и депутаты из числа местных жителей, не покинувших еще город.
Разумеется, милейшая Капитолина Сергеевна не могла пропустить такого события, и семья Егоровых явилась на вокзал в полном составе. Труднее всего было уговорить Милу, но дел в госпитале было не так много, и девушка поддалась на настойчивые уговоры сестры. День был довольно теплый, настроение у встречавших праздничное, так что крики «ура» в честь великих князей звучали вполне искренне. Великий князь Кирилл вышел из вагона улыбаясь и, милостиво приняв хлеб-соль, тут же сунул каравай офицеру охраны. Следом показался Борис в гусарском ментике и тут же едва не растянулся, запнувшись на ровном месте. Однако ему на помощь пришли брат и встречавшие, так что со стороны это выглядело как крепкие объятия.
Алеша по своему положению никак не мог отказаться от встречи августейшей родни и потому был в первых рядах. Впрочем, сторонившийся двора молодой человек был не слишком вовлечен в клановую грызню и потому приветствовал их с искренней радостью.
– О, мон шер, – воскликнул, завидя его, Кирилл, – я вижу, служба пошла тебе на пользу!
– Служба всем идет на пользу, – скромно улыбнулся тот в ответ.
Родственники тепло обнялись и расцеловались, причем, когда дошла очередь до Бориса, он снова запнулся.
– Лешка, прости, – с обезоруживающей улыбкой повинился гусар, – что-то я перебрал давеча.
– Да ладно, всякое бывает, давай держись за меня…
Молодые люди под восторженные крики двинулись к ожидавшим их экипажам, но тут дорогу им снова заступили депутаты от жителей Порт-Артура, и пока Кирилл со стоическим выражением на лице выслушивал приветственную речь, Борис с нескрываемой скукой скользил взглядом по окружающим. Вдруг взор его оживился, и он тихонько толкнул стоящего рядом Алешу.
– Ты посмотри, да у вас тут и барышни недурственные встречаются!
Тот оглянулся и тут же встретился глазами с Людмилой Сергеевной, стоящей рядом с сестрой и племянником. Девушка и вправду была чудо как хороша, и узнавший ее великий князь тут же поклонился.
– Да ты, брат, как я погляжу, время тут зря не теряешь! – воскликнул Борис.
– Это не то что ты подумал, госпожа Валеева просто моя знакомая.
– Чудно! Так, может, ты и меня представишь? Я тоже хочу иметь подобных знакомых…
– Непременно, но ты, Боря, прежде протрезвей, а то она барышня строгих правил.
– Увы мне, – состроил умильную рожу гусар, – значит, познакомиться нам не судьба!
Торжественная встреча великих князей продолжилась не менее торжественным обедом, который в свою очередь перерос в разнузданную пьянку. Впрочем, к этой поре Борис с Кириллом вернулись уже в свой поезд, потащив за собой несколько молодых офицеров. Алеша благоразумно уклонился от этой чести, отговорившись делами. Поскольку дело клонилось к вечеру, ехать на автомобиле он не решился, и отправился в Дальний с оказией по железной дороге. Оказия представляла собой чудо инженерной мысли – мотодрезину! В сущности, это транспортное средство было чем-то вроде великокняжеского автомобиля, только побольше и поставленного на рельсы. Маленькая железнодорожная платформа имела два ряда обшитых чертовой кожей диванов, обращенных друг к другу тет-а-тет. Между ними помещался большой ларь, скрывавший двигатель, работающий на керосине. Для защиты от непогоды можно было натянуть тент. Этот чудный аппарат обычно использовался для доставки рабочих и небольших запасов материала к месту ремонта. Для размещения последнего к мотодрезине могла прицепляться небольшая грузовая платформа. Утром на ней доставили в Артур группу мастеровых, а теперь она возвращалась обратно. Наш герой, хотя и не слишком много выпил на банкете, все же немного устал, и пока их маленький поезд двигался к цели, завернулся в шинель и с чистой совестью заснул, не обращая внимания на жесткое ложе и неподобающую людям его круга обстановку.
Для японцев не было секретом, что русские используют находящиеся в Дальнем ремонтные мощности КВЖД. Это, разумеется, не входило в их планы, и они решили наказать потерявшего бдительность врага. Им было хорошо известно, что единственной защитой порта были минные заграждения, так что решено было протралить в них проходы, после чего смогут атаковать устаревшие корабли третьей эскадры адмирала Катаока[61]. Операция была тщательно спланирована, но тут в дело вмешался случай. Разведке удалось достать схему прохода в минном заграждении с глубинами и береговыми ориентирами. Если она была верна, а сомневаться в этом не было никаких оснований, задача японцев до предела облегчалась.
С тех пор как порт Дальнего стал ремонтной базой миноносцев, русское командование и новый начальник порта всерьез озаботились его обороной. Помимо береговых батарей был сооружен плавучий бон из сцепленных между собой барж и грузовых шаланд, защищенных противоминными сетями. За боном попеременно дежурили местные брандвахты: бывшие клипера «Джигит» и «Разбойник». Когда-то эти небольшие, но ладные корабли строились как возможная угроза английской торговле. Увы, с тех пор миновало много лет. Скорость их стала недостаточной, вооружение устарело, и все, на что они годились, это служить учебными или сторожевыми кораблями. Впрочем, налета серьезных сил не ожидалось, а от миноносцев они вполне могли отбиться. Но, как выяснилось, у японцев было на этот счет свое мнение.
