— Мерзавец! — выплюнула Зоя.
— А ты думала! — рассмеялся Поль. — А ну быстро! — Тон его опять изменился, но теперь в нем действительно звучали похоть и жестокость. — Снимай трусы, сука! И поворачивайся задом, а то хуже будет!
«Пора», — Илья в это мгновение явно выпал из поля зрения всех четверых, поэтому никто и не заметил, как он плавно сместился в пространстве, сразу оказавшись рядом с бандитом, сторожившим дверь в спальню, и ударом щепотью в кадык отправил его к праотцам. Впрочем, плавно не значит медленно. Все это — движение в сторону удар, поворот с одновременным перехватом руки уже умершего, но еще не упавшего человека — произошло стремительно и практически незаметно для окружающих, — всецело захваченных больным любопытством, подонков, оказавшихся участниками группового изнасилования. Поэтому и второй бандит, тот, что стоял у окна, умер, так и не поняв, что же с ним случилось. А случилась с ним очень простая и крайне неприятная вещь. В перехваченной Ильей руке первого бандита был зажат «Глок» с глушителем. Вот девятимиллиметровая пуля из этого самого пистолета и разнесла блондинистому гавнюку череп. Только и всего.
Вот теперь его наконец увидели, но тот, что сторожил дверь в коридор, оказался на редкость неловким сукиным сыном, а увлекшийся своей «сексуальной игрой» красавчик Поль был сейчас безоружен. Ему понадобилось время на то, чтобы сообразить, что — черт возьми — здесь происходит, и адекватно отреагировать на изменившиеся обстоятельства жизни. В результате, не успевали оба. Выстрелив в первый раз, Илья сразу же выдернул пистолет из мертвых пальцев, снова развернулся, одновременно уходя с линии огня, которая, правда, так и не возникла, и выстрелил снова. Остальное было уже относительно простым делом. Он успел к Полю раньше, чем тот выхватил из-за спины спрятанное под пиджаком оружие и одним ударом в лоб отправил красавчика в объятия морфея. Все было кончено раньше, чем Зоя успела хоть что-нибудь понять.
— Найди веревку, — жестко приказал Илья, выводя женщину из ступора. — Или шнур, провод… Что-нибудь. Быстро!
Зоя вздрогнула, глянула на него ошеломленно и опрометью выскочила из комнаты. На самом деле, никакая веревка Караваеву не нужна была. Четыре брючных ремня в опытных руках вполне могли заменить ручные и ножные кандалы. Поэтому, когда через пять минут Зоя вернулась, неся в руках шнур от занавесок в спальне и какую-то жалкую веревочку из тех, которыми перевязывают пакеты, все было уже кончено. Поль лежал, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту, трупы его быков обысканы и освобождены от документов, оружия и денег, а сам Илья уже выровнял сбитое «акробатикой» дыхание и перетерпел приступ боли в боку.
— Вот, — показала Зоя свои находки, входя в гостиную.
— Спасибо, — кивнул Илья. — А теперь выпей коньяка, отдышись и иди к Веронике. Сюда не заходи и вообще из детской ни ногой! Это приказ. Ты меня поняла?
— Да, — как-то совершенно по-детски кивнула Зоя.
— Молодец, — похвалил Илья, понимая, что пережитое всего пару минут назад так просто ее не оставит. Ужас еще вернется, и сейчас важно сделать так, чтобы его возвращение не оказалось для Зои фатальным.
Он быстро подошел к столу, налил в первый попавшийся бокал коньяк почти до краев и кивнул на него женщине:
— Пей! И без разговоров!
Она и не спорила. Его тон и властная манера говорить, с которой Зоя еще не сталкивалась, подействовали на нее самым положительным образом. Она не стала ни о чем спрашивать и на трупы не таращилась — «Приходилось видеть?» — а молча подошла к столу, взяла бокал и выпила его залпом. Потом постояла секунду, опираясь на столешницу и мотая головой, словно пытаясь стряхнуть с волос снег или мусор, и, едва только пришла в себя, сразу же схватила оставленную Караваевым пачку «Ахтамара». Но руки не слушались, и Зое пришлось повозиться, чтобы вытряхнуть сигарету. Илья не вмешивался — и правильно, с этим она в конце концов справилась, но тут же вдруг застыла с зажатой в ощутимо дрожащих пальцах сигаретой, словно не зная, что делать дальше.
Караваев щелкнул зажигалкой и дал ей прикурить.
— Еще хочешь? — спросил он, имея в виду коньяк.
— Нет, — мотнула она головой и посмотрела ему в глаза.
Ну что сказать? Все, что она не могла ему сейчас рассказать о своей жизни, и все, о чем хотела бы спросить, но не спросила, все это было в ее взгляде. А остальное Илья вполне мог домыслить и сам.
— Иди, — сказал он. — Разрешаю тебе сходить на кухню, — усмехнулся Илья. — Завари себе чай или кофе свари, и иди к Веронике. И ни о чем не думай, теперь это мои заботы.
— Твои… — Зоя обвела гостиную долгим взглядом, как будто пыталась ее запомнить, или, напротив, вспомнить, потом задержала взгляд на все еще находящемся без сознания Поле и, подойдя к нему вплотную (ей и идти-то, было — два шага сделать), остановилась над ним на мгновение и неожиданно резко и сильно ударила ногой в пах.
