— Полковник Шуг, — представился между тем казак, чуть склонив голову. — Генерал-полковник Уваров. У нас к вам, господин полковник, неотложное дело.
Николай Евграфович, уж, на что был человек совершенно штатский, хоть и обряженный в форму, да еще к тому же и смертельно усталый, при виде свитского генерала подскочил со стула и попытался вытянуться в струнку. Впрочем, вышло это у него неважнецки, но, как сразу же выяснилось, можно было и не стараться.
— Без чинов! — быстро сказал генерал-полковник вполне еще звучным баритоном и сделал два шага вперед, оставив так и не представленного Стеймацкому штатского у дверей. — К вам, профессор, должен был поступить сегодня один войсковой старшина[4]…
— Войсковой старшина? — переспросил озадаченный вопросом Стеймацкий и беспомощно оглянулся на Синицыну. — Вполне возможно… Вера Анатольевна, голубушка…
Но Синицыной объяснять ничего не пришлось.
— Сейчас, господин полковник, — отчеканила она и опрометью бросилась вон, что при ее росте и комплекции — а Вера Анатольевна была дамой не просто крупной, а очень крупной — выглядело весьма впечатляюще.
— Минуту, господа, — сказал Николай Евграфович, когда за Синицыной с треском захлопнулась дверь. — Сами понимаете… В разгар боев… Мы транспорты в тыл формировать не успеваем, а тут еще…
Он хотел было сказать про бомбежки, но в последний момент решил не касаться этой темы, но зато вспомнил наконец кто здесь хозяин.
— Присаживайтесь, господа, — предложил он, указывая на стулья. — Прошу вас, а про офицера вашего госпожа Синицына сейчас все разузнает. Она здесь старшая сестра, ей и карты, так сказать, в руки.
— Благодарю вас, профессор, — кивнул генерал и посмотрел на штатского. — Присядем?
— Пожалуй, — тихо ответил неназванный по имени человек в светлом партикулярном костюме и первым сел на стоявший у стены стул, а Николай Евграфович вдруг подумал, что мужчина этот должен быть гораздо старше, чем, кажется.
«Просто конституция такая», — неуверенно подумал он, с трудом отрывая взгляд от штатского и переводя его на успевшего между тем присесть к столу генерала.
— Приказать, чаю? — спросил Стеймацкий.
— Спасибо, — так же тихо ответил сразу за всех неизвестный. — Не надо.
«Ну не надо, так не надо…»
Полковник Шуг только хмыкнул и вытащил из кармана золотой портсигар.
— Здесь можно курить? — Спросил, игнорируя стоящую на столе пепельницу, полную окурков, и зажег спичку, только после кивка профессора. — Благодарю вас.
Садиться он не стал, но и стоять, как столб посреди ординаторской не остался, а пошел неторопливо к окну. Закурил и генерал-полковник.
Николай Евграфович с минуту постоял, переводя взгляд с одного на другого, потом мысленно пожал плечами и, взяв со стола початую пачку «Турана», закурил тоже. И только затянувшись, обратил наконец внимание на тот факт, что, кроме них четверых, в ординаторской не было ни души. Куда делись все остальные врачи, он не знал. Возможно, что их не было здесь уже тогда, когда пожаловали гости, но могло случиться и так, что господа армейские лекари — «и дамы», — добавил он про себя, вспомнив об анестезиологе лейтенанте Львовой — просто ретировались, обнаружив, кто посетил их «сумасшедший дом».
Ожидание затянулось, но никто поддерживать разговор не пытался. Молчал и Стеймацкий, сосредоточившись на своей папиросе и пытаясь между делом понять, откуда взялось неприятное чувство, будто все происходящее как-то дурно пахнет. Ответа он, разумеется, не нашел, однако интуиция как ни странно только обострившаяся от усталости и нервного напряжения, его не обманула. Как показали дальнейшие события, все так и обстояло, как примерещилось во время тех длинных минут, в течение которых они в молчании ожидали возвращения Синицыной.
Наконец дверь с шумом распахнулась и в ординаторскую влетела, тяжело дыша, раскрасневшаяся Вера Анатольевна.
— Ну? — Резко обернулся от окна полковник Шуг.
Спросил, как плетью огрел.
— Э… — опешила женщина.
— Я… — начал было полковник, но его перебил штатский.
— Подождите, полковник, — сказал он тихим ровным голосом. — Позвольте мне.
Полковник метнул на него быстрый взгляд, но смолчал, только весь как бы подобрался и подался вперед. А штатский встал со стула, сделал несколько быстрых, но без поспешности шагов к Синицыной и, подойдя почти вплотную, улыбнулся и неожиданно спросил:
— Вас как зовут-величают, сударыня?
— Вера Анатольевна Синицына, — совсем растерявшись, ответила женщина.
— Вы что-то узнали, Вера Анатольевна? — так же мягко продолжил расспросы мужчина.
— Д-да. — Напуганная казачьим полковником женщина, по-видимому, еще не вовсе пришла в себя.
— Итак, что же вам удалось выяснить?
— Войсковой старшина, — пролепетала Синицына.
— Да, — терпеливо кивнул мужчина. — Войсковой старшина.
— Я хотела спросить. — Синицына перевела дух и попыталась сформулировать свой вопрос. — Войсковой старшина… Это, значит, погоны, как у него? — Она испуганно кивнула в сторону полковника и снова посмотрела на штатского. — Да?