Атака началась рано утром, едва только робкие утренние сумерки стали сменять ночную мглу. Первым из предосторожности пустили транспорт «Ариаке-мару». Трюм его был заполнен мешками с рисовой шелухой, пустыми бочками и прочим плавучим хламом, так что подрыва на минах можно было не опасаться, но он благополучно прошел по указанному разведкой проходу. За ним двинулись старый броненосный корвет «Фусо» и канонерская лодка «Сайен». Последний был когда-то малым китайским крейсером, но во время последней войны был захвачен японцами и включен в состав своего флота. Пройдя пролив Дасаньшань, японские корабли повернули к Дальнему, а за ними в проход вошел пятый боевой отряд японского флота, состоявший из трех крейсеров типа «Ицукусима» и бывшего китайского броненосца «Чин-Иен». Следом шло несколько номерных миноносок. Разумеется, береговые посты заметили вражеские корабли, но все, что они могли сделать, это сообщить командованию о надвигающейся угрозе.
Посреди Талиенванского залива располагалось еще одно минное заграждение, но и его японцы миновали без потерь. Стало окончательно ясно, что разведка не ошиблась, и адмирал Катаока отдал приказ «Фусо» и «Сайену» идти на Дальний, а сам с остальными силами пошел к Талиенвану.
Алеша проснулся, когда их импровизированный состав проходил мимо бухты Виктория. Сказать по правде, молодому человеку после вчерашних возлияний захотелось в гальюн, но попросить железнодорожника остановиться ему показалось неудобным. Впрочем, от Виктории до Дальнего было всего ничего. Прибыв на станцию и поблагодарив управлявшего мотодрезиной машиниста, великий князь немедленно направился к маленькому строению, неизвестно отчего именуемому местными «ретириадой». Закончив насущные дела, он, наконец, разглядел, что вокруг явно что-то не так. Не слышно было обычного рабочего шума от мастерских. Совершенно не видно вокруг людей. Наконец над портом раздался тревожный гудок, и Алеша, поняв, что вокруг творится что-то неладное, со всех ног бросился в порт.
– Что происходит? – спросил он, когда, запыхавшись, влетел в присутствие.
– Ваше императорское высочество, – отозвался испуганный чиновник, – японцы сюда идут! Бегите, пока можно…
– Как идут, а минные поля?
– Не знаю…
Поняв, что ничего здесь не добьется, великий князь побежал в порт. На его счастье пришедший накануне ночью «Бобр» еще не отошел от своей бочки, и вскоре великий князь был на корабле, где его встретил совершенно невозмутимый Шельтинг.
– Здравия желаю, ваше императорское высочество, – поприветствовал он Алешу.
– Что происходит?
– Ничего особенного, Алексей Михайлович, просто нас имеет честь атаковать японский императорский флот!
– Что – весь?
– Ну что вы, – оценил его выдержку командир «Бобра», – только устаревшие броненосцы и крейсера из отряда Катаоки. Но боюсь, что нам хватит и этого. Все-таки у них семь крупнокалиберных орудий против одного нашего. Кстати, это очень любезно со стороны японцев, что они начали прежде, чем мы приступили к выгрузке снарядов. Вы не находите?
– А разве вы не оставили боезапас в Порт-Артуре, Владимир Владимирович?
– К счастью, не весь. Степан Осипович счел неразумным отправлять канонерку совершенно беззащитной, так что по два десятка снарядов на орудие у меня есть. Что, как я полагаю, более чем достаточно. Вряд ли нам удастся выпустить более половины из них.
– В Порт-Артур сообщили?
– Не знаю, радио они намертво забили искрой, а что с телеграфом, мне, увы, неизвестно.
– А что на клиперах?
– А что на клиперах, Киткин[62] с Говорливым[63] готовятся к бою. Полагаю, что на наскоро устроенной вами батарее тоже. Кстати, а что это?
С этими словами Шельтинг схватил бинокль и стал напряженно всматриваться в происходящее за молом. Затем, хищно улыбнувшись, он с каким-то отчаянным весельем воскликнул:
– Беру свои слова обратно! Сегодня я успею выпустить все свои снаряды. На нас идут «Фусо» с «Сайеном», а остальные держатся мористее. С этими старыми калошами мы как-нибудь сладим! И вот что, Алексей Михайлович, вы уж извините меня за прямоту, но делать вам на «Бобре» совершенно нечего. Лучше организуйте эвакуацию чего еще возможно. Вы все-таки начальник порта. Ну, и батареями командовать тоже надо…
Покинув канонерку, Алеша бросился на телеграф. Увы, единственный не успевший еще сбежать телеграфист лишь развел руками: связи не было. Однако великий князь, припомнив, как он сюда добрался, написал короткую записку с донесением и приказал паре первых попавшихся ему на глазах солдат разыскать машиниста и доставить ее в Порт-Артур. Решив эту проблему, начальник порта отправился к докам. Миноносцы стояли в одном из доков, и выйти им, похоже, было уже не суждено, но их экипажи составляли не менее сотни человек и могли участвовать в отражении вражеского десанта, если таковой последует.