Удивительно, как много дел можно сделать за полтора часа. Но это факт, и за полчаса можно успеть не меньше, просто тогда нужно «бежать», а Илья никуда не спешил. Убраться из дома им следовало до рассвета, но «до» не означает немедленно. И, следовательно, времени у них — а значит, и у него — было более, чем достаточно.
Первым делом он убил «пятого». Водитель, как и предполагал Илья, сидел в «Дончаке», курил и слушал какую-то незатейливую современную музыку. Он был настолько уверен в своих комбатантах[26], что даже не следил за подъездом дома. Караваеву не пришлось ни ловчить, ни прятаться. Не надо было только шуметь и совершать резких движений. Последнее было даже важнее первого. Музыка в салоне автомобиля гремела так, что этот рыжий мудак не услышал бы даже перестрелки. А вот на резкое, выбивающееся из фона движение он, пожалуй, мог и среагировать. Но Илья ему такого шанса не дал, и все закончилось, по сути, не успев и начаться. Единственным неудобством оказалось то, что труп пришлось оставить в машине. Ну не тащить же его, в самом деле, через пустынную улицу в дом! Какой-нибудь полуночник вполне мог оказаться в это время у окна. Поэтому Илья только перетащил тело назад и, уложив за задними сидениями, прикрыл найденным тут же брезентом, чтобы Вероника его не увидела и не испугалась.
Уладив таким образом дела на улице, Караваев вернулся в дом и занялся «красавчиком» Полем. Тип этот был тертый, так что, очнувшись после нокаута, наверняка, осознал, в какое дерьмо влип, и естественно попробовал «пободаться». К тому времени, когда Илья вошел в гостиную, «красавчик» успел уже добраться до стола, но освободиться от пут, разумеется, не смог, точно так же, как и вытолкнуть языком кляп, прижатый к губам его же собственным носовым платком. Минуту или две, Илья стоял над ним, ничего не говоря, а, только внимательно рассматривая покрытое потом лицо и бешено вращающиеся глаза, силящиеся вступить с ним в разговор. Потом так же молча вышел из гостиной, прошел в спальню, где на трюмо лежал большой маникюрный набор Зои, и заговорил только тогда, когда снова подошел вплотную к лежащему на ковре Полю.
— Ты даже не представляешь себе, парень, — начал он спокойным повествовательным голосом, открывая на глазах у Поля большой кожаный футляр, — что можно сделать с таким большим мальчиком, как ты, с помощью таких вот маленьких штучек. Тебе будет очень больно, приятель, но, главное, тебе будет очень обидно умирать евнухом, понимая, что все твое геройство напрасно и вполне можно было просто получить пулю в лоб и зря не мучиться. Ты меня понимаешь?
В сущности, на быструю сговорчивость этого типа Караваев не надеялся, и потому совершенно не расстроился, когда, вынув Полю кляп, получил в ответ не благодарность, как следовало бы ожидать, и не согласие на добровольное сотрудничество, а поток банальной брани на четырех языках, включая, и богатый на крепкое словцо русский.
— Ну извини, — сказал он, разводя руки. — Я хотел, как лучше.
«Материал» следовало дожимать. Без настоящей боли, такой человек, как Поль, никогда не поверит, что пытать людей может не только он сам. Ему, «переступившему порог», уже просто трудно было представить, что среди этих других, которых он на самом деле и за людей-то не считал, может найтись вдруг кто-то, кто недрогнувшей рукой и не изменившись при этом в лице, отрежет ему, «красавчику» Полю, яйца и будет с вежливым интересом наблюдать за тем, как он корчится от нестерпимой боли на измазанном кровью бухарском ковре.
— Я же тебя предупреждал, парень, — сказал Илья, тщательно перебинтовав рану и, снова освобождая «клиента» от кляпа. — А ты мне не поверил. За лоха держал.
— Напрасно, — сказал он еще через секунду, закурив и выпуская в потолок дым. — Но ты не надейся. Это были еще цветочки. А умереть я тебе все равно не дам. Отпущу только тогда, когда расскажешь все, что знаешь. Ты меня понял?
Разумеется, теперь Поль все понял правильно. Его пришлось, конечно, еще пару раз «разогревать», но в целом сотрудничал он со «следствием» добровольно и с желанием и в конце концов отдал Илье все, что тот хотел знать, даже такие второстепенные, в общем-то, подробности, как имена, адреса и телефоны. «Увлекшись», он сдал Караваеву даже два пустяковых банковских вклада, которые, впрочем, тоже могли в хозяйстве пригодиться. Но если все же говорить о подробностях, то самой интересной — и ценной в нынешних обстоятельствах Караваева — был адрес «гравера», проживавшего, по случаю, как раз в Петрове. Тщательно обдумав ситуацию — а допрос бывшего «красавчика» в этом совершенно не мешал, — Илья Константинович пришел к выводу, что менять своих планов не будет. Ни к чему возвращать Аспида в мир живых. Карл Аспид умер, и как раз сейчас, в эти самые дни, весть об этом эпохальном событии начала свое «триумфальное шествие» сквозь темные лабиринты маргинального подполья к чутким ушам кровно заинтересованных в этой информации спецслужб доброго десятка стран. Вот и пусть покоится с миром, не тревожа более своим присутствие добропорядочных граждан. Но если так, то и выпутываться из той дерьмовой ситуации, в которую он совершенно неожиданно для себя попал, Караваеву предстояло в одиночку. Это у Карла были не только враги. У него и друзья имелись, или, на худой конец, соратники. У Ильи не было никого, кроме Зои и мален