— Да, — подтвердил тот. — Такие же только с тремя большими звездами. Вы его нашли?
— Николай Евграфович, — вместо ответа на вопрос Синицына обернулась к Стеймацкому. — Это тот безымянный полковник, которого ночью вертолетчики принесли.
— Какой полковник? — удивился Николай Евграфович, ничего такого не помнивший.
— Что значит, безымянный? — быстро спросил штатский.
— При нем не было документов, — объяснила Вера Анатольевна, беспомощно разводя руками. — Три звезды… Я подумала, полковник.
— Он казак, — коротко ответил на ее недоумение Шуг.
— По армейской табели майор, — кивнул генерал. — Ну или подполковник, если желаете.
— Дальше, — мягко вернул всех к теме разговора штатский. — Почему без документов?
— Они в городе оперировали, — сразу же объяснил Шуг. — Документов мы в таком разе с собой не берем.
— А сопроводительная? — спросил в свою очередь генерал, удивленно подняв бровь.
— Так в том-то все и дело, — раздраженно бросил Стеймацкий, уже сообразивший, в чем тут дело. — Он же без документов был. Перевязали его, я думаю, на месте. Ведь так?
— Да, — подтвердила Синицына. — Не знаю кто, но сделали все правильно и укол морфина… шприц-тюбик там был под повязку засунут… А доставили его, минуя медпункт полка или что там у вас вместо него, и не через эвакоцентр, а прямо сюда на геликоптере.
— И? — штатский в дискуссию не вступал, он гнул свое.
— Он… он в десятой палате.
— Это что-то значит? — сразу же спросил мужчина, по-видимому ухватив особую интонацию Синицыной.
— Не жилец, — коротко ответил Стеймацкий и тяжело вздохнул.
— То есть, вы его не оперировали? — уточнил штатский.
— Нет, — снова коротко ответил Стеймацкий.
— Но он жив?
— Да, — кивнула Синицына и повторила: Он в десятой палате.
— Проводите! — распорядился, вставая со стула, генерал.
«Интересно, — отрешенно подумал Николай Евграфович, выходя вслед за Верой Анатольевной из ординаторской, — чей он родственник?»
Стеймацкий уже смирился с тем, что теперь его заставят оперировать этого, по всей видимости, безнадежного раненого. А то, что раненый безнадежен, профессор не сомневался. Своим врачам он доверял, и, если кто-то из них, осмотрев майора, направил того в десятую палату, ошибка маловероятна. Однако плетью обуха не перешибешь, и будь ты хоть Склифосовский, хоть Пирогов, — высокопоставленным родственникам этого казака медицинские премудрости непонятны и не интересны.
«Заставят оперировать», — окончательно решил Николай Евграфович, но, как оказалось, ошибся.
— Он? — спросил генерал, когда они оказались у постели лежавшего без сознания офицера.
— Так точно, ваше превосходительство, — сразу же ответил Шуг, но генерал, что характерно, смотрел сейчас не на полковника, а на штатского.
— Да, — коротко ответил тот и, подойдя к койке, нагнулся над раненым. — Он.
Секунду мужчина так и стоял, вглядываясь в лицо офицера, обрамленное краями сложной повязки, полностью покрывавшей голову. Затем откинул одеяло, так что стала видна еще одна повязка — на груди, и вдруг быстро пробежал своими длинными пальцами по лицу, шее и левому плечу войскового старшины. Это не было прикосновением нежности, не перкуссия, конечно же. Странно, но у Стеймацкого создалось впечатление — имея в виду эти, какие-то очень точные и даже изящные движения пальцев мужчины — что видит он не что иное, как некий неизвестный ему способ медицинской диагностики.
«Тайская медицина? — подумал он в смущении. — Или корейская?»
— Вы сказали, безнадежен? — спросил мужчина, выпрямляясь и поворачиваясь к Стеймацкому.
— Да, — обреченно ответил Николай Евграфович. — Видите ли…
— Вижу, — кивнул мужчина и обернулся к генералу. — Забираем.
— Что? — буквально вскрикнул полковник Шуг, явно не просто удивленный, а именно что потрясенный репликой штатского, и резко обернулся к генералу. — Что это значит, ваше превосходительство?!
Но Уваров никак не отреагировал на неожиданный взрыв казачьего полковника. Он только кивнул штатскому, как бы соглашаясь с его решением, и, не сказав ни слова, потянул из кармана брюк радиотелефон.
— Сожалею, — вместо генерала сказал штатский. — Вы же слышали, полковник, что нам сказал господин профессор. Не жилец.
— Но… — Полковник явно хотел что-то возразить, однако штатский договорить ему не дал.
— Полковник, — сказал он. — Возьмите себя, пожалуйста, в руки и не вмешивайтесь. Теперь это уже не в вашей компетенции.
— Постойте! — Николай Евграфович неожиданно пришел в себя (его тоже потряс более чем странный оборот дела) и вспомнил наконец что он здесь главный начальник. И про клятву Гиппократа, разумеется, тоже. — Постойте! Что значит забираете? Куда забираете?
Между тем генерал Уваров, не обратив на слова Стеймацкого ровным счетом никакого внимания, точно так же, как перед тем проигнорировал полковника Шуга, активировал связь, поднес радиотелефон к губам и коротко приказал: