулять по городу, но он и этого не может себе позволить. Он должен быть со своим личным составом, чтобы, не дай бог, его подчиненные ничего не натворили. Единственная отдушина, это когда они вечером в выходные ходят в гости к друзьям, у которых тоже маленькая дочь, только на год меньше Юли. Там можно немного выпить, расслабиться, рассказать о похождениях своих подчиненных, но не жаловаться, а с шуткой, с юмором, чтобы всем было весело. Ирине тоже нравилось бывать у друзей. По натуре веселой и общительной, ей конечно же до чертиков надоедало сидеть дома в четырех стенах, и она тоже была рада пообщаться с подругой, такой же, как и она, веселой и общительной. Пока мужчины сидели за рюмкой на кухне, они без умолку трещали о своем, о девичьем, то есть о женском, в комнате. Иногда приглашали друзей на праздники в гости к себе. Так прошел первый, самый тяжелый год. Дальше уже стало легче.